Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки. Страница 57
К моему великому облегчению, дверь отворила не особа в чепчике с лентами, а лакей, сообщивший мне, что приехал доктор и все еще сидит, запершись, с леди Вериндер. Мистер Брефф, стряпчий, также приехал с минуту назад и ждет в библиотеке. Меня провели в библиотеку и просили обождать. Брефф, казалось, был удивлен, увидев меня. Он семейный стряпчий, и мы не раз встречались с ним в доме леди Вериндер. Я с огорчением должна сказать, что он дожил до седых волос, занимаясь мирскими делами. В деловые свои часы этот человек был избранным пророком Закона и Маммоны, а в свободные часы одинаково был способен прочесть роман и разорвать брошюру.
— Вы приехали сюда на жительство, мисс Клак? — спросил он, взглянув на мой саквояж.
Открыть ему то, что лежало в моем драгоценном саквояже, значило бы просто вызвать поток нечестивых слов. Я унизила себя до его уровня и объяснила, по какому делу приехала сюда.
— Тетушка сообщила мне, что собирается подписывать свое завещание, — ответила я. — Она была так добра, что просила меня быть одной из свидетельниц.
— А! Ну что ж, мисс Клак, вы вполне годитесь для свидетельницы. Годами вы давно уже совершеннолетняя, и вы не имеете ни малейшего денежного интереса в завещании леди Вериндер.
Ни малейшего денежного интереса в завещании леди Вериндер! О, с какой признательностью услышала я это! Если бы тетушка, обладая тысячами, вспомнила и бедную меня, для которой даже пять тысяч значат очень много, и если бы мое имя появилось в завещании в связи с маленьким наследством, — мои враги могли бы еще усомниться в причине, заставившей меня привезти с собой избранные сокровища моей библиотеки и истощить мои слабые средства на разорительный наем кэба. Но теперь в этом не мог сомневаться даже самый жестокий поноситель. Гораздо лучше, что произошло именно так! О, конечно, конечно, гораздо лучше!
Я была оторвана от этих утешительных размышлений голосом мистера Бреффа. Мое молчание, исполненное раздумья, по-видимому, тяготило этого суетного человека и принуждало его, так сказать, обращаться ко мне против его собственной воли.
— Ну, мисс Клак, каковы последние новости в ваших благотворительных кружках? Как поживает ваш приятель мистер Годфри Эблуайт после таски, заданной ему мошенниками на Нортумберландской улице? Хорошенькую историю рассказывают в моем клубе об этом благочестивом джентльмене!
Я смолчала на тон, каким этот человек заявил мне, что я совершеннолетняя и не имею никакого денежного интереса в завещании тетушки. Но тон, каким намекнул он на милого мистера Годфри, вывел меня из терпения. Считая себя обязанной после всего, что случилось в моем присутствии в этот день, утверждать невиновность моего чудного друга, кто бы и где бы ни стал сомневаться в ней, — я почувствовала необходимость включить в исполнение этого справедливого намерения язвительный укор мистеру Бреффу.
— Я не живу в свете, — сказала я, — и не пользуюсь преимуществом, сэр, быть членом вашего клуба. Но я случайно узнала историю, о которой вы намекаете, и знаю также, что более гнусной лжи, чем эта история, не было выдумано никогда.
— Да-да, мисс Клак, вы верите вашему другу. Это довольно естественно. Но мистеру Годфри Эблуайту не будет так легко убедить свет вообще, как комитет благотворительных дам, — факты говорят против него. Он был в доме, когда пропал алмаз, он первый уехал из этого дома в Лондон. Это очень некрасивые обстоятельства, сударыня, если взглянуть на них с точки зрения последних событий.
Я знаю, что мне следовало остановить его, прежде чем он будет продолжать дальше. Мне следовало сказать ему, что он говорит, не имея представления о свидетельстве невиновности мистера Годфри, выданном ему единственным лицом, чье право тут неоспоримо, поскольку связано с положительным знанием истины. Увы, искушение довести этого законника до необходимого сознания своей неправоты было сильнее! Я спросила у него с видом полной невинности, что он подразумевает под «последними событиями».
— Под последними событиями, мисс Клак, я подразумеваю те события, в которых замешаны индусы, — начал мистер Брефф, говоря со все большей надменностью, по мере того как он продолжал. — Что делают индусы, как только их выпустили из фризинголлской тюрьмы? Они прямо отправляются в Лондон и начинают пристально наблюдать за мистером Люкером. Что следует затем? Мистер Люкер боится, и весьма основательно, за безопасность драгоценности, которую он взял в залог. Он дает ее тайно — под общим описанием — на сохранение банкиру. Удивительно хитро с его стороны, но индусы тоже удивительно хитры, со своей стороны. Они подозревают, что «драгоценность» перенесена из одного места в другое, и они избирают необыкновенно смелый и удачный способ, чтобы проверить свои подозрения. Кого они хватают и обыскивают? Не только мистера Люкера, — что было бы довольно понятно, — но и мистера Годфри Эблуайта также. Почему? Объяснение Эблуайта состоит в том, что индусы будто бы действовали по слепому подозрению, увидя его случайно разговаривающим с мистером Люкером. Нелепость! Полдюжины других людей говорило с мистером Люкером в это утро. Почему же индусы не проследили этих людей до их дома и не заманили их в ловушку? Нет-нет! Простой вывод, какой можно сделать из этого, состоит в том, что мистер Эблуайт имеет какое-то особое отношение к «драгоценности», так же как и мистер Люкер, и что индусы не знали наверное, у кого именно из них была эта драгоценность, так что им больше ничего не оставалось, как обыскать того и другого. Так говорит общественное мнение, мисс Клак, и опровергнуть общественное мнение в данном случае не так-то легко!
Он произнес эти последние слова с такой самоуверенностью, что — признаюсь к стыду моему — я не могла устоять от желания заставить его зайти еще дальше, прежде чем поразить его истиной.
— Не берусь спорить с таким искусным юристом, — сказала я, — но справедливо ли будет, сэр, в отношении мистера Эблуайта пренебречь мнением знаменитого лондонского сыщика, который производил следствие? Сыщик Кафф не подозревает решительно никого, кроме мисс Вериндер.
— Вы хотите сказать мне, мисс Клак, что вы согласны с сыщиком?
— Я не осуждаю никого, сэр, и не выражаю никакого мнения.
— А я сделаю и то и другое, сударыня. Я считаю, что сыщик был совершенно не прав, и выражаю свое мнение, состоящее в том, что, если бы он знал характер Рэчел так, как знаю я, он подозревал бы в доме каждого, прежде чем стал подозревать ее. Я согласен, что она имеет свои недостатки — она скрытна, своевольна, странна, причудлива и совсем не похожа на других девушек ее лет, — но она чиста душой, великодушна и благородна даже сверх меры. Если б самые явные улики на свете указывали на одно и ничего, кроме честного слова Рэчел, не указывало бы на другое, я отдал бы предпочтение ее слову перед уликами, несмотря на то что я стряпчий! Это сильно сказано, мисс Клак, но я думаю то, что говорю.
— Не угодно ли вам пояснить значение ваших слов, мистер Брефф, так, чтобы я была уверена, что понимаю вас? Предположите, что мисс Вериндер совершенно непонятно заинтересовалась тем, что случилось с мистером Эблуайтом и мистером Люкером. Предположите, что она задала самые странные вопросы об ужасной клевете на мистера Эблуайта и обнаружила самое непреодолимое волнение, когда узнала, в чем состоит эта клевета.
— Предполагайте, что хотите, мисс Клак, это не поколеблет моего доверия к мисс Вериндер ни на волос.
— Вы, значит, считаете, что на нее можно решительно положиться?
— Решительно.
— Так позвольте же мне сообщить вам, мистер Брефф, что мистер Годфри Эблуайт был в этом доме два часа назад и что его совершенная невиновность во всем, что касается исчезновения Лунного камня, была провозглашена самой мисс Вериндер в самых сильных выражениях, какие я когда-либо слышала от молодой девушки.
Я насладилась торжеством — боюсь, что это было торжество греховное, — видя, как совершенно подавлен и поражен моими простыми словами мистер Брефф. Он вскочил и молча вытаращил на меня глаза. Я невозмутимо осталась на своем месте и рассказала ему всю сцену именно так, как она произошла.