Пособие для новобрачных - Майская Саша. Страница 27
Прыжок исключается, нужны леса. До соседского балкона было метра два с половиной, так что Катерине требовались доски. Для начала она решила поесть — и от нервов смолотила полную пачку пельменей. Потом сняла офисные туфли, разыскала в шкафчике стоптанные кроссовки Куприянова и отправилась вниз. У нее в центре строительные материалы для лесов водились на любой помойке.
К часу ночи Катерина Голубкова натерла ногу и перезнакомилась со всеми бомжами пятнадцатого микрорайона Марьино. Все окрестные помойки были исследованы на предмет подходящих досок, и искомые нашлись только на задворках уже знакомого фитнес-центра. Под покровом ночи сотрудница корпорации «Кохинур Индастриз» бодро таскала доски челночным методом, для придания же процессу бодрости напевала под нос популярные мотивы.
В два часа ночи стройматериалы были перенесены в квартиру Сергея Куприянова и сложены на балконе. Катерина попила чаю и принялась строить леса. Несколько досок пришлось отбраковать — они оказались коротковаты — и к трем часам ночи Катерина с сомнением уставилась на шаткий мостик из трех досок, соединявший два соседних балкона.
Страшнее ей не было никогда. Доски пружинили, как самый настоящий батут: вниз смотреть было страшно, а больше никуда не получалось. Скуля и подвывая от ужаса, Катерина по миллиметру преодолевала шаткий помост, стараясь не думать о том, что случится с нею, если хоть одна из досок соскользнет или треснет…
Оказавшись на балконе соседа, Катерина сплясала праздничный танец и принялась пропихивать еду в форточку. Кошки прыгали по подоконнику с другой стороны и радовались ничуть не меньше.
К четырем часам отважная спасительница трех кошачьих жизней вернулась в квартиру своего начальника, доела холодные пельмени и повалилась на кровать Куприянова прямо в одежде. Возможно, согласно народной мудрости, на новом месте ей и должен был присниться жених, но исторической правды ради отметим, что спала она мертвым черным сном без сновидений.
Утро следующего дня началось для Катерины часов в двенадцать, так что на работе она оказалась в два. Соседки по офису с подозрением косились на босые Катеринины ноги — колготки она порвала вчера на досках — но сказать ничего не решились. Катерина поработала часика два и сбежала, чтобы заехать домой и переодеться.
В джинсах было гораздо удобнее, и Катерина повеселела. Рассматривая свое невыспавшееся лицо, она вдруг подумала, что совершенно ни к чему мотаться туда-обратно каждый день, лучше взять с собой запасную одежду и пожить в квартире Куприянова до его возвращения. Даже необязательно его дожидаться — в субботу она в последний раз покормит кошек и уедет…
С этой благочестивой мыслью Катерина отправилась собирать сумку.
Эта неделя вместила в себя очень много событий — и вместе с тем была на редкость тихой и мирной.
Катерина Голубкова преспокойно обитала в квартире своего начальника и совершенствовалась в искусстве перелезания по доскам на чужой балкон. Кошки привыкли к ней и радостно приветствовали сквозь стекло. Перед сном Катерина готовила что-нибудь в микроволновке, а потом долго сидела на балконе и смотрела в бархатное ночное небо, мечтая о Куприянове.
Куприянов в свою очередь почти не имел свободного времени для мечтаний о Катерине. Гостеприимство Паши Колобкова не знало границ, и Куприянов с трудом отличал день от ночи — в бане окошки небольшие, поди пойми, что там на улице…
Наталья Зотова в срочном порядке оформляла через знакомых визу в Англию. Молчаливый Фрэнк каждый вечер встречал ее после работы, и они гуляли по улицам Москвы.
Шурка Либединская набрала за неделю четыре килограмма. Дело в том, что Макс окончательно обосновался у нее в квартире и каждый вечер баловал Шурочку оладушками, блинчиками и пирожками с капустой. Душевные раны Макса потихоньку затягивались, а Шурка с некоторым изумлением выяснила, что приходить с работы домой, где тебя ждет мужик в тренировочных штанах и фартуке, а из кухни пахнет едой, очень даже приятно.
Корпорация «Кохинур Индастриз» работала без сбоев.
Анюта Куприянова ровно в девять вечера желала своей маме Марине спокойной ночи и забиралась с головой под одеяло. Примерно до двенадцати она болтала по телефону с мальчиком Ваней, и ни слова про секс в этих разговорах не было.
Но время неумолимо, и суббота, тем не менее, настала.
Ранним утром в субботу невыспавшийся и небритый Сергей Куприянов стоял перед дверью своей квартиры и в недоумении таращился на связку ключей, которые ничего не открывали. Вроде бы все было правильно — и дверь его, и ключи похожи, но открыть никак не получалось. Куприянов тяжело вздохнул и поклялся самому себе в дальнейшем вести переговоры с Колобковым только по телефону, после чего предпринял последнюю попытку открыть дверь. В результате замок щелкнул. и открылся, Куприянов не удержал равновесие и шагнул внутрь чуть более поспешно, чем планировал…
И машинально заключил в объятия растрепанное видение, одетое в застиранную футболку и его собственные тапочки. Видение громко завизжало, Куприянов отпрянул — и узнал женщину своей мечты. Катерина Голубкова стояла перед ним, да еще в том самом виде, в котором он даже боялся себе ее представить. Куприянов открыл рот, чтобы хоть что-нибудь сказать — и молча сгреб Катерину в объятия. Дверь медленно закрылась за ними, свято оберегая частную жизнь двух измучившихся в разлуке влюбленных.
Он раздевал ее медленно, потому что хотел наслаждаться этим прекрасным телом не спеша, никуда не торопясь. Он целовал ее плечи и руки, медленно скользил пальцами по гладким стройным ногам, то прижимал ее к себе, то отстранялся, чтобы увидеть, рассмотреть, запомнить навсегда, каково это — впервые увидеть свою женщину обнаженной…
Катерина обмирала в его объятиях, жмурилась и мурлыкала, словно все соседские кошки разом, цеплялась за Куприянова, не в силах отпустить его, втягивала ноздрями запах его волос, его сильного, желанного тела…
В какой-то момент он ужаснулся тому, что он весь грязный и потный, после многочасового перелета из Сибири, и стал торопливо пятиться в сторону ванной, но отважная Катерина его не отпустила, и потому под душ они встали вдвоем, едва не забыв раздеться.
Тугие струи били по разгоряченной коже, и Куприянов захлебывался поцелуями Катерины, счастливо улыбаясь и постанывая от невозможности пережить это огромное облегчение — она была здесь, с ним, она принадлежала ему одному, и больше не нужно было мучиться и подыскивать слова, которые все равно оставались бы только словами…
А потом он подхватил ее на руки и понес в комнату, и они вместе рухнули в разобранную и еще теплую кровать, а солнце, смеясь, затопило комнату и позолотило кожу Катерины, отразилось в изумрудных глазах, изумленно распахнутых и счастливых, бесстыжих и святых…
Ни он, ни она не заметили того мгновения, когда их тела стали едины. Это было слишком естественно для них — любить друг друга, и потому они просто сделали то, что и следовало сделать уже давно: стали едины…
Прерывистое дыхание женщины становилось все громче. Иногда сквозь бессвязные шепоты прорывался блаженный стон, и тогда Сергею хотелось умереть от счастья, улететь прямо в бирюзовое марьинское небо и раствориться в солнечном золоте.
Раскаленный шелк простыни был грубее дерюги, ибо под пальцами мужчины переливался атлас кожи женщины, и он зарывался лицом в разметавшуюся по подушке бурю ее волос.
А потом комната взорвалась и стала Бесконечностью, и солнце разбрызгалось миллионами сверхновых звезд, а среди шепотов и криков Вечности родились всхлипывающие и смеющиеся, нежные и смелые слова:
Я так люблю тебя, я не могу без тебя дышать, не отпускай меня никогда!
Всему на свете суждено закончиться, со временем станут песком города, пылью — золото, памятью — песни, но ты все-таки не отпускай меня никогда, слышишь?
Я буду там, где не останется ничего, кроме последнего рубежа, там, где небо потеряет отличие от земли, где в шуршании ветра будет шепот Вечности. Я буду там. Я возьму тебя за руку и поведу в небеса — потому что я люблю тебя.