Дети Судного Часа - Рудазов Александр. Страница 49

— Продолжим, — буркнул великан.

Теперь он уже не пытался Молотить кулаками. У закованного в броню старика слишком хорошая реакция — он словно нюхом чует, куда и в какой момент надо дернуться.

Вместо этого Верзила развел руки в стороны и медленно зашагал вперед. Загнать в угол, захлестнуть — и раздавить. Как бы ни был силен противник, он обычный человек. Человеку не выжить под натиском того, в ком кричит Судный Час.

— Хар-да!!! — взревел Верзила, пригибаясь и бросаясь вперед.

Лод Гвэйдеон совершил аналогичное движение. Противники обхватили друг друга за талию и принялись давить, давить, давить…

Паладин почувствовал, как трещат кости под чудовищным напором. Показалось, что он попал в тиски медведя или бракса. Даже карлик-дэвкаци Эцумбо сжимал лода Гвэйдеона слабее. Еще немного, и керефовые доспехи сомнутся, скомкаются, как алюминиевая коробочка…

Превратив в кровавую кашу то, что внутри.

При других обстоятельствах лод Гвэйдеон признал бы поражение. Не стыдно проиграть в честном бою — и не вина лорда Словосинороса, что он настолько выше и сильнее противника.

Но сейчас паладин не мог закончить бой так. Он обещал святому Креолу — и тот ждет, когда обещание будет сдержано.

— Пречистая Дева, дай мне сил… — виновато прошептал лод Гвэйдеон.

Из глотки Верзилы вырвался полукрик-полувсхлип. Старик в доспехах вдруг стал давить сильнее — в десятки, в сотни раз сильнее! Словно человек в одночасье сменился заводским прессом! Несколько ребер с тихим треском сломались, изо рта брызнула кровь, позвоночник громко заскрипел…

Обретший благословение богини паладин мог раздавить мутанта голыми руками. Но он этого не сделал. Лод Гвэйдеон на миг ослабил хватку и одним стремительным движением дернул тяжеленную тушу кверху. Верзила почувствовал, как ноги отрываются от пола, протестующе заревел…

И грохнулся всем весом о помост. Тот сотрясся, словно уронили набитый книгами шкаф. Верзила тихо застонал и обмяк — его глаза закатились, сознание отлетело.

— Нокаут… — недоверчиво произнес ведущий, щупая пульс мутанта. — Радрафф хази, Верзила в нокауте!

Зрители ошарашенно молчали. Никто не знал, как к этому отнестись. Радовались только те, кто поставил на лода Гвэйдеона, — и радовались оглушительно. Они только что стали значительно богаче.

А лод Гвэйдеон невозмутимо прошествовал к своему оружию, парой мгновенных движений рассовал его по доспехам и вернулся к лежащему Верзиле. Горла бездыханного мутанта коснулся Белый Меч.

— Эй-эй, старик, ты что делаешь?! — возмутился ведущий. — Ты правила слышал?! Он в нокауте — ты победил, все!

— Я все же хотел бы придать нашему поединку окончательное завершение, — спокойно произнес паладин, чуть усиливая давление. Из надрезанной кожи выступила капля крови.

— Отпусти его, старик! — в ужасе возопил ведущий. — Отпусти, кому говорят!

Зрители тоже заволновались, из толпы донеслись протестующие возгласы. Поступок лода Гвэйдеона всем показался ужасно неспортивным и совершенно бессмысленным.

— Слушай, вот, забирай выигрыш! — торопливо принялся отсчитывать фишки ведущий. — Бери, ровно две сотни, как уговаривались! У оценщика сможешь выменять кучу всего! Жратвы недели на три, одежду новую, ствол хороший! Только убери свою резалку, оставь мужика! Эй, да помогите же вы!!!

Охранники у дверей тревожно переглянулись. Положение в самом деле создалось неприятное — чего доброго, этот псих грохнет одного из лучших людей Генерала. Зная босса, можно быть уверенным — радоваться он этому не станет…

— Отойди от Верзилы, дед! — рявкнул первый охранник, подбегая к помосту. — Быстро, ты!..

— Я тя надвое порежу! — вытащил ручной лазер второй.

Лод Гвэйдеон посмотрел им за спину, увидел приоткрывшуюся на секунду дверь и чуть заметно улыбнулся. Паладин убрал Белый Меч, вежливо поклонился и под грозное сопение охранников спустился с ринга.

Он выполнил свою задачу.

Глава 16

Ванесса поглядела в зеркало и машинально поправила прическу. На протяжении последних часов она поправляла ее уже множество раз.

Не то чтобы ее сейчас волновала собственная внешность — но чем еще тут можно заняться? Единственное возможное времяпрепровождение — смотреться в зеркало. Их тут тьма-тьмущая.

Камера, в которую заперли Ванессу, оказалась воплощением абсурда. Все до единой поверхности зеркальные. Стены, пол, потолок — везде отражения черноволосой девушки с восточноазиатским лицом.

Трудно сказать определенно, что было в этой комнате раньше — скорее всего, туалет или что-то наподобие. Находиться в таком месте долгое время — верный способ сойти с ума. Кругом бесчисленные отражения, пространство разбивается на части, ориентироваться жутко сложно. Кажется, что во все стороны уходят бесконечные коридоры, но сделай шаг — и уткнешься в отполированное зеркало.

Вон провела в этой комнате всего несколько часов, но уже успела ее возненавидеть.

Двигаться тоже толком не получалось. Гребаные мутанты надели ей на запястья и лодыжки какие-то девайсы, сцепляющие руки и ноги. Что-то вроде энергетических наручников.

Ванесса не могла даже встать — приходилось сидеть с закрытыми глазами. А если она открывала глаза — упиралась взглядом в тысячу собственных отражений. Голова начинала кружиться уже через несколько минут.

Если не считать зеркал, единственным предметом обстановки была пустая бутылка, валяющаяся в углу. От нее исходил чуть уловимый сладковатый запах. За неимением лучшего занятия Ванесса пыталась догадаться, что было в этой бутылке раньше — спирт, керосин, одеколон?

Судя по форме сосуда — какой-то напиток. И вряд ли местные мафиозо пьют лимонад или фруктовый сок. Поскольку запах еще не выветрился, опорожнили бутылку относительно недавно. А раз Ванесса чувствует аромат даже с нескольких шагов, содержимое было весьма душистое. Вряд ли это мог быть коньяк или шампанское — подобные напитки плонетцы давно и на вкус позабыли. Скорее всего, какой-нибудь самогон, настоянный на местных корешках.

Из-за зеркальной двери доносилось непрекращающееся бормотание. Стеречь Ванессу поставили двух охранников — они сидели в коридоре, что-то жевали, курили и безостановочно травили байки. Тот, что постарше, рассказывал своему младшему товарищу всякие страсти — о мутантах, о трупешниках, о тварях, что ползают под сконью, о душах мертвых, погибших в Судном Часе, о невидимой заразе, подстерегающей на равнинах…

— А про Вторую улицу — правда? — спрашивал младший. — Правда, что там монстехдай живет?

— Правда, — степенно отвечал старший. — Живет. Ночью туда не ходи. Да лучше и днем тоже.

— А как он выглядит-то, монстехдай? А то я слышать слышал, а видеть…

— А видеть его, брат, никто не видел. Вот, говорят, Головешка видел — так он же не расскажет.

— Головешка?.. Так он же слепой.

— И глухой. И немой. Только видит все равно лучше нас с тобой. Он своими буркалами даже сквозь стену все видит — такая вот у него мутация. Мы вот тут сидим, а он, может, как раз сейчас на нас и смотрит. Прямо сквозь стену.

Младший охранник нервно заерзал, крутя головой.

— Но монстехдай — это что… — задумчиво произнес старший. — Он на одном месте сидючий — к нему не лезь, он и не тронет. Вот мати анак гораздо хуже. Слышал?

— Не-а. Это что такое?

— Не что, брат, а кто. Мати анак — это вроде как трупешник, только хуже в сто раз. Я, брат, слышал, что если помрет беременная женщина, а плод в ней еще живой будет, то сконь ее начнет жрать, потом подымет на ноги… а потом из всего этого мати анак и получится. Тварюка та еще — ногти и волосы длиннющие вырастают, бегает как угорелая, людей жрет. Особливо детей маленьких любит. Говорят, на окраине дом один есть, так там мужик живет — совсем не в себе. У него женка померла, когда маленького носила, так он ее сам, своими руками, в сконь положил, да и дождался, пока мати анак не образовался.