Те слова, что мы не сказали друг другу - Леви Марк. Страница 54

Ты присела рядом со мной, на краешек кровати, твои тоненькие пальчики гладят мой лоб. И я больше не боюсь. Ты все время зовешь меня, и я читаю в твоем взгляде, что тебе тоже хочется, чтобы я назвала тебя по имени. В твоих глазах больше нет печали, поэтому мне и приятно, когда ты приходишь. Потом твои пальцы спускаются чуть ниже, и я закрываю глаза. Твоя кожа пахнет моим детством — или, может, твоим? Ты моя дочка, ты моя любовь, сейчас я это знаю и буду помнить еще несколько секунд. Как много мне нужно сказать тебе за эти короткие мгновения! Сердечко мое, я хочу, чтобы ты смеялась, чтобы ты побежала к своему отцу и велела ему больше не плакать, прячась у окна; скажи ему, что я иногда его узнаю, что я знаю, кто он, что я помню, как мы друг друга любили; скажи, что я люблю его снова каждый раз, как он меня навещает.

Доброй ночи, любимая моя девочка, я здесь, и я жду.

Твоя мама».

20

Кнапп ждал их в холле. Томас позвонил ему прямо из аэропорта, чтобы сообщить о приезде. Поздоровавшись с Мариной и обняв друга, он повел обоих в свой кабинет.

— Очень хорошо, что надумала приехать, — сказал он Марине, — ты можешь меня здорово выручить. Сегодня вечером ваш премьер-министр пожалует с визитом в Берлин, а журналистка, которая должна была освещать это событие и торжественный прием в его честь после официальной встречи, заболела. В завтрашнем выпуске газеты мы оставили для этого три колонки; давай-ка быстренько переоденься и беги туда. Текст мне нужен к двум часам ночи, чтобы я успел отдать его на корректуру, а потом в типографию до трех часов. Очень сожалею, что нарушаю ваши планы на этот вечер, если они у вас были, но дело срочное, а газета — превыше всего!

Марина встала, попрощалась с Кнаппом, чмокнула Томаса в лоб и шепнула ему на ухо, перед тем как исчезнуть:

— Arrivederci, дурачок!

Томас извинился перед Кнаппом и догнал ее в коридоре:

— Слушай, ты вовсе не обязана стоять перед ним на задних лапках! Мы же собирались поужинать вдвоем!

— А ты разве не стоишь перед ним на задних лапках? Вспомни, в котором часу вылетает твой самолет на Могадишо? Томас, ты же сам тысячу раз говорил мне: работа прежде всего, разве не так? Завтра тебя уже здесь не будет, и кто знает, когда ты вернешься. Так что заботься о себе. Если судьба окажется к нам благосклонна, наши жизни в конце концов где-то пересекутся.

— Возьми хотя бы ключи от моей квартиры и напиши статью дома.

— Мне будет удобней в гостинице. Думаю, что у тебя я не смогу сосредоточиться, слишком уж соблазнительно посещение твоего «палаццо».

— Ну, это у тебя много времени не займет, там всего одна комната.

— Ты действительно мой любимый дурачок — я ведь имела в виду соблазнить тебя, глупый! В следующий раз, Томас, — это если я передумаю — я позволю себе удовольствие разбудить тебя, позвонив в твою дверь. До скорого!

И Марина удалилась, помахав ему на прощание.

— Как у тебя, все в порядке? — спросил Кнапп, когда Томас вернулся в кабинет, сердито захлопнув за собой дверь.

— Ну ты даешь! Я прилетаю в Берлин с Мариной всего на одну ночь, последнюю перед отъездом, а у тебя тут же находится предлог, чтобы отнять ее у меня. Думаешь, я поверил, что у тебя не было никого другого под рукой? Что с тобой случилось, скажи ради бога! Может, она тебе нравится и ты ревнуешь ее ко мне? Может, тебя так душит честолюбие, что, кроме своей газеты, ты уже ничего не видишь? Может, хочешь сам провести со мной вечер?

— Все сказал? — спросил Кнапп, возвращаясь на свое место за письменным столом.

— Ну признайся, что ты редкостный пакостник! — яростно продолжал Томас.

— Я сильно сомневаюсь, что мы с тобой проведем этот вечер вместе. Сядь-ка в это кресло, мне нужно с тобой поговорить, а с учетом того, что я хочу сообщить, тебе лучше выслушать это сидя.

Парк Тиргартена был погружен в вечерний полумрак. На его мощеные дорожки лился тусклый желтоватый свет старинных фонарей. Джулия подошла к каналу. На берегу озера лодочники сцепляли вместе свои суденышки. Она свернула к той опушке, где находился зоосад. Чуть дальше через реку перешагивал мост. Джулия побрела прямо по лесу, не боясь заблудиться, словно каждая тропинка, каждое дерево в этом парке были ей хорошо знакомы. Теперь перед ней высилась колонна Победы. Она обошла круглую площадку, и ноги сами понесли ее к Бранденбургским воротам. Внезапно Джулия остановилась: она узнала место, где очутилась. Почти двадцать лет назад за поворотом этой аллеи находилась часть Стены. Именно тут она впервые увидела Томаса. А сегодня под липой стояла самая обыкновенная скамья для посетителей парка.

— Я так и знал, что найду тебя здесь, — произнес голос у нее за спиной. — Походка у тебя совсем не изменилась.

Джулия вздрогнула, у нее замерло сердце.

— Томас!

— Даже не знаю, что положено делать в таких случаях — пожимать друг другу руки, обниматься? — нерешительно сказал он.

— Вот и я не знаю, — ответила она.

— Кнапп сообщил мне, что ты в Берлине, но он не знал, где именно, и я сначала подумал, не обзвонить ли мне все молодежные хостелы, но их теперь в нашем городе такая уйма… И тогда я сообразил, что, скорее всего, ты придешь сюда.

— Голос у тебя прежний, только чуточку ниже, — сказала Джулия, улыбаясь дрожащими губами.

Он шагнул к ней.

— Если хочешь, я могу вскарабкаться на это дерево и спрыгнуть вниз вон с той ветки — это примерно та же высота, с которой я тогда упал в твои объятия.

Он сделал еще один шаг и обнял ее.

— Время прошло так быстро, а шло так медленно, — сказал он, и его руки сжали ее еще крепче.

— Ты плачешь? — спросила Джулия, гладя его по щеке.

— Нет, просто пылинка в глаз попала… а у тебя?

— А у меня ее сестра-близняшка; глупо, правда? Ведь никакого ветра и в помине нет.

— Тогда закрой глаза, — попросил Томас.

И он знакомым, давним движением легко обвел кончиком пальца губы Джулии, а потом коснулся поцелуем ее век.

— Это был самый чудесный способ пожелать мне доброго утра.

И Джулия приникла щекой к шее Томаса.

— И запах у тебя все тот же, я так и не смогла его забыть.

— Пойдем, — сказал он, — уже холодно, ты вся дрожишь.

Томас взял Джулию за руку и повел в сторону Бранденбургских ворот.

— Ты ведь была сегодня в аэропорту?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Почему не окликнула меня?

— Наверное, потому, что не очень-то хотела знакомиться с твоей женой.

— Ее зовут Марина.

— Красивое имя.

— Это моя подруга, мы связаны эпистолическими отношениями.

— Хочешь сказать — эпизодическими?

— Что-то вроде этого; знаешь, я ведь по-прежнему слабо владею твоим языком.

— Да нет, ты справляешься совсем неплохо. Выйдя из парка, они пересекли площадь.

Томас подвел ее к террасе кафе. Они сели за столик и долго молча глядели друг на друга, не в силах найти нужные слова.

— С ума сойти, ты совсем не изменилась, — сказал наконец Томас.

— О нет, за эти годы я здорово изменилась, уверяю тебя. Посмотрел бы ты на меня утром, сразу бы понял, сколько лет прошло.

— Мне это не нужно, я считал каждый из них.

Официант откупорил бутылку белого вина, заказанного Томасом.

— Томас, я хочу, чтобы ты знал… насчет твоего письма…

— Кнапп мне все рассказал о вашей встрече. Н-да, твой отец вел себя достаточно последовательно!

Он поднял бокал и легонько чокнулся с Джулией. Какая-то пара остановилась возле них, любуясь красотой колоннады.

— Ты счастлива? Джулия молчала.

— Что у тебя хорошего в жизни? — спросил Томас.

— Вот сижу в Берлине, с тобой, и так же ничего не понимаю, как двадцать лет назад.

— Почему ты приехала?

— У меня же не было твоего обратного адреса. Твое письмо шло ко мне целых двадцать лет, я перестала доверять почте.