Шелковая паутина - Браун Сандра. Страница 34

Эрик так пристально разглядывал янтарную жидкость в бокале, словно пытался разгадать тайну Вселенной. Может, если вглядится пристальнее, он найдет разгадку своей собственной тайны, так мучившей его?

Слева от бара донесся смех. Рядом в кабинке сидели три пары, пили пиво и вели глубокомысленные разговоры. Эрик повернулся к ним спиной, и его захлестнула волна одиночества. Неужели он когда-то получал удовольствие от компаний, чувствовал себя там в своей тарелке? Сначала коллеги звали его вечером после работы выпить по стаканчику. Но он пил слишком много, скверно пьянел. Он стал чересчур вспыльчивым — людям это вряд ли нравилось.

Когда Эрик наконец смог вернуться к работе после авиационной катастрофы, он злился так, что был чуть ли не близок к помешательству. Он монтировал фильм о летнем лагере для сирот, но каждый день работы стал для него пыткой. Всякий раз, когда он прокручивал очередную кассету про лагерь «Горный», внутри у него все сжималось. Если на экране появлялась Кэти, он с такой силой ударял кулаком по ладони, словно хотел раздавить ненавистный образ.

— Не больно-то ты торопился, приятель, — сказал ему продюсер, когда Эрик наконец сдал законченную работу.

— Пошел к черту, — проворчал Эрик, направляясь к двери.

— Подожди минуту, Гуджонсен, — окликнул его тот, но тут же стушевался под грозным взглядом, которым Эрик смерил его. — Слушай, это не мое дело, — все же решился он, — но после авиакатастрофы в тебя словно бес вселился. Многим здесь надоело твое поведение. Ты мне нравишься, Эрик. Ты — настоящий талант, и мне невыносимо видеть, как твоя карьера летит к черту из-за твоего испортившегося характера. Если я чем-то могу…

— Как ты совершенно правильно заметил, это абсолютно не твое дело, — рявкнул Эрик и хлопнул дверью.

Это случилось поздней осенью, а сейчас уже стояла весна. Природа вокруг пробуждалась к жизни, а для Эрика каждый следующий день означал дальнейший распад личности.

Жесткие требования, всегда предъявляемые им к собственной работе, постепенно снизились. Он небрежно занимался своим делом, слишком много пил. Женщины тоже не помогали ему выбраться из депрессии. Он оставался безразличным к женскому полу, хотя сам по-прежнему пользовался успехом. Никто не мог вызвать в его душе такой страсти, как Кэтлин…

— Еще один, пожалуйста, — бросил Эрик бармену, глядя, как виски плещется в бокале. Он давно уже перестал добавлять лед и содовую и пил чистое виски, чтобы алкоголь быстрее притупил боль и сделал ее чуть более терпимой.

Но сейчас он был рад этой боли. Неослабеваемая и ноющая — она стала постоянным его спутником и, кажется, единственным оставшимся другом. Они так привыкли друг к другу! Прежде, когда облик Кэти возникал у него перед глазами, Эрик гнал его прочь. Теперь же он не стал бороться с этим видением. Напротив, он наслаждался им.

Неужели это было только прошлым летом? Всего несколько дней, слишком мало по сравнению с жизнью, но они подарили ему несравненное наслаждение и невыразимую печаль. Только одно хорошее осталось от тех дней: Боб и Салли усыновили маленького Джейми.

Несмотря на отвратительное настроение, Эрик улыбнулся. Много лет брат и его жена страстно мечтали о ребенке, лечились какими-то новейшими препаратами, о которых Эрик не имел ни малейшего представления. Однажды, говоря про «Горный», Эрик рассказал им о Джейми. Они заинтересовались мальчиком и попросили Эрика показать им его на пленке. Разволновавшись, но стараясь не строить напрасных иллюзий, они связались с приютом в Джоплине, штат Миссури, где жил Джейми. Через два месяца все было оформлено. А на Рождество Салли гордо сообщила, что забеременела. Джейми был счастлив, как, впрочем, и все остальные члены семьи.

Действительно, то лето подарило одну хорошую вещь.

Сколько же еще он будет продолжать такую жизнь? Подумаешь, бросили! Не он первый, не он последний. Но с ним это произошло первый раз в жизни. Он распугал всех своих друзей, а Боб не находил себе места от беспокойства за брата. Коллеги презирали его, но не более чем он их. Эрик не желал вновь становиться тем циником, каким он был до поездки в Эфиопию, не желал забывать, что вокруг много боли и страдания.

Наступил апрель. В Париже очень красиво в апреле. Медленно, почти с сожалением, Эрик отодвинул от себя бокал виски и встал. Он взглянул на одутловатого, неряшливого и весьма несимпатичного мужчину, смотревшего на него из зеркала.

Направляясь к выходу из бара, он уже знал, что будет делать.

— Ребенок! Мальчик! — восклицала Эдна, размахивая письмом. — А ведь она даже не упомянула о том, что беременна, в открытке, которую прислала на Рождество.

— Прочти-ка еще раз, — попросил Би Джей.

— Терон Дэн Кирхоф, три килограмма восемьсот граммов, пятьдесят три сантиметра, родился двенадцатого апреля.

— Двенадцатого апреля, — со значением повторил Би Джей.

Бумага выпала из рук Эдны, когда она взглянула на серьезное лицо мужа.

— Этого не может быть, — потрясенно прошептала она.

— Ты когда-нибудь слышала, чтобы недоношенный ребенок родился весом больше трех килограммов? За того парня она вышла в октябре. Она даже не была с ним знакома в августе или в начале сентября.

— Что ты делаешь? — спросила Эдна, следуя за мужем, который направился в другую комнату к телефону.

— Я собираюсь позвонить Эрику Гуджонсе-ну. Одно дело — не рассказывать ему, где находится Кэти, и совсем другое — утаивать, что у него есть сын.

Он просидел на телефоне пятнадцать минут, но результат оказался плачевным. Би Джей дозвонился до телевизионной компании, где работал Эрик, но там сказали, что мистер Гуджонсен у них больше не работает. Несколько дней назад он неожиданно уволился, и его нынешнее местонахождение неизвестно. Кажется, он уехал за границу.

12

— Терон, ну перестань! — крикнула Кэтлин, едва увернувшись от маленьких ножонок, отчаянно молотивших по поверхности бассейна. Малыш заверещал от восторга и принялся барахтаться еще резвее, норовя окатить мать фонтаном брызг.

— Не мальчик, а наказание, — притворно вздохнула Кэтлин и, обхватив пухленькое тельце, чмокнула сына в шейку. Тот извивался в ее руках, не желая, чтобы его целовали. В нежном возрасте семнадцати месяцев Терон уже выказывал недовольство материнскими нежностями и хотел во что бы то ни стало быть независимым. Лишь когда с мальчиком приключалась какая-нибудь неприятность, он бросался за подмогой к маме.

Мальчуган рос резвым, упрямым и ужасно любопытным. Всегда и во всем он должен был непременно настоять на своем. Когда Кэтлин бывала дома, она не разлучалась с Тероном ни на минуту, взирая на сына с гордостью и любовью.

Когда мальчик родился, Сет хотел, чтобы Кэти ушла с работы и всецело отдалась воспитанию ребенка, но Кэтлин не согласилась:

— Прежде чем стать твоей женой, я стала твоей сотрудницей. Ты нанял меня, чтобы выполнить трудную и ответственную работу. До тех пор, пока не достигну поставленной цели, я буду ходить на работу — хотя бы три дня в неделю. Сейчас, когда в Стоунтауне открылся новый филиал, да еще этот новый бутик в «Гирарделли», я нужна тебе больше, чем когда бы то ни было.

И Сет согласился — но с условием, что за Кэтлин останется ее прежняя зарплата. Каждую неделю она получала чек и откладывала деньги на свой счет в банке. Муж не разрешал ей тратить ни единого цента, а на домашние расходы выдавал отдельные, весьма внушительные суммы.

Кэтлин взяла помощника, который выполнял часть ее обязанностей. В любом случае Кэти была если не на рабочем месте, то рядом с телефоном — с ней всегда можно было связаться.

Ассистента звали Элиот Пейт. Это был молодой парень, превосходно разбиравшийся в бизнесе. Он обладал безошибочным чутьем, подсказывавшим ему, какой товар будет продаваться, а какой нет. Элиот и Кэтлин относились друг к другу с уважением, и очень быстро они стали настоящими друзьями.