Теория страсти - Мэй Сандра. Страница 17

По сравнению с черным от копоти лицом тело Дика казалось очень светлым. Широкая грудь напоминала два перевернутых блюда из золотистой бронзы. Впалый мускулистый живот, узкие бедра. Он был худощав, вряд ли его можно было назвать мощным, но в нем чувствовалась какая-то дикая, первобытная сила. Такая сила сквозит даже в самых ленивых движениях тигра. Перекатывается веревками мышц под шкурой волка. Заставляет бешено извиваться тело уже мертвой змеи. У Конни закружилась голова, и это не было последствием удара. А потом Дик придвинулся ближе, и она увидела шрамы.

Будь Конни Шелтон поопытнее и поизощреннее в «отношениях полов», она бы ни за что не сделала того, что сделала в следующий миг.

Она протянула руку и провела ладонью по жуткому кривому шраму, начинавшемуся на груди Дика, чуть пониже левого соска, и уходившему абсолютно ровной дугой через ребра на спину, под лопатку. Шрам был неровный, хотя и старый, уже белый, а вдоль него с двух сторон шли частым рядом круглые мелкие шрамы, как от пуль. Или от зубов, вдруг похолодев, подумала девушка.

— Что это?!

— Извини, забыл. Не падай в обморок, ладно? Это акула. Сравнительно мелкая и очень тупая.

— Боже мой…

— Да это давно было. Три года назад. Не здесь, на Барбадосе. Я там подрабатывал для океанологов. Ловил этих тварей. Слушай, сестренка, ты бы это… короче, сиди спокойно. Я нервничаю. Парень я молодой…

Конни ничего не поняла, но ладонь убрала. Глаз со шрама она не сводила и потому не заметила, как Дик вздохнул с облегчением.

Прикосновение девушки было неожиданным и откровенным, хотя явно не несло в себе никаких намеков. Девицы, с которыми Дик привык иметь дело, касались его кожи кончиками пальцев, легонько поглаживали, облизывали губы и негромко предлагали себя — вот и весь ритуал, но эта… Ее прикосновение было теплым, бесхитростным и очень приятным. Настолько приятным, что Дика обдало жаром с головы до ног.

Это лишнее, совсем лишнее. Им надо выбираться отсюда, а для этого встать, найти останки самолета, выяснить, что с рацией, а потом поискать воду и пищу. Секс в экстремальных условиях любят только идиоты и киношники, к тому же они оба грязные и окровавленные. Да и вообще, кто тут думает о сексе?!

Он с легким остервенением забинтовал припухшую девичью лодыжку, стараясь не смотреть на нежную кожу, просвечивающую сквозь лохмотья белых (в прошлом) брюк Конни. Поднялся и сурово велел:

— Давай, вставай. Надо искать самолет.

— И умыться.

— О, женщины! Ладно, и умыться.

— И еще… мне надо…

Она чуть не умерла, мямля эти слова, но природа брала свое. Как ни странно, Дик Джордан отреагировал совершенно спокойно.

— Еще бы не надо! Когда я пришел в себя на рассвете, мне тоже было надо, еще как. Двигай вон в те кусты. Там нет пауков.

— Каких таких пауков?

— Никаких. Это манзанилья, они не любят ее запах.

— Они тут ядовитые?

— Часть очень, часть не очень, часть вообще безобидна, но на вашего брата производит наибольшее впечатление, потому что размером с голубя.

— Ох…

— Орать будешь?

— Да нет, не так-то уж я их и боюсь, но…

— Понимаю тебя. Не очень приятно получить укус в самую беззащитную часть тела. Короче, вон там — безопасно.

Конни, прихрамывая, отправилась в указанном направлении, дивясь про себя тому, как легко и свободно она разговаривает на ТАКИЕ темы с малознакомым представителем противоположного пола. Видимо, шок. Сдерживающие механизмы социализации при сильном шоке отключаются, в дело идут инстинкты… Надо будет записать. Когда будет, на чем и чем. Потом они умывались в прибрежных волнах, и Конни не сразу осознала, что плещется в настоящем океане. Голове стало значительно легче, и девушка принялась осторожно смачивать морской водой противную корку на виске. Вода немедленно окрасилась розовым, а потом по виску и по щеке заструилось что-то горячее. Дик выпрямился, присвистнул и быстро подошел к Констанции. Решительно взял ее голову обеими ладонями и мягко повернул к себе правую сторону лица. Конни замерла. Прохладные от воды руки молодого человека держали ее очень мягко, очень осторожно, и это было удивительно приятно…

— Слава Богу, рана неглубокая.

— Это… кровь?

— В обморок будешь падать?

— Нет, я крови не боюсь. Только течет… неприятно.

— Стой тут, промывай. Сейчас защиплет, потерпи. Я быстро.

Он сгонял на берег и принес каких-то темно-зеленых листьев, размял их в пальцах и протянул Конни.

— Пожуй.

— Зачем?

— Жуй, говорят, а то сам буду жевать.

— Ну и жуй.

— Я должен залепить твою рану. Хочешь моими слюнями воспользоваться — ради Бога, мне не жалко.

Она опять покраснела и торопливо принялась жевать листья. Горечь была просто оглушающей, но аромат показался знакомым. Конни нерешительно посмотрела на подставленную ладонь Дика и выплюнула темно-зеленый комок. Он, нимало не смущаясь, размял комок в лепешку и старательно залепил рану на виске девушки, потом критически оглядел Конни и решительно взялся за ее блузку. Констанция мгновенно отпрыгнула назад.

— Ты чего это?!

— Началось. Нет, я не собираюсь воспользоваться твоей невинностью и доверчивостью. Мне больше нечего драть на повязки, остались брюки и трусы, но от них может начаться заражение крови. Твоя кофтенка тоже не лучший вариант, но мы ее простирнем.

— А я в чем останусь?

— Ну… в чем вы там еще ходите…

Конни прямо-таки запылала от смущения, Дик мрачно кивнул.

— Ясно. Тогда сама оторви, сколько не жалко.

Общими усилиями оторвали от бывшей блузки широкую полосу материи и завязали раненую голову лучшей студентки факультета психологии. Дик отступил на шаг, оценивающе оглядел свою работу.

— Как новенькая.

— Должно быть, страх как выгляжу.

— Что ты! Лучше, чем было. Знаешь, мисс Шелтон, а ты отличный парень. С тобой бы я запросто высадился на скалы. Не ревешь, не орешь, в обмороки не падаешь. Папенька с маменькой могут гордиться дочкой.

Она закусила губу, опустила голову, а потом спокойно сказала:

— Не могут. Они умерли. Погибли десять лет назад.

Дик замолчал, потом негромко произнес совсем другим тоном, не насмешливым и не ехидным:

— Прости, сестренка. Я сморозил глупость.

— Ты не знал.

— Все равно, то, что ты богата, еще не повод относиться к тебе…

— Вот что. Раз уж мы проведем некоторое время вместе, я проясню кое-что. Я вовсе не богатая наследница, и на Багамы я прилетела не отдыхать. Я учусь в университете в Торонто, здесь у меня нечто вроде практики. Я психолог. Деньги у меня будут только те, что заплатит мистер Босуорт… если мы до него доберемся.

На этот раз Дик Джордан молчал еще дольше, а потом улыбнулся и протянул ей руку.

— Прости дурака, Конни. Я слишком привык возить бездельников-толстосумов, вот и разучился разбираться в людях.

Она помедлила, а потом протянула свою руку в ответ.

— А я еще не научилась.

Останки самолета выглядели устрашающе. Фюзеляж был сплющен и обуглен, обломки крыльев и хвоста валялись вокруг. Кабина выгорела дотла. Констанция невольно содрогнулась, слишком живо представив себе два обугленных трупа, лежащих на песке. Дик стал мрачнее тучи.

— Вот и отлетался Дик Джордан. Теперь безлошадный…

— Почему мы выжили, Дик? И почему оказались так далеко от самолета?

— Нам в некотором роде повезло. От удара вылетели стекла, и нас с тобой выбросило из кабины. А потом… потом я еще немножечко тебя тащил.

— Немножечко?! Да мы же шли сюда минут двадцать!

— Все горело. В канистрах было топливо… чтоб этому Пабло!

— Кто такой Пабло?

— Один спекулянт из Палм-Бич. Скользкий типчик, не надо было связываться, да я позарился на дешевизну. Топливо было паленое.

— Горелое?

— Паленое. Ну… некачественное. Потому и моторы отказали. Счастье еще, что не рвануло сразу после удара и мы успели отползти.

— Не мы. Это ты. Ты меня спас.