Как не потерять работу - Романова Галина Львовна. Страница 93

В конце концов, дразнящие запахи похлебки сделали свое дело. Я рассердился — имею я право на нормальный ужин или нет? И это моя камера, а не проходной двор, так что пусть выметаются.

— Ну, — взявшись за ложку, не спеша принялся за еду, — и чего пришел? Обсудить первое выступление?

Про себя, откровенно говоря, я загадал: если палач разозлится и попытается кулаками поучить меня уму-разуму, сошлюсь на инквизицию. Мол, я уже морально созрел для подачи прошения, хотел написать заявление после ужина и в самом деле так и сделаю — судьба-а-а! — а заодно наябедничаю на палача. А если он проглотит это наглое поведение, попробую обнаглеть еще немного и проверить, как далеко мне можно зайти. Даже при самом неблагоприятном раскладе — у меня пожизненное заключение, помирать предстоит в темнице, так не все ли равно когда?

— Ты… вы… это, — похоже, палач «проглотил» оскорбление, — заработать хочешь?

От неожиданности я онемел по-настоящему и, не перебивая, выслушал сбивчивый рассказ.

Каждому городу необходим некромант — это аксиома. Смерть — слишком могущественная богиня, чтобы можно было просто так сбрасывать ее со счетов. Кроме того, упыри и прочая нежить — так сказать, объективная реальность, в существовании которой сомневаться не приходится. С нежитью, нечистью и некоторыми другими агрессивно настроенными чудовищами и приходится бороться некромантам и ведьмакам — и это главная причина, по которой инквизиция до сих пор не извела всех магов на корню. Ибо не со всем можно справиться, вооружившись лишь одной молитвой.

А город Добрин немалый, кстати сказать, городок в одночасье остался без всех некромантов. Мэтр Йож Белла уехал в неизвестном направлении и объявлен в розыск, его дом конфискован. А мэтр Дубин Твист с незадачливым племянником сидят в тюрьме в одной из соседних камер. И когда еще пришлют нового на замену — неизвестно. Инквизиция будет строго проверять любую кандидатуру, так что назначение нового специалиста может затянуться на полгода, а то и на год. А жизнь-то не стоит на месте! Люди продолжают умирать, нежить продолжает свои дела… упыри опять же на пустыре никуда не делись… Вот и получилось, что на ближайших к новому кладбищу улицах по ночам уже некоторое время творится невесть что. А именно, стали пропадать собаки. И добро бы просто исчезали — нет, разорванные в клочки останки несчастных тварей потом находили на дворе или за воротами.

Люди говорили разное, но все сходились на одном — орудует упырь. С чего это упырю понадобилось убивать только собак, неизвестно. Но даже дети знают — если завелась какая-то тварь, то, покончив с псами, она потом непременно станет нападать на людей. Жители трех лишившихся собак улиц уже подавали прошение, но поскольку в Добрине временно не было некроманта, то их просьба так и осталась без ответа. А поскольку палач неофициально мог заниматься ворожбой и даже приторговывать «деталями» казненных — глазные яблоки, языки, другие внутренние органы входили в состав некоторых некромантских снадобий, — то, отчаявшись добиться защиты от властей, горожане пошли на поклон к нему. И тут он вспомнил, что у него «в закромах» сидит настоящий, так сказать, готовый к употреблению некромант. И мне предлагалось за определенную плату избавить город от странного собакоеда.

— Сколько? — проглотив то, что было во рту, поинтересовался я.

— Десять грошей.

— Пять, — отправив в рот еще ложку, возразил я. — Пять злотых. Два — аванс, еще три — после работы.

— Да ты чего? — У палача отвисла борода. — Куда так много? Да сам мастер Твист больше трех злотых за изгнание упырей не брал никогда!

— А за конспирацию? А надбавка за риск? Вы, уважаемый, государственный работник. Вас заменить практически некем. — Палача действительно нельзя было сместить с занимаемой должности никаким указом. Он мог уйти только сам, да и то лишь после того, как представит своего преемника. — А я всего-навсего заключенный. Таких, как я, пруд пруди! Если все откроется, по шее получу я — в лучшем случае аршин пеньковой веревки, а в худшем — костер. Так что пять злотых — это еще скромно! А не нравится — я вообще не работаю!

С этими словами я отвернулся от собеседника и вплотную занялся ужином. А то остынет еще — давись потом комками жирной требухи.

— И еще, — окликнул я палача, — мне нужны мои инструменты.

— Чего? — Тот, судя по звуку, споткнулся о порог.

— Инструменты, — повторил я, не спеша оборачиваться и смотреть, во что он там врезался лбом. — Книги, свечи, амулеты… Ну и вообще… остальное!

— Так оно же того… опечатано! В хранилище!

— Ничего не знаю. — Я помахал в воздухе ложкой. — Без своих вещей даже из камеры не выйду. Пока!

На какой-то миг показалось, что сейчас палач кинется меня душить — за спиной послышалось оч-чень многообещающее сопение. Но оно прервалось так же быстро, как и началось, — что значит профессиональная выдержка! — после чего работник клещей и дыбы исчез, хлопнув дверью. Наверное, боялся, что я еще что-нибудь закажу.

В назначенный час мы вдвоем спокойно прошли мимо часовых из ворот городской тюрьмы. То есть вышли-то палач со своим помощником — пройтись по трактирам, промочить горло после трудового дня. Уже стемнело, немного похолодало, и помощник кутался в длинный плащ, натянув капюшон на лицо. На самом деле этим «помощником» был я, а парень остался нас прикрывать на случай, если отлучившегося «по делу» заключенного внезапно хватится тюремное начальство: «Вот ей-же-ей, господарь начальник! Только что тут сидел! Откуда я знаю, куда он девался? Может, через дыру в отхожем месте проскользнул?.. Некромансеры — народ склизский, я, что ли, не знаю? Так и есть — смылся, чтоб ему пусто было!»

Настроение у меня было одновременно приподнятое и подавленное. Хотелось плясать и петь — и материться в голос, вымещая досаду на всем, что подвернется под руку. Я просидел в подземелье около четырех седмиц, на воле успело наступить настоящее лето. Даже здесь, в городе, до одури пахло зеленью, свежестью, влагой недавно прошедшего дождя, цветами и еще чем-то манящим, пряным и сладким одновременно. А яркие краски!.. А звуки, голоса, люди на улицах! Как же я отвык от всего этого! Я был пьян без вина и еле сдерживался, чтобы не выдать себя. А так хотелось… Бесы, как же неохота было даже думать о том, что через несколько часов мне придется возвращаться в темную вонючую камеру, где уже каждый камень в кладке знаком до трещинки! Пожалуй, даже идея пополнить ряды инквизиторов уже не казалась такой страшной по сравнению с перспективой всю оставшуюся жизнь проторчать там!

По пути мы с палачом, мастером Вздыней, выработали кое-какой план. То есть идея была моя, а мастер Вздыня упирался, спорил и согласился подыгрывать мне только до тех пор, пока что-то будет получаться. После первого же прокола командование он собирался взять на себя, но замолк после того, как я решительно направился к корчме.

Время было уже позднее — в Больших Звездунах в это время суток уже даже в центре города в будний день не найдешь открытого питейного заведения, тем более на окраине. Но Добрин намного больше, тут другие нравы. И все-таки корчма уже закрывалась, вышибала как раз заканчивал выносить на свежий воздух тех, кто заснул и на своих двоих покидать помещение отказывался. Дверь распахнулась прямо перед нашими носами. От неожиданности вышибала выронил транспортируемое к забору тело. Тело рухнуло на порог, не издав ни звука.

— Спасибо! — вежливо сказал я, перешагнул через оное и ступил в полутемный зал. Тут было душно, пахло потом, вином, жареной курятиной, семечками и почему-то яблочным соком. — Добрый вечер! Пива! И живее!

Корчмарь уже открыл рот, чтобы возмутиться, но узнал мастера Вздыню и сдулся. Палачам действительно по закону должны были поставлять продукты бесплатно, а уж про выпивку и говорить нечего. Я с наслаждением стянул с головы капюшон, крутя шеей, — пришлось идти, глядя почти постоянно в землю, чтобы случайно не столкнуться с теми, кто знал помощника палача в лицо. Одежка-то была с его плеча, мало ли!