Первый день - Леви Марк. Страница 16

— Разве я вам об этом говорил? Она провела три года на раскопках в Эфиопии, в непростых условиях, и, если бы ее не выгнала оттуда эта проклятая буря, я уверен, она в конце концов нашла бы то, ради чего приехала.

— А почему вы так верите в то, что она в итоге добилась бы своей цели?

— У нее есть ценный козырь.

— Какой же?

— Удача!

— Она выиграла в лотерею?

— Гораздо лучше: не приложив ни малейших усилий, она получила этот предмет, ей просто его подарили.

— Это еще не доказательство ее высоких профессиональных качеств. Кроме всего прочего, я не представляю себе, каким образом она сумеет раскрыть тайну, над которой мы так долго ломали голову, призвав на помощь все наши силы и средства.

— При чем тут средства? Главное — это страсть. Надо сделать так, чтобы у нее появилась веская причина заинтересоваться у камешком, украшающим ее шею.

— Вы намекаете на то, что нам следует взять на себя управление этим свободным электроном?

— Управляемый нами, пусть и на расстоянии, этот электрон сохранит лишь видимость свободы.

— А отдавать ему команды будете вы?

— Нет, вы же знаете, комитет никогда на это не согласится. Но я сумею наладить процесс, вызвать любопытство нашей подопечной, возбудить ее аппетит. А в дальнейшем передам вам бразды правления.

— Да, любопытный подход. Не сомневаюсь, возникнут кое-какие возражения, но я сумею убедить малый комитет, тем более что этот проект не потребует серьезных дополнительных затрат.

— Однако я ставлю свое условие: вы будете выполнять одно правило, не подлежащее обсуждению. Предупредите ваш малый комитет, чтобы никому не пришло в голову его нарушать. Безопасность молодой женщины должна быть гарантирована в любое время и при любых обстоятельствах. Я требую безоговорочного согласия на сей счет всех руководителей филиалов, всех без исключения.

— Видели бы вы свое лицо, Айвори! Ни дать ни взять старый шпион. Почитайте газеты, холодная война давно закончилась. Между нами установилось полнейшее сердечное согласие. Скажите честно, за кого вы нас принимаете? Кстати, речь идет всего лишь о камне, пусть и с любопытным прошлым, — но это ведь только камень.

— Если бы мы были убеждены в том, что речь идет о простом камешке, мы бы не сидели здесь вдвоем и не играли в старых конспираторов, как вы отметили. Возможно, вам кажется, что я впал в детство, но вы ошибаетесь.

— Ладно, услуга за услугу. Предположим, я все сделаю для того, чтобы убедить комитет в преимуществах нашего проекта. Но как я докажу, что ваша подопечная сумеет добыть для нас важные сведения, притом что все наши усилия до сих пор не увенчались успехом?

Айвори понял, что придется сделать то, чего ему совсем не хотелось: дать собеседнику еще немного информации — иначе его не убедить.

— Все вы считали, что предмет, коим вы обладаете, — единственный в своем роде. И вдруг появляется второй. Если они, как вы их инстинктивно назвали, «родственники», то нет никаких оснований полагать, что их только два.

— Вы намекаете на то, что…

— Что родственников в этой семье может оказаться много? Я всегда так думал. Я также думал, что, чем больше мы получим возможностей найти другие подобные образцы, тем больше у нас будет шансов понять, что же на самом деле у нас в руках. То, что хранится у вас в сейфе, — только один из фрагментов, соберите недостающие кусочки, и вы увидите, что реальность чревата такими последствиями, коих вы и представить себе не могли.

— И вы предлагаете взвалить все бремя ответственности на женщину, которую сами назвали неуправляемой?

— Не будем преувеличивать. Забудьте про ее характер, нам нужны ее знания и способности.

— Айвори, мне все это не нравится. Дело закрыто давным-давно, и лучше к нему не возвращаться. Мы и так уже потратили кучу денег неведомо на что.

— Вот тут вы ошибаетесь! Мы потратили приличные деньги на то, чтобы никто ни о чем не узнал, — это не одно и то же. Сколько еще времени вы сумеете хранить тайну этого предмета, если кто-нибудь другой сумеет разгадать его суть?

— При условии, что такое произойдет!

— И вы намерены рисковать?

— Не знаю, Айвори. Я составлю отчет, они его обсудят и примут решение, и мы с вами встретимся в ближайшие дни.

— У вас есть время до понедельника.

Айвори попрощался со своим собеседником и встал из-за стола. Перед тем как уйти, он наклонился к Парижу и шепнул ему на ухо:

— Передайте им от меня привет, скажите, что это последняя услуга, которую я им оказываю, и выразите мою искреннюю неприязнь сами знаете кому.

— Непременно.

Кент

— Эдриен, хочу кое в чем вам признаться.

— Час уже поздний, Уолтер, да и вы совсем пьяны.

— Вот-вот, сейчас или никогда.

— Предупреждаю вас: что бы вы ни хотели мне поведать, лучше воздержитесь. Сегодня вы в таком состоянии, что завтра пожалеете о сказанном.

— Нет. Помолчите и выслушайте меня. Иначе я собьюсь. Я влюбился, вот.

— В принципе это хорошая новость. Тогда к чему этот серьезный тон?

— Потому что главное заинтересованное лицо об этом не знает.

— Да, это все усложняет. А о ком идет речь?

— Мне бы не хотелось говорить.

— Как хотите.

— Речь идет о мисс Дженкинс.

— О секретаре, принимающем посетителей у нас в Академии?

— О ней самой. Вот уже четыре года, как я по ней с ума схожу.

— И она ни о чем не догадывается?

— Даже при всей ее опасной женской интуиции, думаю, подозрения у нее возникли раз или два, не больше. Надеюсь, я достаточно хорошо все скрываю. По крайней мере, достаточно хорошо для того, чтобы проходить ъшмо ее стола каждый день и не краснеть, осознавая, как я смешон.

— Целых четыре года, Уолтер?

— Сорок восемь месяцев, я точно подсчитал, я даже праздновал годовщину за несколько дней до того, как вы вернулись из вашей чилийской командировки. Не расстраивайтесь, праздника я не устраивал.

— Но почему вы ей не сказали?

— Потому что я трус, Эдриен, — продолжал Уолтер, икнув. — Ужасный трус. Хотите, я скажу вам, что самое волнующее в этой истории?

— Нет, не уверен, что хочу это слышать!

— Так вот, все это время я храню ей верность.

— Ничего себе!

— Теперь вы понимаете всю нелепость ситуации. Женатые мужчины, которым повезло жить с теми, кого они любят, ищут способ обмануть своих жен, а я верен женщине, которая даже не знает, что я питаю к ней слабость. И пожалуйста, не повторяйте свое «ничего себе»!

— Я и не собирался. А почему бы ей все не рассказать? Прошло уже столько времени. Чем вы рискуете?

— Чтобы все испортить? Вы ненормальный! Если она мне откажет, я уже не смогу думать о ней, как прежде. Поглядывать на нее тайком, как сейчас, будет верхом неприличия. Что вы на меня так смотрите, Эдриен?

— Ничего. Я только думаю: а завтра, когда вы протрезвеете — это случится не ранее полудня, с учетом количества выпитого, — вы расскажете мне свою историю точно так же или по-другому?

— Я ничего не выдумываю, Эдриен, клянусь вам, я безумно влюблен в мисс Дженкинс. Но между нами такая дистанция, что ее можно сравнить с расстояниями в вашей Вселенной, где повсюду холмы, мешающие разглядеть, что находится с другой стороны. Мисс Дженкинс находится на маяке в Кристиансанде, — продолжал Уолтер, указывая пальцем на восток, — а я — несчастный кашалот, которого выбросило на английский берег! — воскликнул он, тыча кулаком в песок.

— Уолтер, я вполне понимаю то, что вы описываете, но расстояние, отделяющее ваш письменный стол от стола мисс Дженкинс, измеряется не в световых годах, а в ступеньках лестницы.

— А как же теория относительности? Вы думаете, она распространяется только на вашего приятеля Эйнштейна? Для меня каждая ступенька этой лестницы так же далека, как ваши галактики!

— Мне кажется, Уолтер, самое время пойти в гостиницу.

— Нет, продолжим нашу вечеринку, а вы — свои объяснения. Завтра я, наверное, уже ничего не вспомню, но это не важно. Мы отлично проведем время, и только это имеет значение.