Все люди – хорошие - Волчок Ирина. Страница 16

Но жены дома еще не было. Треплется со своей Ираидкой. Знал бы такое дело – заехал, ей приятно было бы. Наверное. В принципе она не просила… Ну, она, Людка, ничего никогда не просит. Зная эту ее манеру, он даже отдельный склерозник завел, где записывал всевозможные значимые даты: какого числа познакомились, день свадьбы, день ангела. Старался ничего не пропустить, а иначе и подарком не порадуешь. Если просто так что-нибудь подарить – решит, что это он так извиняется. А если извиняется – значит, есть за что. Проходили уже.

Не слышно было и остальных. А кого он надеется услышать? Андрюшка – существо самодостаточное, его пока не позовешь – не увидишь, хотя сегодня утром, во время исторической баталии, Владимир с трудом узнал своего замкнутого ребенка. Наташка тоже не обязана распевать во весь голос, пылесосить в семь часов вечера или грохотать посудой. Скорее всего, сидят по своим комнатам, занимаются своими делами…

Как бы не так! В полной тишине и полумраке вечернего дома вдруг раздался оглушительный визг Андрюшки:

– Ну что же ты! Он справа, бей, бей давай!

У Владимира на секунду остановилось сердце: к ним кто-то залез в дом, его ребенок в опасности. Он бросился на второй этаж, по крайней мере, ему показалось, что крик слышался именно оттуда, споткнулся, чуть не упал, и вдруг услышал спокойное:

– Ну чего ты верещишь, меня уже убили…

Владимир замер посередине лестницы. Убили, судя по всему, Наташку. Только почему она так спокойно об этом говорит? Теперь сердце колотилось как сумасшедшее: грабитель один или их несколько? Может, вызвать полицию? Только пока они из города доедут… Он впервые остро ощутил уязвимость, беззащитность – и свою собственную, и своего дома. Эх, под руками ничего нет. В кабинете стоит в углу сувенирная бейсбольная бита. То есть бита, безусловно, настоящая, дядя Коля на двадцать третье в прошлом году подарил. Мол, не заплывай, Вовка, жиром. А сувенирной Владимир про себя называл биту потому, что в бейсболе этом самом ничего не понимал. Да и с кем играть? Во всей Гати одна его бита и есть. Только кабинет на первом этаже, а он бежит на второй, уже почти прибежал, а оттуда и звуков уже никаких не доносится…

Дверь в Наташкину комнату он пропустил, сразу распахнул дверь в комнату сына, подобравшийся, выставивший вперед пудовые кулачищи, готовый ко всему…

Только не к тому, что увидел. Наташка сидела за Андрюшкиным компьютером, а ребенок примостился на полу с его, Владимира, ноутбуком. На экранах вяло торжествовали, размахивая метровыми пушками, какие-то уродцы. Глумились над павшими. Павшие тоже были какие-то уродцы. Метровые пушки павших валялись рядом с ними. Интересно, как он умудрился разглядеть все эти подробности в одну секунду? Может, потому, что больше в поле зрения ничего не двигалось? Владимир шумно выдохнул. Похоже, какое-то время он не дышал:

– Вы меня чуть до инфаркта не довели со своей игрушкой!

– Ой, привет, пап…

– Простите, пожалуйста, Владимир Иванович…

В одновременно сказанных фразах звучало искреннее раскаяние, и Владимир засмеялся:

– Ладно, обвиняемые, сердечный приступ миновал, старик-отец в безопасности. Во что рубитесь-то?

Андрюшка с готовностью опытного вербовщика стал объяснять, а Наташка попыталась улизнуть. Владимира такой расклад не устраивал, но сказать он ничего не успел: пока искал оптимальную формулировку, помощница по хозяйству уже ушла. Видимо, по хозяйству суетиться. Ладно, пока освоимся в мире метровых пушек, а после ужина мы эту хозяйственную мобилизуем, у Людки тоже бук есть, попроще, конечно, но потянуть должен.

Они увлеченно ковырялись с управлением («пап, ты неправильно, лечилка – F6»), когда снизу стали доноситься дразнящие ароматы. Умница, подумал Владимир, просчитала, что если хозяин из города вернулся рано, то, значит, поужинать не успел. Потом сообразил, что это у него приступ мании величия. Андрюшка тоже голодный, и скорее всего, она о ребенке заботится, а не о нем, Владимире. Интересно, она их позовет или они должны как пчелы сами слетаться на аромат? Он было решил выждать, но не учел решающий фактор – голодного Андрюшку. Как только сын почувствовал запах с кухни – тут же бросил курс обучения молодого бойца.

– Па, пойдем скорее, Наташка армянскую яичницу на ужин обещала, настоящую!

Вполголоса недоумевая по поводу того, а какая еще может быть армянская яичница, игрушечная, что ли, Владимир неторопливо отправился за умчавшимся чадом. Быстро они подружились, даже удивительно. Все-таки есть в ней что-то такое, даже Андрюшка чувствует. Интересно, с сыном она такая же, лишнего слова не добьешься? С другой стороны – а нужно оно, лишнее-то слово?

Посреди стола на керамической подставке красовалась красочная, как палитра живописца, сковородка. Оранжевое, зеленое, желтое… И запах!

– Наташа, а что, без хозяйки и стол сервировать не обязательно? – ехидно осведомился Владимир. Он не был страстным поклонником политеса, его вполне устраивало отсутствие тарелок, но ему хотелось послушать, что она скажет. И как. Просто хотелось послушать ее голос. Собственно, из-за этого он из кабака ушел. Не солоно хлебавши. Чтобы просто послушать ее голос.

– Извините, Владимир Иванович, но в кулинарных книгах, – множественное число Наташка ввернула для солидности, она читала одну-единственную кулинарную книгу, правда, очень толстую, – армянскую яичницу рекомендуют подавать прямо на сковороде. Потому, что там слои разные, и на тарелках остынет быстрее, вкус не тот получится… Но я, конечно, тарелки сейчас подам, если вы хотите.

– Не будем спорить с книгами, – веско сказал Владимир и вооружился вилкой. – Приятного аппетита.

За едой он незаметно наблюдал за ней. Наташка ела так, как будто сидит на жестокой диете, считая каждую калорию. Вилку держала правильно, сидела с прямой спиной, но глаз на него так ни разу и не подняла. Боится она его, что ли? Андрюшка разливался соловьем: и со сковородки есть ему нравилось, и яичница супер-труппер, и не остро совсем, чего она его пугала? Владимиру тоже очень нравилось. Все нравилось: и яичница, и то, что они ужинают без Людмилы. Один раз в жизни он дома, а она – нет. А больше всего ему нравилась Наташка. Он привык к усиленному вниманию со стороны женщин. По молодости льстило, а теперь, давно уже, привык. А эта и не смотрит в его сторону. Собственно, если бы не сегодняшнее утреннее снежное сражение, он был бы уверен, что она его боится. Он вспомнил, как она смеялась, закидывая его, уже поверженного, снегом. Ничего она его не боится, сейчас главное – самому не форсировать ход событий, не напортачить, не спугнуть…

Здрасьте приехали, о чем это он? Кажется, всерьез планирует изменить жене с домработницей… Впрочем, раньше – строго говоря, до сегодняшнего дня – он вообще ничего не планировал. Никогда. Просто изменял. Да и какие это измены, так… Владимир всегда считал, что если бы у него была любовница, женщина, о которой он думал бы, которой он дарил бы подарки, посылал эсэмэски, помнил бы, какого числа у нее день рождения и какого числа они с ней познакомились, в общем, завел бы второй склерозник, тогда – да. Тогда он бы действительно чувствовал себя виноватым перед женой. А так все его приключения – это обязательная составляющая праздника, праздника, который он так любит.

Наташка никакой составляющей не была, кроме того, понятия «дом» и «праздник» редко пересекались в его сознании. Просто она была Наташка. Белесое существо без бюста, с совершенно невозможным голосом, который, кажется, и сниться ему уже начал. Во сне голос пел о тяжкой доле старого негра, о том, что крошка должна заснуть и все у нее будет хорошо в эти жаркие дни. Иногда… Кажется, так переводится первое слово этого замечательного блюза, впрочем, в английском он не силен. Или имеется в виду – летом, в летние дни?

Он опять стал рассматривать ее, рассматривать уже не исподтишка, потому что задумался. Утратил контроль. Интересно, почему он сразу так безапелляционно решил, что она – моль? Сколько нужно времени мужчине, чтобы рассмотреть женщину? Десять минут или десять дней?