Голубоглазый дьявол - Клейпас Лиза. Страница 35

Он был большим, потным самцом, и я почти ощущала запах солёного, свежего пота и горячей кожи даже с того места, где стояла. Я испытывала сбивающие с толку противоречивые приступы отвращения и желания. Я хотела ощутить его вкус. Я хотела прижаться ртом к нему, к любой части его тела. И я также хотела убежать так быстро, как только это было возможно, в противоположном направлении.

Мне удалось улыбнуться, прижимая к себе бутылку вина, когда он повернулся, чтобы взглянуть на меня поверх своего плеча.

«Привет», сказал он тихо, сцепившись своим взглядом с моим.

«Привет». Казалось, что у меня ушло до смешного много времени, чтобы подойти к нему, словно коридор стал конвейерной лентой, двигающейся в противоположном направлении. Когда я, наконец, добралась до него, я протянула бутылку вина неуклюжим движением. «Спасибо», сказала я. «За подарок. Он мне понравился». Он толкнул дверь. «Заходи».

«Нет, спасибо, я только хотела отдать тебе это…» Наши пальцы соприкоснулись, когда он забирал у меня бутылку, и я отдёрнула руку.

Он выглядел развеселившимся, с искорками вызова в глазах. «Не хочешь посмотреть, что получилось у Тодда?»

«Я… да, думаю, я могу зайти на минутку». Я последовала за Харди в квартиру. Он включил свет, и я почти разинула рот оттого, как изменилось это место. Оно превратилось в сельское, но утончённое пристанище. Насыщенные землистые тона дерева и обивки завершались обилием окон. Мебель сводилась к минимуму: несколько удобных предметов крупных размеров, включающих в себя глубокие диван и кресла и низкую, плоскую тахту из кожи карамельного оттенка. Стилизованная, трёхпанельная картина, изображающая бегущее стадо, висела на стене. Безупречно.

«Сколько бы ты не заплатил Тодду», сказала я, «оно того стоило».

«Это он мне и сказал». Харди смотрел на бутылку признательным взглядом. «Напа. Вино с гор. Люблю их, особенно Каберне».

«Так тебе удалось попасть на дегустацию?», спросила я, почувствовав прилив крови, когда вспомнила, как он усадил меня на стол в винном погребе и стоял между моих…

«Пару раз». Харди поставил бутылку на стойку. «Узнавал кое-что, то там, то здесь. Хотя так и не научился различать оттенки запаха и вкуса после первого глотка».

«Это дело тонкое. Иногда помогает, если ты подержишь вино во рту и позволишь ему нагреться до температуры тела…» Когда Харди пододвинулся ближе, я полностью забыла, о чём я говорила. Мой взгляд прошёлся по загорелой коже его горла, по влажной ямке у его основания.

«Так…», сказала я, «мне надо идти. Дам тебе принять душ сейчас». Мысль о нём, обнажённом, с горячей водой, струящейся по его твёрдому телу, по этой спрессованной мощи, потрепала моё самообладание ещё больше.

«Ты не видела остальную часть квартиры», сказал он.

«Я уверена, что всё великолепно».

«Тебе стоит посмотреть на спальню, по крайней мере».

Я увидела озорные искорки в его глазах. Он дразнил меня. «Нет, спасибо».

Харди склонился надо мной, весь из сплошных мускул и гормонов, опершись рукой о стену. «Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил», спросил он словоохотно, «что твои глаза точно такого же цвета, как ”Доктор Пеппер”?»

Я рассмеялась, покорённая. «Далеко заходишь с подобными изречениями?»

Казалось, он наслаждался моей веселостью. «Достаточно далеко с правильной женщиной»

«Я не правильная женщина».

«Ты и Тодд… вы - друзья уже долгое время?» Я кивнула. «Со средней школы».

Нахмуренная складка между тёмных бровей. «Ты встречалась когда-нибудь с ним?»

«Ты имеешь в виду свидания? Нет».

Его выражение лица прояснилось, словно мой ответ подтвердил что-то, о чём он размышлял. «Он – гей, тогда».

«Ну, нет. Тодд относится к типу ’сойдёт всё’. У него бывают взаимоотношения и с мужчинами, и с женщинами. Он открыт для любой возможности, потому что для него внешность человека – всего лишь упаковка. Это весьма просвещённая точка зрения, если поразмышлять над этим».

«Я непросвещенный», сказал Харди ровно. «Я интересуюсь только упаковкой, которая включает в себя груди». И его взгляд на миг скользнул по моей груди с интересом, который я посчитала несколько неуместным, принимая во внимание отсутствие у меня объёмов. Он снова посмотрел мне в глаза. «Хэвэн, тут такое дело, я иду завтра вечером… на открытие театра…»

«Харрисберг?» Известный по всей стране театр перенёс в течение года реконструкцию после того, как подземный уровень был разрушен наводнением. Открытие произойдёт с участием местных и национальных знаменитостей, не говоря уже о политической и светской элите Техаса. «Я иду туда с Тоддом».

«Один из моих партнёров сделал пожертвование в интересах нашей кампании. Так что меня тоже туда заарканили».

У меня возникло впечатление, что Харди собирался попросить меня пойти с ним. Как на свидание. Я почувствовала, как начинаю испытывать жар и задыхаться от этой мысли. Я не была готова к свиданию ни с кем, и особенно с ним. «Возможно, мы увидимся там». Я пыталась казаться беззаботной. «Но если наши дорожки не пересекутся… желаю тебе хорошо провести вечер».

«Тебе тоже».

«Хорошо. Увидимся позже». Я повернулась и стала неуклюже искать дверную ручку. Он потянулся вокруг меня и схватил её. «Дай я открою».

Я ждала с паническим нетерпением, готовая бежать. Но Харди помедлил перед тем, как открыть дверь.

«Хэвэн». Он подождал, пока я повернулась к нему, моё тело поравнялось с его телом, совершенно не касаясь друг друга. Осознание близости наших тел было таким сильным, что я могла почти чувствовать его давление на мою кожу, его твёрдость и вес. Я не могла удержаться, чтобы не подумать, на что был бы похож секс с ним, стал бы он тискать и причинять боль, или был бы нежным.

А потом я подумала, бил ли он когда-нибудь женщину.

Почему-то я не могла представить себе это, эти мощные руки, причиняющие вред кому-нибудь более слабому, чем он сам, разбивающие посуду, оставляющие синяки. Ник научил меня тому, что невообразимые вещи были возможны.

Когда я действительно наберусь мужества попытаться снова, это не будет с неким чрезмерно мускулистым существом. Но, может, это было частью влечения - осознавать глубоко внутри, что настоящие чувства, настоящая привязанность никогда не могла произойти с Харди.

Я посмотрела в его глаза, загипнотизированная их голубизной. Даже зная, как неправильно это было, я хотела утонуть в них, просто растянуться на этом большом, крепком теле и… расслабиться. Дышать. Доверять.

«Останься», сказал он тихо, «Выпей со мной вина».

«Тебе… тебе надо в душ».

Медленный оскал раздвинул его рот. «И душ тоже можешь со мной принять».

«Точно», сказала я мрачно, когда мой разум наполнился видениями намыленной мужской кожи и скользких от воды мускул. «Как бы не так».

Харди открыл дверь и позволил мне сбежать. «Было бы весело», крикнул он мне вдогонку, пока я шла по коридору.

И я вынуждена была спрятать улыбку, не осмеливаясь обернуться.

После этого я чувствовала себя беспокойной всю ночь, мой сон прерывался сновидениями, и утром я проснулась с головной болью и в дурном настроении. Я осознала, что каждая случайная встреча с Харди начинала ощущаться, как предварительные ласки.

«Звёздное впечатление» было темой вечера, особенностью которого стало то, что все певцы и музыканты свидетельствовали своё почтение братьям Гершвин. Как минимум пятьсот человек пробиралось в здание, пока лёгкая, джазовая музыка заполняла воздух.

Гершвин был прекрасным выбором для вечера, придавая ему ощущение спонтанных, собранных наспех удовольствий.

Харрисбург фактически состоял из двух этажей, верхний этаж был около четырёх ярусов высотой, представляя собой широкий традиционный амфитеатр для постановок представлений. Но нижний амфитеатр показался мне более интересным. Это была модульная сцена с сегментным полом, каждый сегмент был установлен на своих собственных независимых пневматических поршнях. Таким образом, полу можно было придать любую форму, в зависимости от потребностей постановки. Стены тоже были сегментированные, предоставляющие простор для всевозможных реализаций замысла.