Пламя страстей (Вторая попытка) - Браун Сандра. Страница 15

Ли резко поднялась. Сумочка упала у нее с колен, и содержимое рассыпалось по полу. Трясущимися руками собирая выпавшие вещи, она проговорила:

– Если на сегодня все, то я пойду. Мне надо зайти на работу. Я еще позвоню, но имейте в виду, что все приготовления нужно завершить в воскресенье.

Нетвердой походкой она вышла из клуба домовладельцев и прислонилась к стене, жадно ловя ртом воздух. Значит, Чад в Мексике, тушит пожар на нефтяной скважине. Работа требует большого профессионализма. Она очень опасна, но за нее так хорошо платят. «Господи, – вихрем пронеслось у нее в голове, – опять повторяется все, как с Грегом!»

Немного успокоившись, она медленно побрела по тротуару. И вдруг рассмеялась невеселым смехом: хорошо платят! Да, это квартал роскошных особняков, где живут одни миллионеры. А она-то думала, что он механик, да к тому еще и безработный, и он почему-то не опровергал этого мнения. Постепенно поднявшаяся в ней волна негодования вытеснила чувство тревоги.

Она резко распахнула дверцу автомобиля, с грохотом захлопнула ее и поехала, не разбирая дороги, не глядя по сторонам, не желая знать, которая из этих богатых вилл принадлежит человеку, который обманывал ее или, по крайней мере, не говорил всей правды.

Слезы боли и унижения застилали ей глаза. Будь он проклят! Он держал ее в своих объятиях, осыпал поцелуями, а потом сбежал тушить пожар на какой-то скважине! Да как же такое может быть? Ведь с ним может произойти все что угодно!

– Она остановилась перед светофором, тело ее сотрясали рыдания. Чад знал, как она отнесется к его работе, поэтому скрыл от нее род своих занятий. Он незаметно вкрался ей в душу, вошел в ее жизнь, так что она замирала при одном виде его. Он стал необходим ей, прекрасно отдавая себе отчет в том, что, узнав о его профессии, она не согласится ему принадлежать.

– Я ненавижу его за то, что он лгал мне! Ненавижу! – рыдала она. И, повторяя эти слова, понимала, что лжет себе. Ей было больно сознавать правду, которая становилась все очевиднее с каждой пролитой слезой. Но теперь Ли знала – она безумно влюбилась.

Ему было достаточно одного взгляда на ее замкнутое, суровое лицо, чтобы все понять.

– Тебе сказали!

– Да.

Прошла неделя с тех пор, как ей стало все известно о его работе, но обида и боль не проходили.

– Мне можно войти? – тихо спросил он.

– Нет.

Он вздохнул. Посмотрел на свою ковбойскую шляпу, потрогал пальцем поля.

– Я боялся этого. Боялся, что ты все узнаешь сама, прежде чем я успею тебе что-либо объяснить. – Он устремил на нее пронзительный взгляд своих голубых глаз – в них застыло беспокойство. – Я как раз собирался тебе об этом рассказать.

– Да? Неужели? И когда же?

– Черт возьми! Ведь я знал, как ты отнесешься к человеку с такой опасной профессией!

– И был прав. Поэтому я была бы крайне тебе благодарна, если бы ты ушел.

– Но прежде мы должны поговорить.

– Чтобы ты снова сказал мне какую-нибудь ложь?

– Я никогда не лгал тебе.

– Но и правды не говорил, разве не так?

– Пожалуйста, разреши мне войти! С явной, даже какой-то демонстративной неохотой она отодвинулась, пропуская его в дом. Ей удалось скрыть, какое облегчение она испытала, увидев его живым и невредимым. Он был так красив! Длинные, красиво уложенные волосы, загорелое бронзовое лицо – это все мексиканское солнце! На нем была простая одежда, но джинсы и рубашка накрахмалены, до блеска начищены сапоги.

На Ли тоже были джинсы, правда, кое-где на них виднелись следы краски – она разрисовывала стену в комнате Сары. От частой стирки джинсы потерлись и обтрепались и стали какими-то уж слишком домашними. И свитер на ней тоже был какой-то неуклюжий, и была она босиком. Весь день она ходила с высоко зачесанными волосами, поэтому, придя домой, сразу же распустила их, и теперь они небрежно рассыпались по плечам. Но она не собиралась извиняться за свой вид. Это он должен оправдываться, а не она!

– А где Сара?

– Спит.

– Уже? Ведь нет и пяти.

– Дневной сон перед ужином. Последнее время она какая-то капризная. Мама говорит, у нее режутся зубки.

– Ты была занята?

– Да, – ответила она, опускаясь на диван. Чад сел на край стула и положил шляпу на колени. – В прошлые, выходные я украшала твой дом. – В ее голосе послышалась горечь. – Он очень красив.

– Это ты так хорошо украсила его, – как-то с напряжением произнес он; Ли впервые почувствовала в его голосе нотки раздражения.

– Спасибо. Было так любезно с твоей стороны дать электрикам возможность поработать внутри.

– А ты сама заходила?

– Нет.

– Жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрела мой дом.

– Тогда почему же ты меня не пригласил в гости? – выпалила она. – Почему я должна узнавать о тебе, о твоей работе от посторонних людей, к тому же совершенно случайно? – Она почувствовала, как в ней закипает гнев, и вдруг подумала: «А какое право я имею сердиться на него? Какие у меня могут быть к нему претензии? Да я и видела его считанные разы. Тогда, во время обеда, и два раза дома, вот и все. Так к чему эта сцена ревности?» Она напомнила себе сварливую жену и рассердилась на себя. Закрыв лицо руками, она произнесла:

– Прости, Чад, я не должна на тебя сердиться. Ведь мы с тобой ничем не связаны.

– Ты ошибаешься. Еще как связаны. – При этих словах у нее опустились руки, и она устремила взгляд в его глядящие ей прямо в душу глаза. – Я хотел все тебе рассказать о моей работе в первый же вечер, когда пришел сюда. Я понимал, что тебе это вряд ли понравится. Каждой мало-мальски нормальной женщине это не очень-то приятно, но когда ты рассказала о Греге, я понял, что здесь случай особый.

Он встал со стула, бросил шляпу на журнальный столик и склонился перед ней, взяв ее руки в свои.

– Ли, я не мог рисковать, поэтому промолчал. Я хотел, чтобы ты поближе узнала меня. Если бы все сложилось удачнее, у нас завязались бы более близкие отношения и я непременно бы все тебе рассказал, но тогда я не мог допустить, чтобы у тебя сложилось предубеждение против меня.

– Это так жестоко. Чад.

– Нет. В свое оправдание могу сказать только, что я тебя очень хотел. И сейчас это желание не прошло. – Он взял прядь ее волос и поднес к губам. Не отрывая глаз от ее лица, он медленно провел волосами себе по губам. – Все это время я думал только о тебе, о том, как ты красива, какой восхитительный аромат исходит от тебя. Ли, я ощущал твой вкус на своих губах, помнил, как трепетно твои уста отзывались на мой поцелуй, какой нежной была твоя кожа под моим языком…

«Стоит ему прикоснуться ко мне, и я умру», – с отчаянием подумала Ли. Даже теперь, зная о его профессии, помня о своей клятве никогда не любить мужчину, ставящего работу превыше нее, не желая простить ему ложь, она хотела запустить руку в его волосы, ощутить мускулы под смуглой кожей, пригладить волосы у него на груди, дотронуться.

Крик Сары заставил Ли очнуться, вынырнув из океана поглотившего ее желания.

– Сара, – зачем-то сказала она.

Чад поднялся, пропуская ее, когда она вскочила с дивана и бросилась в спальню. Такая спешка была ни к чему – Сара могла бы немножко подождать, – но она должна была помочь Ли сохранить контроль над собой. Она не может любить его! И не будет!

– Ну-ну-ну, мамочка уже здесь, – приговаривала Ли, переворачивая ребенка.

– Как она выросла! – раздался позади нее голос Чада: его тело нависло над ней, склонившейся над колыбелькой. Он наклонился ниже, чтобы получше разглядеть девочку, и его бедра коснулись спины Ли. Это легкое прикосновение остро напомнило ей о той несостоявшейся ночи любви. Он взялся рукой за перила кроватки, зажав женщину между ними и собой.

– Да, очень. – Ли почувствовала, что голос не слушается ее. – Эта колыбелька ей уже мала, пора переселять ее в отдельную комнату и укладывать в другую кровать. Вот только я забыла попросить папу все там устроить.

– Я сам все сделаю, – сказал Чад. Ли быстро поменяла пеленки. Удивительно, как она еще не уколола ребенка, закалывая подгузник, – так сильно у нее дрожали руки. Она взяла девочку на руки и выскользнула в тот узкий проход, который оставил ей Чад.