Танцы во льдах (СИ) - Лисина Александра. Страница 50

Сама дорога, начинающаяся от разрушенных ворот, была почти так же стара, как этот мир. Когда-то оживленная и переполненная, со временем она стала безжизненна и угнетающе пуста. Прекрасные барельефы по краям плит давно раскололись, старые надписи стерлись или были старательно вымараны. Безупречная чистота камня сменилась грязными земляными разводами и потеками ржавчины, а золотистые прожилки между ними вовсе оказались грубо выдранными чьими-то жадными пальцами. Но проход на ту сторону до сих пор существовал. Как прятался за массивными скалами древний, затерянный город.

- Врата Иира... выходит, он действительно существует? - шепотом спросил Рес, настороженно разглядывая пустые ворота.

Ширра, не ответив, бестрепетно прошел мимо, не удостоив древний памятник даже взглядом, и устремился вперед, будто и не было в этой ветхой древности никакой загадки, не было жутких тайн. Будто не веяло от развалин неведомой мощью и не замирало сердце при виде наглядного свидетельства бурного прошлого нашего немолодого, в сущности, мира. Хотя, возможно, он просто привык?

Вздохнув и окинув упавшие колонны долгим взглядом, я вошла за скорром в узкий проход, откуда-то зная, что не стоит задерживаться на пороге чужого дома слишком долго. Как не стоит здороваться, стоя в открытых дверях, или отказываться от предложенного радушной хозяйкой горячего хлеба. Коли не веришь в добрые намерения хозяев, разворачивайся и постарайся не отставлять открытой спину. Но никогда не терзайся сомнениями посередине - говорят, сквозь порог порой проступает другая сущность, изнанка, обратная сторона. Мир Теней, куда уходят свободные души. А порог - этакая крохотная щелочка в потустороннее, способная в определенное время дня и ночи превращаться в самую настоящую дверь. Но горе тому, что рискнет соприкоснуться с ней дольше положенного - спящие духи-охранники не любят, когда их тревожат, и нередко забирают к себе мятущегося разумом, не спрашивая на то его согласия. Поэтому не стой на пороге. Не тревожь спящие души. И не стремись прикоснуться к тому, чего никогда не сумеешь познать.

Тряхнув головой, я поспешила отогнать гнетущие мысли и торопливо нагнала Ширру.

Мы в гнетущем молчании миновали узкий коридор, тесно зажатый между двух отвесных стен. Стараясь не шуметь, ступали след в след, будто подозревали поблизости дремлющие ловушки. Опасливо косились на далекие темные вершины, недоброжелательно стиснувшие проход до узкой тропки, и страстно надеялись, что оттуда не свалится вдруг какой-нибудь особо непрочный валун. Окружающая тишина ощутимо давила на голову, заставляла пугливо вздрагивать от вкрадчивого шороха шагов и ощущения чужого недоброго взгляда. Густая, как кисель, вязкая, недобрая, тишина была тягостной, почти невыносимой. Но разговаривать никто не осмеливался - мрачное величие этого места словно само по себе требовало соблюдения некоего ритуала, и мне отчего-то казалось, что нарушать многовековое молчание спящих гор будет, по меньшей мере, кощунственно.

Когда, наконец, долгий тоннель все-таки закончился, а впереди блеснул солнечный свет, я первая прибавила шаг и заторопилась на волю. Потому что гнетущее чувство неясной угрозы в этой мрачноватой кишке неожиданно стало таким острым, что у меня даже затылок заломило и сами собой подогнулись ноги.

Ширра не заметил - неторопливо миновав вторые ворота на выходе из ущелья, так же невозмутимо обернулся. Дождался, пока его нагонят остальные. А затем, хмуро покосившись на предельно напряженного Рума, не слетавшего с моего плеча ни на мгновение, выразительно указал вниз.

Подойдя к краю последней плиты, я послушно глянула и приглушенно ахнула:

- Иир!!

То, что открылось внизу, с трудом поддавалось описанию. Огромная долина. Плодородная равнина. Утопающий в зелени и буйстве деревьев сад, раскинувшийся впереди, насколько хватало глаз. Вековые деревья невообразимой высоты, непроницаемые кроны, закрывающие своей тенью почти половину неба. Цветущие лианы, дикий папоротник, настойчивые вьюнки, заполонившие собой все вокруг... а между ними, скрытые зеленью и корнями, посеревшие от времени и разъеденные мхом, забытые, потрескавшиеся и потемневшие на солнце, стояли совершенные статуи удивительно прекрасных созданий, чье несомненное величие и страшная гибель навсегда отпечатались в памяти живущих.

С такого расстояния я не смогла различить лиц, время многое стерло, а разросшиеся леса почти поглотили большую часть некогда чистого и прекрасного города. Разрушились здания, обвалились причудливо изукрашенные купола, истлели храмы и потрескались каменные плиты, вымостившие широкие и удобные дороги. Почти неотделимы от корней стали белоснежные стены, но статуи... статуи все еще стояли нетронутыми. И их неповторимое очарование, несомненную красоту, непередаваемую грацию не смогли стереть ни ветра, ни дожди, ни многочисленные трещины от въевшихся в камень грибков. Я видела высоких мужчин, чья нескрываемая мощь буквально рвалась наружу из каменных тел. Видела массивные торсы, гармоничные лица, тщательно прорисованные жилки, говорящие о том, что хозяева этой земли были способны на равных противостоять даже богам. Видела женщин, чья утонченная красота и изящество ни в чем уступали наипрекраснейшим богиням. Видела крылья, спокойно сложенные за спинами или, напротив, распахнутые во всю ширь... удивительной красоты белоснежные крылья, сотканные из радости, надежд и воспоминаний. Теперь - где-то оборванные, где-то разбитые, где-то потрепанные и безжалостно выломанные, но даже сейчас - полные скрытой силы и неповторимого достоинства, по которым легко можно было представить себе истинную суть Крылатых. Мудрых, величественных, прекрасных в каждом своем проявлении... ушедших небожителей, навсегда исчезнувших созданий света, которым когда-то давно остальные расы справедливо поклонялись, как живым богам.

- Иир, - странным голосом подтвердил Рум, неотрывно глядя на потерянный город. - Ты все еще хочешь туда войти?

Я быстро посмотрела на замершего у края скалы скорра: в этот момент Ширра, неподвижно стоящий на фоне темнеющего неба, подсвеченный алыми лучами заходящего солнца, такой же величественный и молчаливый, как эти древние горы, как никогда показался мне ожившей легендой. Он был удивительно уместен среди этих черных камней и разрушенных памятников прошлого. Словно недостающий кусочек мозаики, внезапно легший на свое законное место. Или вернувшийся после долгого отсутствия хозяин, ожививший своим присутствием давно заброшенный дом.

Услышав хранителя, он медленно повернул голову и пристально посмотрел - массивный, как эти горы, мрачный, с тяжелым взглядом внезапно потемневших глаз. Черная шерсть его блестела, будто смазанная жиром, сузившиеся зрачки светились, как два антрацита, но из-за солнечных лучей казались жутковато подсеченными кроваво-красными бликами. Он не сдвинулся с места, не зарычал и не обнажил зубы, напоминая призраку об их молчаливом уговоре и о том, что Рум поклялся не вмешиваться до тех пор, пока я соглашаюсь следовать указаниям скорра. Он просто стоял и молчал, напряженно ожидая ответа. А еще - неотрывно смотрел мне в глаза, будто искал там что-то важное.

- Идем, - наконец, сбросила я оцепенение, и он несильно вздрогнул. - Веди, Ширра, ведь это твой дом.

Скорр снова вздрогнул, нерешительно качнулся навстречу, словно хотел что-то сказать, но тут за моим левым плечом угрожающе сверкнуло, и он, поджав губы, быстро отвернулся. После чего тяжело вздохнул, встряхнулся и, окинув внимательным взглядом притихших Патрульных, уверенно спрыгнул со скалы.

К подножию горы мы спускались несколько утомительных часов. Идти приходилось медленно, потому что старая дорога оказалась почти полностью разрушенной, а извилистая тропа, которой повел нас Ширра, была слишком крута и узка, чтобы по ней стало возможным идти спокойным, прогулочным шагом. Я то и дело оскальзывалась, судорожно хватаясь за траву и торчащие из-под земли сухие корни. Ноги беспрестанно разъезжались в разные стороны - то ли от отсутствия опоры, то ли из-за растущего волнения. Я честно старалась не упасть, но, признаться, получалось из рук вон плохо: словно чувствуя мою неуверенность, коварная тропа в самых неожиданных местах начинала рассыпаться, кривляться и всячески вихлять, как упившийся вусмерть крестьянин за бороной. То камешек какой подкинет под сапог, то целый пласт земли съедет мне прямо под ноги, а то каменная опора, которая спокойно выдерживала немалый вес Леха и Ширри, вдруг начинала самым некрасивым образом плыть.