Тайна Богов - Вербер Бернард. Страница 75

– Это люди, – отвечаю я, когда тарелка поднимается над лесом и я слышу, как мои друзья что-то кричат.

Эдмонд Уэллс пожимает плечами.

– Это просто пешки в игре, которой они не понимают, и которая нужна только для того, чтобы развлекать богов.

В индуизме принято считать, что Вселенная развивается циклически, периоды созидания сменяются периодами разрушения. У истоков этих процессов стоят три бога: Вишну, Брахма и Шива. Вишну спит, лежа на змее Ананта, который символизирует бесконечность. Священный змей покоится в океане, бессознательного. Из пупка Вишну прорастает лотос, в котором находится пробуждающийся Брахма.

Когда Брахма открывает глаза, возникает вселенная, происходит Большой взрыв. Эта вселенная – сон Вишну.

Вишну снится мир, который он знал, и на основе его видений Брахма создает материю и жизнь. Но этот мир все еще несовершенен, тогда Шива начинает танцевать, чтобы уничтожить его и дать возможность вновь возродиться.

Когда Брахма закрывает глаза, чтобы снова заснуть, все разрушается. Происходит то, что астрофизики называют Большое сжатие [18] . Индуисты и пророк Даниил считают, что каждый новый мир начинается с золотого века, за которым следуют серебряный и железный.

Чтобы путешествовать по Земле, Вишну, Брахма и Шива используют аватар, то есть посланцев в нижние миры. Самые известные аватары Вишну:

Рама, седьмая реинкарнация изначальной аватары. В «Рамаяне» рассказывается о том, как он избавил мир от демонов;

Кришна, восьмая реинкарнация. Он научил людей получать наслаждение от божественной любви;

Будда Гаутама, девятая реинкарнация.

В конце железного века должна появиться последняя – Калки.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

Для того чтобы попасть на Землю-18 с Эдема, мне пришлось заснуть. Я проснулся, только когда попал в другой мир, и понятия не имел, как оказался в нижнем мире среди смертных.

Возвращение происходит совсем иначе. Мы поднимаемся сквозь слои атмосферы Земли-18 в летаю- щей тарелке, привязанной к прозрачной нити, спускающейся с неба.

Подъем происходит очень быстро, видимо, рыбак, выуживающий нас, очень торопится. Снаружи слышен шум ветра.

– Я рад снова видеть тебя, Мишель, хотя и чувствую, что ты не можешь ответить мне тем же, – говорит Эдмонд Уэллс.

Я не отвечаю. Внизу посреди океана маленький остров, похожий на зуб, стремительно уменьшается. Мы поднимаемся над облаками и вскоре оказываемся в открытом космосе. На смену ветру, свистевшему и завывавшему за стенами тарелки, приходит оглушительная тишина.

– Надеюсь, то, за чем ты вызвал меня, и в самом деле важно, – мрачно говорю я.

– Гораздо важнее, чем ты думаешь, – загадочно отвечает Уэллс.

– А что будет с теми, кто остался внизу? С планетой, которую Прудон собрался поработить? Что с ними будет?

– Я бог-ученик, а не пророк. Думаю, что у них есть шанс выпутаться из этой истории. Для этого нужно, чтобы кто-нибудь решился противостоять злу и спасти как можно большее число людей.

– Ясно. Я помню твои слова: «достаточно и капли, чтобы океан переполнился» или «от того, какой ты делаешь выбор, пусть это даже касается пустяков, зависит, каким станет будущее». И я отправился с тобой только ради того, чтобы океан не переполнился.

Я думаю, что в конце задуман хеппи-энд. Во всяком случае, мне хочется так думать. Но прежде чем мы до него доберемся, придется немало потрудиться.

Однако существует закон энтропии, согласно которому хаос, предоставленный сам себе, побеждает, и происходит худшее, что только может быть.

– Мы делаем все возможное, чтобы этого не произошло. Мы должны навести порядок там, где все пошло наперекосяк.

– Ладно, я понял. Отдых мне светит только после смерти, – говорю я.

– Если ты вообще когда-нибудь умрешь.

– Я и забыл, что я бессмертен. Думаю, что я так до конца и не поверил в это. Столько людей умерло у меня на глазах. Пусть они были людьми, а не богами, но они так походили на меня. Почему же они смертны, а я нет? – спрашиваю я.

– Вероятно, потому, что так когда-то решила твоя душа.

– Я так устал, что хотел бы умереть. Окончательно и бесповоротно.

– Вполне возможно, что твое желание осуществится, – отвечает Уэллс. – В одной игре ты бессмертен, в другой – наоборот.

– Этот мир несовершенен. Смертные боятся смерти, а бессмертные мечтают о ней.

– Пока ты должен жить. Смотри, думай, реагируй, учись. Мы здесь, чтобы идти вперед, развиваться.

Мы продолжаем подниматься в кромешной космической тьме. Я пододвигаю табурет и сажусь.

– Кто же там тянет за леску?

– Это сюрприз.

Эдмонд Уэллс смотрит в иллюминатор, потом снова трижды дергает за канат. Летающая тарелка тормозит. Я выглядываю наружу.

Неужели…

Вдали, словно за преградой из толстого стекла, движутся какие-то пятна. Розовые, голубые, черные. Сливаются воедино, в какую-то огромную фигуру. Она приближается. Вдруг напротив иллюминатора появляется огромный изумрудный круг с черным пятном посередине.

Огромный глаз наблюдает за нами.

Глаз огромен, он занимает почти весь горизонт. Он придвигается еще ближе. Я представляю себе огромный рот, готовый проглотить нас.

– Кто это?

– Тот, кто действительно очень тебя любит, – с хитрым видом говорит Уэллс. – Такая у нее работа.

Афродита! Это глаз Афродиты!

– Значит, эта стеклянная преграда… Я чувствую дурноту.

Это оболочка сферы, которую окружают боги-ученики. Стеклянная оболочка, над которой и я склонялся, чтобы наблюдать за Землей-18.

– Значит, нашим учебным пособием была не модель, а настоящий мир?

– Все гораздо сложнее. Мы обучались на модели, как в интерактивной компьютерной игре, но чтобы найти тебя, нам с Афродитой пришлось разыскать настоящую Землю-18.

– Я видел такое только в одном месте, – говорю я. – Во дворце Зевса.

Эдмонд Уэллс кивает.

– Он нам и помог, – отвечает он. – И ты узнаешь, почему.

Пока я понимаю только одно. Когда Афродита и Эдмонд Уэллс сорвали этот мир с дерева у Зевса, его оболочка застыла.