Купальская ночь - Вернер Елена. Страница 24

Вчетвером они вышли из отделения, в ажурную тень каштана.

– Идите домой, я попозже подойду, – велел Костя матери и Степе.

Обернулся к Кате и взял ее за руку:

– Пойдем скорее, не хочу здесь.

Перейдя через проезжую часть, они зашли через кованые ворота в прясленский парк. За деревьями, на просвет виднелось зефирное, розовое с белыми колоннами здание дома культуры и рядом с ним качели и аттракцион-паровозик, от которого доносились резкие вопли детворы. Катя попыталась заговорить, но Костя прижал палец к ее губам:

– Давай помолчим. Немного, хорошо?

Катя едва поспевала за его широким, скорым шагом. Он уверенно вел ее за руку мимо баскетбольной площадки и стадиона с трибунами к пустынной части парка за водонапорной башней. За рекой был виден тот луг, где пару дней назад горели купальские костры. Высоко в небе плавилось солнце, на кирпичной пузатой башне старинный флюгер, с латинскими литерами и длинной стрелкой, был спокоен и недвижим. И даже кузнечики замолкли. Сухо и знойно пахло полынью и разнотравьем.

Голоса купающихся доносились откуда-то издалека, но видно не было никого.

Под раскидистой плакучей ивой, ветви которой спускались чуть не до земли, образуя зеленый шатер, Катя не выдержала:

– Куда мы идем?

– Сюда.

Он остановился и резко развернул ее к себе:

– Я думал об этом все время, каждую минуту.

Он взял ее лицо в ладони. Его глаза, раскосые и светлые, стремительно приблизились, и она знала, что будет дальше, но не успела ни обрадоваться, ни испугаться.

И он ее целовал. Нежно, изучающее. Неторопливо. Сначала в губы, потом в синеватые веки, и снова в губы, уже настойчивее. А она отвечала, неумело, и с каждым прикосновением все мягче и податливее.

А потом пошел дождь. Кате так показалось. Большие теплые капли пролились на макушку, на лоб и шею, скатываясь за шиворот.

– Что это такое? – со смехом распахнула она глаза, только чтобы убедиться, что сквозь густую крону небо даже не просматривается, вокруг все такой же погожий день, а влага капает лишь с ветвей.

– Ивы плачут. Ты думала, их плакучими только за вид такой назвали? – И Костя, снова притянув ее к себе так, словно хотел впечататься в нее, поцеловал все еще красноватый носик. А про себя улыбнулся с облегчением, что облезть этому милому носику доведется под его неутомимым вниманием.

Глава 5. Осложнения

Покупатели объявились в субботу ближе к обеду: полковник в отставке, с шарообразным, будто накладным животом, нависающим над ремнем, и его супруга с начесом пергидрольных волос и щедро сдобренной лаком челкой. Ее высокий и куда более командный, чем у мужа, голос сразу заполонил собой все пространство пустого дома.

– А, вы тут прибрали! – с порога заметила она. – Надеюсь, не цену набиваете?

– Люсь… – одернул ее полковник, явно смутившись.

– А что? Я просто хочу сразу прояснить ситуацию. Чтоб потом не было…

– Я тут живу уже несколько дней. А в помойке жить не приучена, – отозвалась Катерина с прохладцей.

– И правильно, – мгновенно сбавила на полтона полковничиха. – Что за дом без порядка?

И она стала расхаживать по комнатам. Зашла и в ту, запертую. Когда она бесцеремонно распахнула дверь, Катерина, сама от себя не ожидая, на миг зажмурилась. Но комната оказалась такой же равнодушной и ничего не помнящей, как и остальные.

Гости все расхаживали по дому, громко переговариваясь (впрочем, говорила только женщина, а муж поддакивал), заглядывая во все углы, ковыряя пальцем штукатурку и решая, что они переделают в первую очередь, а что оставят «на потом».

– Ну, окна переставим. Эту перегородку надо сломать, конечно. Пол…

– Пол хороший, – Катерина решила вступиться. – Нигде не скрипнет.

– Не люблю такой пол, – скривилась дама. – Нет, конечно, снимать его не надо, но вот линолеумом перестелить не мешало бы. Или ковролинчиком. Так-то оно лучше будет. Да?

Полковник пожал плечами, и Катерина по его лицу догадалась, что он не согласен. Она тоже была не согласна, но это не имела никакого значения: когда она продаст дом, он исчезнет из ее жизни.

– А газ, газ-то тут есть?

– Только по улице, – вклинилась Ольга. – Но провести не проблема.

– Все всегда упирается в деньги, – хмыкнула полковая дама. – А так-то проблем вообще нет.

Она продолжила вслух планировать, что они сделают тут, и там, и вон там, и подвела, наконец, итог:

– Да, хатка, конечно, убитая.

Потом они, заглянув в чулан, о котором Катерина и вовсе не вспомнила за все эти дни, вышли во двор. Полковничиха встала как вкопанная перед погребом. Его Катерина помнила всю свою жизнь, и только сейчас подумала, что, пожалуй, этот погреб даже старше дома, построенного дедом. Потому что верхняя его часть, вход и полукруглый короб, постепенно враставший в землю, были сложены из старого кирпича с витиеватой буквой «Т», клеймом цигельни, до революции принадлежавшей местным купцам Тереховым. Из такого же кирпича был отстроен старый корпус фабрики. И Катерина вдруг подумала, что погреб просится на картину, до того он колоритен. Она уже знала, что внутри нет ничего, кроме стекла разбитых банок – все закрутки и соления, консервированные мамой в то лето, растащил кто ни попадя.

– Это что за бункер?

– Погреб.

– Ясно. Снесем, посеем газон, – распорядилась дама. – Только разровнять надо. Бульдозериста-то тут найти можно, нет?

– Можно, можно, – закивала головой Оля.

В голове у Катерины звонко хлопнуло – такой звук иногда издает раскаленная печь, когда от жара лопается кирпич:

– Можно. Но вам это не понадобится.

– Почему это? – вытаращила глаза женщина.

– Я не продам этот дом. Вам.

После этой фразы, да еще с последним уточнением, полковник с женой недоуменно переглянулись. Оля тоже выглядела озадаченной. И только Катя испытала облегчение, и даже улыбнулась.

– Что-то я не поняла, – набычилась дама. – Шуткуете?

Катерина покачала головой.

– Это что, издеваетесь так над нами, что ли? – тут же взвилась она. – Это у вас шутки?

– Никакие не шутки. Вам я дом не продам. Передумала, все. Так что давайте-ка отсюда…

Она сделала небрежное движение кистями рук, тыльной стороной наверх, как гонят курей, и разве только «кшш» не сказала. Тут уже и полковник покрылся краснотой:

– А ну! Ты мне… не это самое! Мы тебе тут кто!

Катерина развела руками, давая понять, что – именно, никто.

– Дырка там, – кивнула она на забор. – С калиткой напряженка, сами знаете. Так что…

Полковник задохнулся и стал ловить ртом воздух, а супруга схватила его за рукав и потащила к дыре в заборе, просыпая изо рта ругательства вполне себе армейские.

Пока в автомобиле за забором не завелся двигатель, и под колесами не хрустнул гравий, Катерина стояла задумавшись. Потом очнулась, оглядела – пока еще – свои владения, провела рукой по шершавой кирпичной кладке погреба.

– Они были такие отвратительные… – пожала она плечами, зная, что Ольге надо хоть что-то пояснить. – Надо поискать покупателей получше. В конце концов, это мой дом, и я продам его тому, кому захочу.

– Жаль, тебя сейчас не видит Алена… – все еще ошарашено пробормотала Оля. – Ты же вся в нее.

– Думаешь?

Катерина улыбнулась. Внутри у нее растаял кусочек ледяного масла, и теперь это масло растекалось солнечно и тепло где-то в груди.

Но уже через час она раскаялась. Вспышка неприязни заставила ее сделать необдуманный поступок. Где ее самообладание? Какое ей дело до этих людей? Ведь она ждала их, оформляла документы, отпуск даже взяла ради этого – чтобы избавиться от дома. А тут вдруг нос воротит.

Катерина не понимала, что с ней творится. Прогнала покупателей. Видит собственного призрака, и что еще хуже, совсем этого не боится. Ольгу она, конечно, в свои видения не посвятила, но и сама чувствовала, что безумие быстро прогрессирует. Как только Дубко отправилась домой, оставив ее одной, Катерина снова увидела девушку. На сей раз заговорить та не пыталась, но и не исчезала. Наоборот, Катерина поняла, что видит ее повсюду. Девушка, юная Катя, маячит рядом, и ее можно увидеть каждую секунду краем глаза, как любую нечисть [4]. Катерина старалась игнорировать, думать о другом, но девушка присутствовала вне зависимости от ее мыслей. Она то прислонялась к стене в другом углу, то переплетала волосы в косу или играла локоном, то отыскивала где-то в своем призрачном безвременье книгу и погружалась в чтение – но неотступно следовала за своим взрослым двойником. Не пугая и в покое не оставляя.