Розы от киллера - Браун Сандра. Страница 61

Вик ничего не сказал.

– Вы правы, Треджилл, я вас совсем не знаю, но я в курсе, что вы приносите беду. Я же читаю газеты. Смотрю телевизор. Мне не нравится, что вы крутитесь вокруг Ренни.

– Вас никто не спрашивает.

– Особенно если тут замешан еще этот тип, Лозадо.

– Именно из-за него я и кручусь вокруг Ренни.

– Только поэтому? – Его глаза впились в Вика. – Мы с Коринной давно присматриваем за Ренни. И не собираемся прекращать. – Он наклонил голову и подвинулся поближе. – У тебя большая пушка и язык как помело, но ты тупее, чем этот столб, если не сечешь, что я хочу тебе сказать.

– Я пойму, если вы выскажетесь прямо.

– Ладно. Ренни немало потрудилась, чтобы добиться того, чего она добилась. В карьере. Я видел, как она выделывала на лошади такое, чего ни опытные ковбои, ни каскадеры не рискнут сделать. Она летала на другой конец света, ездила туда, где шла война, и вообще в богом забытые места, и никогда не боялась. Ничего. Но, – он подошел еще ближе, – я никогда не видел ее с мужчиной. И уж точно здесь никто не оставался на ночь. Надеюсь, ты настоящий мужчина и у тебя хватит порядочности взвалить на себя эту ответственность.

Когда Ренни вернулась из загона, Вик стоял над кофеваркой и наблюдал за каплями кофе, падающими в фильтр. Грудь голая, ноги босые, никакой одежды, кроме голубых джинсов. Пистолет лежит рядом с кофеваркой. Все это никак не подходило для ее уютной, знакомой кухни и потому расстраивало.

– Что-нибудь не так с кофеваркой? – спросила она. Вик покачал головой:

– Мне так хочется кофе, что я капли считаю.

– Я тоже не прочь. – Она достала с полки две кружки.

– С лошадью все в порядке?

– Как и сказал Тоби.

– Он меня жутко ненавидит. Ренни передала ему кружку.

– Не говори глупостей.

– Нет, правда. Да я и не обижаюсь. Просто констатирую факт. Он ушел домой?

– Только что.

Последние капли просочились через фильтр. Вик наполнил ее кружку и предупредил:

– Это кофе для копов. Крепкий.

– Врачи тоже такой пьют. – Она отхлебнула и показала ему большой палец.

– Роббинс очень серьезно беспокоится за тебя. Велел мне держать лапы при себе.

– Не мог он такого сказать. Я знаю.

– Ну, другими словами.

Она сделала еще несколько глотков и поставила кружку на стол.

– Повернись, я взгляну на шов.

Вик повернулся, положил руки на край стола и наклонился вперед.

– Тебе меня не одурачить. Признавайся, просто хочешь взглянуть на мой зад.

– Я его уже видела.

– Ну и?

– Бывает и лучше.

– Нет, вот это уже обидно.

Для Ренни в человеческом теле не было почти никаких секретов. Она изучала его, видела в разных состояниях, разного размера, формы и цвета. Но вчера, когда она увидела Вика, вытянувшегося на ее кровати, он произвел на нее впечатление. И отнюдь не с медицинской точки зрения. Длинный, стройный торс, узкие бедра, пропорциональное сложение. Ни одно ранее виденное ею тело так не притягивало, так что ей пришлось призвать весь свой профессионализм на помощь, чтобы не реагировать, когда она его трогала.

Она сняла старую повязку и осторожно потрогала шов:

– Чувствительно?

– Чешется.

– Значит, заживает. Настоящее чудо, если вспомнить, сколько времени ты провел на больничной койке.

– Когда снимешь швы?

– Через несколько дней. Сиди смирно и допивай кофе. Хочу воспользоваться редким случаем, когда ты сидишь спокойно, и обработать шов.

– Только никаких уколов! – крикнул он ей вслед, когда она вышла из комнаты.

Она спустилась вниз со второго этажа с необходимыми медикаментами и ужасно удивилась, застав его на том же месте. О чем ему и сообщила.

– Так доктор приказал.

– Поверить не могу, что ты послушался. Вы далеко не идеальный пациент, мистер Треджилл.

– Почему Тоби и Коринна Роббинс так о тебе заботятся?

– Они знают меня с детства.

– Как и другие жители Далтона. Но я не вижу здесь больше никого, кто отгонял бы от тебя сатиров вроде меня.

– Сомневаюсь, что Тоби Роббинс знает, кто такой сатир.

– Но ты-то знаешь.

– Ты не сатир.

– А Раймонд Кольер?

Он пытался заставить ее говорить об этом. Но она сомневалась, что вообще когда-нибудь сможет говорить на эту тему с Виком. С чего начать? С того дня, когда узнала об отцовской измене? Разве сможет она заставить Вика понять, как ужасно было узнать, в каком ханжестве она жила и как глупо всему верила?

Или начать с Раймонда? Как он ее преследовал. Как не сводил с нее тоскующего взгляда, если они находились в одной компании, где, кстати, присутствовала и его жена. Как она ненавидела его коровьи глаза и влажные руки, пока не поняла, что может воспользоваться его одержимостью, чтобы наказать отца. Нет, с Виком она говорить об этом не могла.

– Ну вот, – сказала она, накладывая свежую повязку на шов. – Все сделано, и надо отметить твое необыкновенно послушное поведение.

Не успела она отойти от него, как он взял ее руки и положил их себе на грудь. Получилось, что она обняла его сзади.

– Что ты делаешь, Вик?

– Кто был твоим идеальным пациентом?

Она не стала отвечать на вопрос, просто слегка рассмеялась, что было не очень легко, поскольку грудь ее была прижата к его спине, пальцы лежали на жестких волосах на его груди, а нижняя часть ее тела, охваченная жаром, прижималась к его пояснице.

Он накрыл ее руки своими ладонями и не отпускал. Левой ладонью она чувствовала сильные удары его сердца. Этот ритм оказывал на нее странное действие, что было удивительно для человека, привыкшего слушать сердцебиение других людей ежедневно. Он заставлял ее собственное сердце биться чаще.

– Разве нам не пора готовиться к отъезду, Вик? Мне казалось, ты торопишься поскорее отсюда убраться.

– Твой идеальный пациент. Я хочу услышать о нем или о ней, или я останусь здесь, а ты уже знаешь, что я человек упрямый. – Чтобы слова звучали убедительнее, он еще крепче прижал ее руки к себе.

Сдаваясь, она прижалась лбом к ложбинке между его лопатками. Но так стоять было слишком удобно, слишком приятно, и через несколько секунд она подняла голову.

– Это была женщина. Ей было тридцать четыре года. Одна из жертв теракта во Всемирном торговом центре. Одиннадцатого сентября я была в Филадельфии, на конференции. Вечером я поехала в Нью-Йорк. Ее вытащили из развалин живой, но пострадала она очень сильно. Я ее оперировала. Ей ампутировали ногу. Сутки мы даже не знали, как ее зовут. У нее с собой не было документов, сказать нам она ничего не могла. Но подсознательно она понимала, что ей пытаются помочь. Каждый раз, когда я брала ее за руку, чтобы подбодрить, она сжимала мою руку. Потом она пришла в себя, назвала свое имя, и мы разыскали ее семью, которая отчаянно пыталась что-то узнать. Она оказалась из Огайо, приехала по делам. Муж и трое детей приехали к ней в больницу. В тот момент она взглянула на меня. Взгляд был таким выразительным, что слов не требовалось.

В какой-то момент во время рассказа Ренни прижалась щекой к спине Вика. Он гладил ее руки, все еще лежащие на его груди.

– Ты спасла ей жизнь, Ренни.

– Нет, – сказала она глухо. – Не смогла. Она умерла через два дня. Знала, что умирает. Мы сказали ей, что вряд ли ей удастся выжить после такой страшной травмы. Она благодарила меня за то, что я продлила ей жизнь и она смогла увидеться со своей семьей. Она хотела с ними попрощаться. Ей потребовалось все ее мужество и огромная сила воли, чтобы прожить эти два дня. Но ее любовь к ним была сильнее боли. Так что, когда ты спросил меня о моем идеальном пациенте, я сразу вспомнила ее.

Он немного помолчал, потом сказал:

– Я думаю, ты необыкновенная, доктор Ньютон. Неудивительно, что Роббинсы такого высокого о тебе мнения.

Она правильно поняла его фразу. Ему хотелось знать о ее отношениях с Тоби и Коринной, вот он и нашел окольный способ. Почему бы не рассказать ему обо всем? Он, вероятно, и так почти все знает. Возможно, Тоби успел ему многое рассказать, и теперь Вик хочет услышать ее версию.