Крысявки. Крысиное житие в байках и картинках - Громыко Ольга Николаевна. Страница 18
— Хто пошледний? — жизнерадостно вопросила я, сплевывая рюкзак на стул, а сумки на пол.
Запах пополз по приемной, как метан из открытой газовой колонки. Вся очередь дружно перешла на ротовое дыхание.
— Я, — прохрипела девушка с волнистым попугайчиком. Попугайчик, и без того нахохленный, закатил глаза и пошатнулся на жердочке. — А что там у вас?
— Крысы, — гордо сообщила я. — Двадцать пять штук!
— О боже, — прошамкала бабка и уткнулась в кошку, пытаясь дышать сквозь нее.
— Они просто нервничают, — виновато пояснила я. — А обычно они почти совсем не пахнут!
Очередь дружно уставилась в потолок. Пропускать меня вперед им было жалко, ждать, пока я дождусь своего времени, — невыносимо, выгнать вон — некрасиво.
Аромат мощно и неумолимо распространялся во все стороны. Ветеринар, выскочивший из кабинета покурить, резко передумал и нырнул обратно.
Очередь двигалась быстро — подозреваю, что во многом благодаря нам. Более того — она почти не прирастала, потому что народ заглядывал в приемную, принюхивался, нервно сглатывал и бормотал: «Мы лучше снаружи постоим!»
Наконец меня пригласили в кабинет — под хоровой вздох облегчения. Один дяденька даже помог мне донести сумки, лишь бы поскорее избавиться от душистого соседства.
Сидящая за столом девушка-ветеринар поспешно надвинула на нос марлевую повязку, до сих пор халатно болтавшуюся у нее на шее.
— Мне бы справочку для выставки, — попросила я, трепеща ресницами и чувствуя себя законченной бомжихой, которая заявилась в магазин за плодово-ягодным вином и изо всех сил пытается изобразить приличную женщину.
— Несите их в смотровую, — пробубнила ветеринар, не поднимая от журнала слезящихся глаз.
— Всех? — уточнила я, давая девушке шанс для отступления.
Та побледнела, но стиснула зубы и кивнула.
Мы затащили сумки в метровый закуток с ультрафиолетовой лампой и закрыли за собой дверь. Окончательно деморализованные крысы поднатужились и выдали такой залп, что свет слегка померк, а когда я открыла крышки узилищ, принялись разбегаться и распрыгиваться во все стороны, как мухи из деревенского сортира. Я упихивала их обратно, бирюзовые тени от дрожащей в руке ветеринара лампы метались по стенам, и я очень боялась, что несчастная девушка сейчас брякнется в обморок. И кого мне тогда ловить — ее, лампу или крыс?!
Но, к счастью, ветеринар с честью выдержала испытание. Лишая на крысах не оказалось, а с газовым оружием на выставку, как ни странно, пускали.
Потом мне пришлось еще минут десять посидеть в кабинете, пока девушка заполняла справку и выписывала чек. Второй ветеринар «незаметно» открыл окно и встал у него, якобы любуясь природой.
Сумма оказалась не круглой, с какими-то копейками.
— Сейчас я вам мелочь найду, — пообещала я, роясь в карманах.
— Не надо, хватит и этого, — поспешно пробормотала девушка. — До свидания, всего вам доброго!
Когда я уже выходила из ветстанции, пытаясь продернуть через дверной проем четыре сумки разом, за спиной у меня раздался совершенно отчетливый мужской шепот:
— Нет, дорогая, мы НИКОГДА не купим нашему ребенку крысу!
По-моему, настолько успешной антикрысиной акции минский питомник еще не устраивал.
P.S. Суровые Минские (и не только) Заводчики возмущенно открещиваются от такого поклепа на своих любимцев, обвиняя меня в склонности к художественным преувеличениям. Но двадцать пять испуганных крыс в замкнутом пространстве — это все-таки жестоко!
30. Великокрысиный пост
— Толстая крыса — это состояние души! — наставительно изрекла СМЗ Аня, когда я пожаловалась, что после родов Веста не только не собирается возвращать себе девичью стройность, но, похоже, готовится к состязаниям по крысиному сумо.
Увы, меня куда больше тревожило состояние Вестиного тела. Оно пухло во все стороны, как дрожжевой пирожок с начинкой — а начинялась Веста с утра до глубокой ночи. Она первой вылетала на хозяйский зов и бульдожьей хваткой вцеплялась в любую еду или пахнущие ею пальцы. Крысы умеют сильно и при этом безболезненно стискивать зубы (так они переносят крысят), однако убедить ее разжать их было непросто.
— Веста! — тоскливо выла я, пытаясь отвоевать свою плоть у жирной крысиной прищепки. — Ты же скоро лопнешь!
Веста полагала подобную кончину весьма достойной и налегала на еду с удвоенным энтузиазмом. Остальные крысявки тоже не жаловались на худобу, но на фоне Весты казались анорексичными фотомоделями. И вот, когда весы, сдавленно крякнув, показали шестьсот граммов (при нормальных триста — четыреста), мое терпение лопнуло.
— Все! — объявила я, ставя на место так и не открытую банку с мясным детским питанием. — С этого дня садишься на диету!
Садить, разумеется, пришлось всю стаю — запирать общительную толстушку в карцере было слишком сурово. Отныне миска наполнялась сухим кормом только раз в день, порция йогурта урезалась вдвое, а главное, из рациона обжор исчезли сухарики-печеньки-орешки, которыми сердобольная хозяйка подкармливала «бедолаг» с утра до вечера. Взамен я увеличила порцию овощей и фруктов.
Крысы, привыкшие к режиму «поспали — теперь можно и поесть, поели — теперь можно и поспать!», с изумлением обнаружили, что на голодный желудок сон к ним не идет. Уже к вечеру первого дня они непривычно деятельно сновали по крысовыгулу, выискивая заныканные на черный день припасы.
Через два дня все заначки в домиках и коробках были подъедены подчистую.
Через три дня крысы открыли для себя овес и пшеницу, которые обычно оставались в миске. Теперь там оставалась только шелуха, и надо было видеть, с какими скорбными мордами крысявки в ней ковырялись!
Йогурт исчезал за пять минут.
Яблоки, которые крысы прежде принимали за затейливый декор, к утру усыхали до полупрозрачных шкурок.
Если раньше я могла весь день ходить мимо клетки и ни одна дрыхнущая в гамаке лентяйка даже усом не шевелила, то теперь они наперегонки скакали по полкам в надежде на подачку. Есть за компьютером стало положительно невозможно: крысы расплескивались по решетке, провожая взглядом каждый исчезающий в хозяйке кусочек. По их мнению, мне следовало начать телесное совершенствование с себя, а лучше собой и ограничиться.
Но я была тверда и жестокосердна. Кто крысу любит, тот ее губит!
Через две недели я провела контрольный завес.
Паська похудела на двадцать граммов. Белка, Фуджи и Рыска сбросили по пятнадцать. От Холеры остались такие большие и скорбные глаза, что Гринпис должен был ворваться ко мне с ордером на арест и в суде настаивать на пожизненном заключении.
Веста... поправилась на десять граммов.
Я плюнула и засыпала кормушку доверху.
Толстая крыса — это состояние души!
P.S. Одни крысявки склонны к полноте больше, другие — меньше. Но если пичкать их лакомствами и ограничивать в движениях, то любая крыса быстро раскормится до состояние поросеночка.
31. Радуга
«Не завожу крыс, потому что они мало живут» — любимый и, с моей точки зрения, очень странный аргумент противников крысообзаведения.
Крысы действительно живут мало. Два с половиной, от силы три года. Если очень-очень повезет — четыре. Но за это время они успевают подарить человеку столько любви, радости и веселых минут, что отказываться от них из страха скорой потери — непростительная ошибка.