Ходячий замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн. Страница 6

– Не бойся, старушка, – успокоила Софи свое отражение. – Вид у тебя здоровый. К тому же это больше отражает твою подлинную сущность.

Она обдумала свое положение – совершенно спокойно. Все кругом сделалось тоже совершенно спокойным и каким-то далеким. Софи даже не особенно сердилась на Болотную Ведьму.

– Само собой, если представится случай, надо будет с ней поквитаться, – сказала себе Софи. – Но если уж Летти и Марта согласны быть друг дружкой, я тоже смогу пока что пожить в таком виде. Только здесь мне оставаться нельзя. У Фанни будет удар. Так. Это серое платье вполне годится, но надо еще взять с собой шаль и что-нибудь поесть.

Софи подковыляла к двери лавки и аккуратно повесила на нее объявление «Закрыто». Суставы у нее скрипели на ходу. Идти приходилось согнувшись и медленно. Однако Софи было приятно обнаружить, что она очень крепкая старуха. Она не чувствовала ни малейшей слабости – только скованность. Софи проковыляла за шалью и накинула ее на голову и плечи, как носят старухи, а потом зашаркала в дом, взяла там кошелек с несколькими монетками и немножко хлеба с сыром. Она вышла за порог, тщательно спрятав ключ в условленном местечке, и заковыляла по улице, дивясь собственному спокойствию.

А не сходить ли попрощаться с Мартой, подумала Софи. Однако даже представить себе, что Марта ее не узнает, было невыносимо. Софи решила, что напишет сестрам, как только доберется туда, куда идет, и зашаркала через Ярмарочный луг, и через мост, и дальше, в поля за рекой. Был теплый весенний денек. Даже став старой каргой, Софи, как выяснилось, не утратила способности радоваться пейзажу и майским ароматам живых изгородей, – правда, пейзаж был какой-то нечеткий. Спина у нее начала болеть. Софи упрямо ковыляла вперед, однако палка бы ей совсем не помешала. Она поглядывала на заборы – не найдется ли там расшатавшейся жердины.

Судя по всему, глаза у нее были уже не те, что прежде. Ей показалось, будто она видит впереди какую-то палку или шест, но стоило ей дойти до него, как выяснилось, что это нижний конец старого пугала, которое кто-то выбросил в кусты. Софи подняла пугало. Вместо лица у него была увядшая репа. Софи почувствовала определенное душевное родство с беднягой. Она не стала разбирать пугало и отнимать у него палку – наоборот, воткнула его между ветками, и вот пугало лихо замаячило у дороги, а дырявые рукава на палках-руках так и развевались над кустами.

– Ну вот, – кивнула Софи, и надтреснутый старушечий голос немало ее позабавил, потому что внезапно разразился надтреснутым старушечьим хохотком. – Ни на что особенное мы с тобой уже не годимся. Правда, дружище? Может быть, если я пристрою тебя там, где тебя все видят, ты и вернешься на свое поле. – Она заковыляла дальше, но тут у нее возникла одна мысль, и пришлось возвратиться. – И если бы я не была обречена на неприятности исключительно по семейным обстоятельствам, ты бы сейчас ожил и помог бы мне найти свое счастье, – сообщила она пугалу. – Но я все равно желаю тебе, дорогое Пугало, удачи.

Уходя прочь, она еще немного похихикала. Ну и что, если у нее теперь не все дома? Со старушками такое случается сплошь и рядом.

Палку себе она нашла примерно через час, когда присела на кочку передохнуть и поесть хлеба с сыром. Из живой изгороди у нее за спиной доносился какой-то шум: придушенный визг, а следом отчаянные рывки, от которых с веток облетали майские цветочки. Софи подползла на костлявых коленях поглядеть сквозь листья, цветы и колючки в гущу разросшейся живой изгороди и обнаружила там тощего серого пса. Пес попал в ужасную ловушку: в обвязанной вокруг его шеи веревке каким-то образом запуталась палка, и эта палка намертво застряла между двумя ветками, так что пес едва мог двигаться. Он уставился безумными глазами прямо в любопытное лицо Софи.

Девушкой Софи боялась собак. Даже теперь, став старушкой, она здорово перепугалась, заметив два ряда белых клыков в оскаленной пасти зверя. Но она сказала себе: «В моем нынешнем положении уж об этом-то беспокоиться не следует», – и нащупала в кармане ножницы. Протянув руку с ножницами в глубь куста, она попыталась разрезать веревку на шее пса.

Пес совсем ошалел. Он отшатнулся от нее и оскалил зубы. Но Софи храбро продолжала кромсать веревку.

– Ты умрешь от голода или задохнешься, дружище, если не дашь мне ее разрезать, – сказала она псу надтреснутым старушечьим голоском. – Честно говоря, я думаю, что кто-то уже пытался тебя задушить. Может, от этого ты и не в себе.

Веревка была обмотана вокруг собачьей шеи очень туго, а палка ужасно запуталась. Щелкать ножницами пришлось довольно долго, но наконец веревка распалась надвое, а пес выбрался из западни.

– Хочешь хлебца с сыром? – спросила тогда Софи. Но пес только рыкнул на нее, протиснулся к противоположной стороне живой изгороди, вылез из кустов на волю и крадучись удалился. – Тоже мне благодарность! – проворчала Софи, потирая занемевшие руки. – Но ты мне все равно подарочек-то оставил! – Она вытянула из кустов злополучную палку и обнаружила, что это самая настоящая трость, прекрасно отполированная и с кованым наконечником. Софи доела хлеб и сыр и отправилась дальше. Склон становился все круче, и трость оказалась очень кстати. Софи бодро ковыляла вперед, болтая на ходу с тростью. В конце концов, старушки часто разговаривают сами с собой.

– Ну вот, уже две встречи, – бурчала она, – и хоть бы какая-нибудь волшебная награда. Хотя ты-то – хорошая палка. Ты не думай, я не брюзжу. Просто мне наверняка предстоит и третья встреча – не знаю, волшебная ли. По правде говоря, я настаиваю – мне полагается еще одна встреча! Интересно, что это будет.

Третья встреча произошла к концу дня, когда Софи зашла уже довольно далеко в холмы. По выгону навстречу ей шел, насвистывая, какой-то деревенский житель. Вот пастух, решила Софи, он возвращается домой после работы. Это был ладный парнишка лет сорока. «Ну и ну! – сказала себе Софи. – Еще нынче утром я бы решила, что он старик! Надо же, все, оказывается, зависит от того, как посмотреть!»

Когда пастух увидел бормочущую себе под нос Софи, он предусмотрительно посторонился, попятившись аж до дальнего конца выгона, и очень-очень сердечно окликнул ее:

– Вечер добрый, матушка! Куда путь держите?

– Матушка? – удивилась Софи. – Я вам не матушка, молодой человек!

– Это такое выражение, – испугался пастух, прижимаясь к ограде и на цыпочках двигаясь вниз по склону. – Я всего-навсего хотел учтиво поинтересоваться, далеко ли вам еще идти, ведь уже скоро вечер, а вы все в пути. Вам же никак не поспеть в Верхние Горки до заката, правда?

Софи это в голову не приходило. Она остановилась на тропе и задумалась.

– Не важно, – сказала она, обращаясь отчасти к себе самой. – Когда отправляешься на поиски счастья, становится не до мелочей.

– Да что вы говорите, матушка! – воскликнул пастух. Он уже миновал Софи, и от этого ему явно полегчало. – Тогда желаю вам всяческих успехов, матушка, если, конечно, ваше счастье не имеет касательства к тому, чтобы наводить порчу на чужой скот! – И он двинулся вниз по склону – очень широкими шагами, почти бегом, но не совсем.

Софи возмущенно поглядела ему вслед.

– Подумать только – он решил, будто я ведьма! – поделилась она с тростью. Ей даже захотелось пугнуть пастуха, крикнув ему вслед какую-нибудь гадость, но это было бы с ее стороны как-то нехорошо. Софи двинулась вверх по холму, бормоча себе под нос. Вскоре изгороди кончились, начались голые бугры, а дальше открылась вересковая пустошь, за которой виднелись крутые уступы, поросшие желтой шуршащей травой. Софи мрачно шла вперед. Узловатые старые ноги сильно разболелись, и спина тоже, и колени. Софи так утомилась, что перестала бормотать и просто тащилась вперед, задыхаясь, пока солнце не зависло над самым горизонтом. И вдруг Софи отчетливо поняла, что ей больше ни шагу не ступить.

Она плюхнулась на камень у дороги, недоумевая, что же теперь делать.

– Никакого счастья мне сейчас не нужно, кроме удобного кресла! – выдохнула она.