#Коллекционер (СИ) - Килина Диана. Страница 20

Ти-ши-на.

- Лика, ты не оправдала и моих ожиданий тоже. И я не хочу с этим мириться. Ты была у меня первой. Я был у тебя первым. Но не единственным.

- Я тоже была у тебя не единственной! – вопит она, - Думаешь, мне не передавали, как ты развлекался все эти два года? Как ты снимал потаскух и…

Вот тут я не выдержал и разразился смехом. Нахохотавшись от души, я снова взглянул на нее, на этот раз с жалостью.

- И я должен чувствовать – что? Вину? За то, что не был собой?

- А может быть ты все помнил и просто мстил! – Лика подошла ко мне, уставив обвинительный перст в мою грудь, - Хотел ужалить побольнее, видя, что я мучаюсь!

- А ты мучалась? – чистый, неразбавленный сарказм вырывается из моего горла.

Я улыбаюсь, глядя, как она пытается переложить ответственность на меня. Это на самом деле смешно.

Но так было всегда, сколько я себя помню. Лика упала с велосипеда – виноват Глеб, не показал, как пользоваться тормозом. Лика поранила пальчик – Глеб старше и должен был сам нарезать яблоко. Лика выросла и стала изгоем в школе – Глеб не поддержал ее заносчивость. Лика получила аттестат с одной четверкой по физкультуре – Глеб не помог подтянуть норматив. Лику не взяли в художественную академию – Глеб мог бы замолвить словечко.

Лике было больно в первый раз – Глеб был слишком грубым. Лика залетела и пришлось делать аборт – Глеб не позаботился о контрацепции.

Почему я вообще был с ней? Потому что – удобно? Потому что я чувствовал себя виноватым? Потому что я ее знал, знал все ее слабости? Знал, что несмотря на избалованность, она никогда не предаст?

Но ведь предала.

- Я не буду мириться, - повторяю я, - Не собираюсь. Даже в мыслях нет.

С этими словами, я отступаю на шаг и выхожу из спальни. Спускаюсь вниз по лестнице и громко хлопаю дверью. У гаража стоит моя машина, не думая запрыгиваю внутрь и срываюсь с места.

Еду, под громко орущую музыку, открыв окно и вдыхая ветер, гуляющий в салоне авто. На подъезде в город останавливаюсь на заправке и беру стаканчик черного кофе. Морщась пью ровно до половины, а потом выливаю терпкий напиток прямо на асфальт.

В бардачке по-прежнему лежат ключи от съемной квартиры – я последовал совету Ильи и не стал расторгать аренду. Куча бумажек – чеки. Я перебираю их, ухмыляясь и гадая – получал ли я удовольствие от такой жизни? Ночные клубы, алкоголь, секс… Это на меня не похоже.

Я был домашним мальчиком – и этим все сказано. В детстве носил брекеты и очки, занимался плаванием. Зубрил точные науки, учился на отлично. Годам к четырнадцати вытянулся в росте и плечах, тогда же мать впервые сменила мои страшненькие оккуляры в широкой роговой оправе на контактные линзы. Брекеты тоже убрали, и улыбка стала идеальной. Тогда же появились друзья, увлечения помимо школы и бассейна.

Наши с Ликой отцы учились вместе, вместе открывали бизнес – сначала это была мастерская, потом – первый ювелирный салон, затем – сеть. К двадцати годам я стал сыном одного из самых богатых людей Эстонии. Она – тоже.

Я помню одно из тех старых семейных видео, которые снимали на черно-белую пленку. Пухлая девочка с косичками и мальчик – ей два года, ему четыре. Они играются в песочнице, а голос оператора за кадром смеется и произносит: «Мы еще погуляем на их свадьбе». Тот смех сливается с другими голосами, одна шутка перебивает следующую…

Мальчик отрывается от пластикового ведерка – цвет на пленке серый, но я помню, что оно было зеленым – и хмурится, глядя в камеру. Потом смотрит на девочку и улыбается ей, помогая вылепить куличик из песка. Он разваливается, девочка шлепает ручкой по непонятной фигуре и начинает плакать. Мальчик утешает ее, размазывая слезы по красным щекам, а затем они вместе уходят из песочницы, оставив игрушки одинокими и забытыми, никому не нужными.

Кадр всплывает так отчетливо, что я не могу сдержать усмешку. Я ведь всегда был рядом – чего ей не хватало? Поддерживал, старался приободрить. Писал за нее рефераты и делал домашние задания. Дрался в школе, а потом неделями замазывал фингалы маминым тональником и терпел насмешки одноклассников – как я уже сказал, до четырнадцати я был хлюпиком. Появлялся на ее встречах с одногрупниками, игнорируя свои – ей всегда было страшно идти одной.

Все, что я хотел от нее – это верности. Ответной поддержки, я хотел, чтобы она была той самой нитью, что держит меня в этом мире.

Но, даже когда мои родители погибли в авиакатастрофе три года назад, возвращаясь из отпуска, все, что она могла сказать:

- Глеб, ты должен быть сильным. Ты же мужчина.

Вот так просто.

Мой взгляд натыкается на очередную бумажку. Выписка из банкомата в центре города. Время – пять утра, снятая сумма – почти пять сотен евро. Тихо присвистнув, я начинаю рыться в чеках и нахожу несколько по тому же адресу.

Стриптиз-клуб. Слышал об этом месте, но ни разу не рискнул туда заявиться. Забавная аллюзия – похоже, пребывая в забвении, я решил воплотить в жизнь все свои скрытые желания.

Альтерэго, не иначе.

Подумав несколько секунд, я снова завел мотор и поехал в центр города поглядеть, что же из себя представляет подобное заведение на практике.

***

This time we will

Turn around and say the words that make us heal

And then we win

We will know and never more go back to this

You gotta give something something something to love

You gotta give something something

You gotta give something something something to love

You gotta give something something

To Love…

Loreen «Heal»

- В спортивном нельзя, - отчеканил охранник, смерив меня хмурым взглядом.

Я пожимаю плечами и достаю из кошелька десятку.

- А так?

- В спортивном нельзя.

К красной купюре присоединяется еще одна.

- Так? – невольно ухмыляюсь, глядя, как молодой еще в принципе парень с коротким ежиком светлых волос приподнимает бровь.

- В спортивном нельзя, - снова отрезает он, - Тебя увидят – меня уволят. От твоих двадцати евро мне на бирже труда будет ни холодно, ни жарко, - почти дружелюбно объясняет секьюрити.

Если каменное лицо и дрогнувший мускул на челюсти можно считать проявлением дружелюбия.

- Понятно, - вздыхаю я, отойдя в сторону.

Вот знал бы, оделся бы поприличнее.

Я смотрю на улицу, раскинувшуюся впереди; и редких прохожих, что ловят такси и заходят в питейные заведения. Мимо меня проплыла толпа молодых парней и благополучно прошла фейсконтроль в SOHO – тот самый стриптиз-клуб, куда: «в спортивном нельзя». Наверное, мальчишник.

Ухмыльнувшись, я думаю о том, что наверняка мой собственный выглядел бы так же. Классика.

Решив оставить машину и немного прогуляться, я иду по переулку, разглядывая обновленные витрины магазинов, подсвеченные тонкими полосками лед-лампочек на ночь. Яркие вывески на каждом углу гласят: «Новая коллекция», однако, я уверен, что подобное уже видел несколько лет назад. Все новое – хорошо забытое старое. Основной принцип всех торгашей, да и вряд ли кто-то заметит.

Ноги сами ведут меня через Таммсааре парк, и я оказываюсь у ворот Виру. Не думая, бреду по узким улочкам и брусчатой дорожке, разглядывая старинные здания. Поднявшись на Вышгород, я сажусь на скамейку и смотрю на старый город, что раскинулся впереди.

Сколько бы я не путешествовал, возвращаясь домой всегда понимал, что Таллинн – волшебный город. Тихий и спокойный, жизнь в нем размеренная и какая-то особенная. Здесь нет буйства красок, экзотики или бешеного ритма мегаполиса, но есть ощущение уюта.

Ощущение дома.

Странно, почему я поселился так далеко от города? Глядя на мелькающие огни вдалеке, я поймал себя на мысли, что мне нравится сидеть вот так и смотреть на мирно посапывающую столицу. Я бы мог засыпать, разглядывая этот вид и просыпаться, когда огни гаснут. Там, за чертой города, ночью нет ничего, кроме стрекота каких-то букашек, а тут все иначе.