Ходячий замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн. Страница 36

Тут сверху послышалось некоторое количество томительных стенаний, охов и вздохов. Софи не обратила внимания: она говорила с собакой. За охами и вздохами последовал долгий заливистый кашель, сменившийся еще более томительными стенаниями. Софи снова не обратила на это внимания. Тогда вместо кашля послышалось душераздирающее чихание, от которого затряслись и окно, и все двери. Пропустить подобное мимо ушей было трудновато, но Софи это удалось. Ту-ту-пруууууууууууууу! – высморкался чародей. Прямо как фагот в туннеле. Снова послышался кашель, перемежаемый стенаниями. Затем вступил громоподобный чих, прекрасно сочетавшийся со стенаниями и кашлем, и вскоре симфония достигла крещендо, в котором Хоул умудрялся одновременно чихать, кашлять, сморкаться, стенать и тихонько подвывать. Двери тряслись, балки под потолком дрожали, а одно Кальциферово полено выкатилось из очага.

– Ладно, ладно, поняла намек! – пробурчала Софи, швыряя полено обратно в огонь. – На очереди зеленая слизь. Кальцифер, не отпускай, пожалуйста, собаку никуда. – И она поплелась вверх по лестнице, громко ворча: – Одна беда с этими чародеями! Можно подумать, до него никто не простужался! Ну что, что стряслось? – спросила она, проковыляв в открытую дверь спальни Хоула по засаленному ковру.

– Умираю от скуки, – жалостно объявил Хоул. – А может, просто умираю.

Он распростерся на грязных серых подушках самого нищенского вида, укрывшись чем-то вроде лоскутного одеяла – только все лоскутки были одного пыльного цвета. В складках полога над кроватью сновали его обожаемые паучки.

Софи пощупала чародею лоб.

– Ну да, жар у вас есть, – неохотно признала она.

– Я в беспамятстве, – сообщил Хоул. – Перед глазами у меня плавают пятна.

– Это пауки, – вздохнула Софи. – А чего вы колдовством не вылечитесь?

– Потому что от простуды заклятий нет, – горестно ответствовал Хоул. – У меня все в голове так и кружится – или это у меня голова кругом идет вокруг всего. Никак не могу разобраться в условиях Ведьминого проклятья. Вот уж не думал, что она так ловко меня подловит. Скверно, когда подлавливают, хотя до сих пор все, что случилось на самом деле, я совершил сам. Теперь вот жду, когда произойдет все остальное.

Софи вспомнила загадочные стихи.

– Что остальное? – уточнила она. – «Как мне прошлое вернуть»?

– Тоже мне вопрос, – отозвался Хоул. – И мое собственное, и чье угодно – оно ведь никуда не девается. При желании я мог бы сыграть злую фею на собственных крестинах. Может быть, я так и поступил, в этом-то и беда. Нет, теперь я жду всего трех вещей: сирен, мандрагоры и ветра в поле, который подгоняет добру волю. И еще седины, наверное, – только вот не стану я снимать заклятье и смотреть, не начал ли я седеть. Осталось всего три недели до того, как все это должно сбыться, и тогда Ведьма получит меня с потрохами. Между прочим, в канун Середины лета собирается регбийный клуб, и уж туда-то я попаду. А все остальное давно уже произошло.

– Вы имеете в виду падучую звезду и что честных женщин в мире нет? – спросила Софи. – Вы так себя ведете, что ничего удивительного. Миссис Пентстеммон говорила мне, что вас влечет на пути зла. И она была права, так ведь?

– Непременно надо пойти на ее похороны, чего бы это мне ни стоило, – грустно сказал Хоул. – Миссис Пентстеммон всегда думала обо мне слишком хорошо. Ее ослепило мое обаяние. – Софи не знала, слезы ли льются у него из глаз, но не могла не заметить – он опять увиливает.

– Я говорила о том, что вы все время бросаете дам, стоит им вас полюбить, – напомнила она. – Зачем вы так поступаете?

Хоул протянул трясущуюся руку к пологу над кроватью.

– За это я и люблю паучков, – заявил он. – Раз не получилось – пробуй еще, и еще, и еще… Вот я и пробую, – сказал он очень горько. – Сам виноват – несколько лет назад я заключил одну сделку и теперь вряд ли способен на настоящую любовь.

Тут уж у Софи не осталось сомнений, что из глаз у Хоула льются настоящие слезы. Ей стало его жалко.

– Ладно вам, не плачьте…

Снаружи заскреблись. Софи обернулась и увидела, что человек-пес, изогнувшись дугой, просачивается в дверь. Она вскочила и ухватила его за рыжую шкуру – ведь он наверняка пришел покусать Хоула. Но пес всего-навсего прижался к ее ногам, отчего Софи пришлось опереться об облезлую стену.

– Это еще что такое? – поразился Хоул.

– Моя новая собака, – сказала Софи, вцепившись в курчавую шерсть.

От стены ей было хорошо видно окно. Оно должно было выходить во двор, но вместо груд всякого хлама за ним виднелся аккуратный зеленый садик с металлическими качельками. Заходящее солнце алым и синим вспыхивало в каплях дождя на качелях. Софи увидела, как по мокрой траве бежит Мари, племянница Хоула. Сестра Хоула, Меган, бежала за дочерью. Она наверняка кричала, что Мари нельзя садиться на мокрые качели, но слышно не было ни звука.

– Это и есть страна под названием Уэльс? – спросила Софи.

Хоул рассмеялся и хлопнул по одеялу. Пыль поднялась, как дым от костра.

– А чтоб эту псину! – прохрипел он. – Я дал себе слово, что не позволю вам глазеть в это окно, пока вы тут!

– Да что вы говорите? – произнесла Софи и отпустила пса – вдруг он таки укусит Хоула? Однако пес тут же стал тереться о ее ноги, уговаривая выйти прочь. – Выходит, все эти песни и пляски были просто так, придурь? Могла бы и сама догадаться.

Хоул откинулся на подушки. Вид у него был униженный и оскорбленный.

– Иногда, – протянул он укоризненно, – вы говорите совсем как Меган.

– Иногда, – отозвалась Софи, выгоняя собаку из комнаты и удаляясь, – я понимаю, как Меган дошла до жизни такой.

И она захлопнула дверь к паукам, пыли и качелям – захлопнула с оглушительным грохотом.

Глава пятнадцатая,

в которой Хоул отправляется на похороны, изменив свою внешность до полной неузнаваемости

Когда Софи снова уселась шить, человек-пес улегся, придавив ей ноги. Наверное, он надеялся, что ей будет легче снять с него заклятье, если он все время будет рядом. Когда в комнату ворвался рыжебородый здоровяк с целым ящиком всякой всячины и, сбросив бархатный плащ, превратился в Майкла – тоже с ящиком всякой всячины, – человек-пес поднялся и завилял хвостом. Он разрешил Майклу погладить себя и даже потрепать за уши.

– Вот бы он у нас остался, – обрадовался Майкл. – Всю жизнь хотел собаку.

Хоул услышал голос Майкла. Он величественно сошел по лестнице, завернувшись в свое бурое лоскутное одеяло. Софи отложила шитье и предусмотрительно придержала пса. Однако теперь пес решил быть учтивым и с Хоулом тоже. Он не возражал, когда Хоул выпростал из-под одеяла руку и почесал ему загривок.

– Ну? – просипел Хоул, добыв себе еще платков и при этом подняв тучи пыли.

– Все купил, – ответил Майкл. – Хоул, нам страшно везет. В Маркет-Чиппинге продается магазинчик. Там раньше была шляпная лавка. Может, перенесем замок туда, как вы думаете?

Хоул уселся на высокий табурет, словно римский сенатор в тоге, и задумался.

– Смотря сколько за него просят, – сказал он. – Передвинуть туда портхавенский вход было бы очень соблазнительно. Только не так-то это просто, потому что придется перенести Кальцифера. Ведь на самом-то деле Кальцифер находится как раз в Портхавене. Что скажешь, Кальцифер?

– Переносить меня – предприятие деликатное и трудоемкое, – протянул Кальцифер. При этой мысли он даже побледнел на несколько тонов. – Сдается мне, лучше оставить меня, где есть.

Значит, Фанни продает лавку, думала Софи, пока все прочие обсуждали переезд. И Хоул еще говорит про собственную хваленую совесть! Но больше всего ее занимало странное поведение пса. Хотя Софи уже много раз говорила ему, что не может снять с него заклятье, уходить он явно не хотел. И Хоула кусать не собирался. Вечером и наутро он охотно пошел вместе с Майклом побегать по Портхавенским Топям. Судя по всему, пес стремился стать членом семьи.

– На твоем месте я бы вернулась в Верхние Горки, чтобы поймать Летти врасплох, – втолковывала ему Софи.