Ябеда - Хайес Саманта. Страница 27
— Доброе утро. — Нина с удивлением наблюдала, как дочка молча расправляется с завтраком, который она для нее приготовила час тому назад.
На часах почти одиннадцать, Нина уже успела с грехом пополам разобраться в счетах за прошлый месяц, позвонить в несколько разных контор, отправить е-мейл режиссеру будущей постановки в Викторианском театре, запечь лососину со спаржей для обеда с Тэсс и заказать по Интернету гель для фальшивых ожогов, которые ей придется изображать по ходу действия.
Джози ничего не сказала матери. Подхватила с тарелки размякший тост, махом осушила стакан апельсинового сока и метнулась к двери.
— И я тоже рада тебя видеть, душа моя. Ты, кажется, собиралась сегодня к Нат? (Имел место неопределенный кивок. Или показалось?) А когда вернешься? Мне за тобой заехать? (Кстати, и с Лорой повидалась бы, обсудила девчоночье увлечение Интернетом.)
Джози вскинула над плечом растопыренную пятерню и была такова.
— Значит, в пять я за тобой заеду, — озадаченно пробормотала Нина и вздохнула, услышав, как Джози хлопнула входной дверью. — Подростки!
Десятью минутами позже Нина мужественно преодолела искушение послать дочке сообщение, чтобы убедиться, что та благополучно добралась до Нат. «Расстояние-то плевое, всего пара улиц, — напомнила она себе. — Что может случиться?»
Устроившись за кухонным столом, Нина ответила на несколько электронных писем. Одно было от Тэсс: она немножко задержится, младшего надо отвести к зубному. Нина не возражала, надо так надо. Отличная возможность еще кое-что сделать, наверстать упущенное за последнее время. Вот уже несколько дней ей было не до работы, а Нина не могла допустить, чтобы дела совсем вышли из-под контроля. Уже года через два она видела себя в окружении двух десятков сотрудников, в собственном помещении, с многочисленными контрактами на участие в съемках фильмов.
— Мы даже сможем изредка побаловать себя отпуском, — бормотала она, проверяя накладную.
Звонок в дверь остановил ее.
— Ну вот, опять что-то забыла, — хмыкнула Нина, отодвигая табуретку и торопливо направляясь к входной двери.
Ленточка, перехватывающая волосы, сползла, и Нина совсем стянула ее. Мягко ступая по ковру, подошла к двери и открыла. На крыльце никого не было. Нина вытянула шею и окинула взглядом палисадник. На дорожке — ее машина, стопка картонных коробок, готовых отправиться в утилизацию, пустой мусорный бак, который еще не успели вернуть на место. А Джози нет. Послышался звонок?
— Ребятня шалит, — вслух заметила Нина. — Долгие каникулы располагают к идиотским выходкам.
Сдвинув брови, она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь, и почувствовала что-то под ногой. Посмотрела на пол — конверт. Очередная реклама, не иначе, — нигде никаких надписей, нарочно чтоб заинтриговать и заставить открыть. Нина понесла конверт на кухню, намереваясь сразу сунуть в бак для макулатуры. Сегодняшнюю почту уже доставили, так что ничего важного здесь быть не могло, а всякая дрянь, которую оставляли под дверью, выводила ее из себя.
С конвертом в одной руке, Нина наполнила чайник. Мик наверняка проголодался: с самого утра засел в мастерской с твердым намерением закончить последнюю картину. Конверт уже завис над баком, когда Нина нащупала внутри что-то выпуклое и твердое. Бесплатные рекламные подарки — это уж совершенная пакость.
«Очередная дешевая ручка, которая не будет писать». Что бы это ни было, надо вытащить: мусор они всегда сортируют, бумага к бумаге, пластик к пластику. Однако, вскрыв конверт, Нина не обнаружила ни рекламных листовок, ни упаковочной бумаги, ни дутого целлофана.
Конверт полетел на пол, Нина с открытым ртом воззрилась на то, что достала. Руки затряслись, сердце колотилось где-то у горла. Воспоминания колючей проволокой раздирали душу.
Боже, нет!
Это невозможно, этого не может быть. У нее на ладони лежала детская заколка для волос — старомодная, погнутая, облезлая и проржавевшая с одной стороны, но керамическая клубничка по-прежнему была на месте, маслянисто поблескивающая, в черных крапинках, с некогда ярко-зеленым, а теперь поблекшим от возраста черенком.
— Мик… — дрожа, простонала Нина. — Джози…
Лихорадочно давя на кнопки, Нина настучала дочке записку: «Ты у Нат?» Ответ пришел через несколько секунд: «Ага, ц». Нина шумно выдохнула.
Сдерживая рыдания, она оперлась о кухонную стойку.
В окошках мастерской мужа отражалось солнце, со спинки стула в кухне небрежно свисала ажурная кофточка Джози, щетка для волос валялась на полу рядом с парой девчоночьих туфель со стоптанными каблуками. Такая привычная милая обыденность, от которой в одно мгновение не осталось и следа. В стеклянной дверце буфета Нина увидела отражение потерянной, до смерти напуганной женщины. И долгий путь, который ей предстояло пройти.
Нина глубоко вдохнула, вытерла мокрые щеки и сунула в карман джинсов заколку, которую сжимала в руке. Машинально заварила чай для Мика, сделала салат для ленча с Тэсс, подкрасилась, сменила футболку, загрузила грязную посуду и запустила посудомойку, составила список покупок. А потом медленно сползла по стене на пол, чувствуя, как ноет от напряжения каждый позвонок. И почти спокойно проговорила: «Все кончено».
Глава 23
Кэти стоит, скрестив ноги, сложив на груди руки, и внимательно изучает пол. Подбородок упрямо выставлен вперед, нижняя губа закушена.
Девочка не произнесла ни слова с того момента, как переступила порог изолятора, куда я вызвала ее. У сестры-хозяйки выходной, и я дежурю одна.
— Кэти! Ты ничего не хочешь объяснить?
— Вы не сможете ничего доказать, — говорит она.
— Не смогу. Но я хочу знать, по крайней мере, почему ты так ужасно поступила с мистером Кингсли?
Кэти пожимает плечами:
— Ради смеха. А поначалу на спор.
— Ради смеха?!
— У него ведь нет жены или еще кого. И вообще, никто не заставлял его смотреть на меня голую. — Кэти испускает демонстративный вздох: дескать, была охота поднимать шум из-за всякой ерунды. Потом небрежно откидывает волосы за спину. — Дело не в сексе или в каком-то там дурацком увлечении. Мне… не понравилось, когда он сказал «нет».
— И ты решила заманить его в ловушку?
Кэти дергает плечиком.
— Мы просто поспорили. — Она поднимает на меня глаза. Мы все ближе подбираемся к истине. Кэти шмыгает носом и заливается краской: совершенный ребенок, ничего общего с юной обнаженной женщиной в лесу. — Все девчонки сохнут по мистеру Кингсли. Мы же не виноваты, что здесь нет мальчишек! (Я молча киваю, чтобы не спугнуть ее.) А тут кто-то ляпнул, что на истории мистер Кингсли смотрел на меня и что дура я буду, если упущу момент.
— Какой момент?
— Сами знаете! — Она краснеет до ушей. И, не дождавшись от меня реакции, добавляет: — Он ужас какой сексуальный!
— Как отреагировали родители, когда ты сказала, что учитель пытался?.. — Язык не поворачивается закончить.
— Папа прямо взбесился. Потребовал, чтоб юристы из его фирмы подали в суд на школу. А полицию привлекли, потому что мне еще нет шестнадцати.
— А все из-за того, что родители слишком строги с тобой? Это у тебя такой протест? — Вот уж никогда не думала, что придется говорить подобное пятнадцатилетней девочке, которую я почти не знаю.
Кэти ухмыляется:
— Не-а. Я могу делать что хочу.
Мы обе знаем, что это не так, но я опять киваю, чтобы не раздражать ее.
— Думаю, твои родители, да и вообще все вздохнут с облегчением, если ты просто скажешь правду.
Я уже рассказала Кэти, как пошла за ними в лес и видела ее старания соблазнить мистера Кингсли. До нее сразу дошло, что такого я выдумать не могла. Она разоблачена. Точка.
Горестно всхлипнув, Кэти вдруг разражается рыданиями. Я нерешительно протягиваю к ней руки, робея не потому, что она может отшатнуться, и не потому, что само прикосновение дается мне с трудом. Просто это утешение удивительным образом оказывается несказанным утешением и для меня самой.