В память о Саре - Муни Крис. Страница 28
— ГОВОРИ!
Пар от дыхания уже не клубился вокруг посиневших губ Джоуны.
«Он умирает».
«Пусть умирает. Мне все равно».
«Если он умрет здесь, то унесет свои тайны с собой».
Майк сунул ингалятор в рот Джоуне и нажал на колпачок контейнера. Раздалось шипение. Он снова и снова впрыскивал лекарство, и губы умирающего шевельнулись, сначала неуверенно, а потом с жадностью впились в насадку ингалятора, словно новорожденный — в материнскую грудь.
Еще через мгновение взор Джоуны прояснился.
Майк выпрямился во весь рост, тяжело дыша. Несколько минут они просто смотрели друг на друга — двое мужчин, последними прикасавшиеся к Саре.
— Скажи мне, что она жива, — пробормотал Майк. — Хотя бы это ты можешь мне сказать?
Прошла еще целая минута, прежде чем к Джоуне вернулась способность дышать.
— Только Господу известна вся правда.
Краем глаза Майк заметил его тросточку. Взгляд его устремился на колено Джоуны, и он воочию представил себе, как трость ударяет по нему, круша кости.
Майк выронил ингалятор и, спотыкаясь, побрел прочь. Ему показалось, будто он услышал, как Джоуна заплакал, но он заставил себя идти дальше, не оглядываясь.
ГЛАВА 21
В тот же день, в воскресенье, после обеда Билл устраивал пикник с жаренным на углях мясом. Майк заехал к нему с утра пораньше и принялся помогать по хозяйству. Он не стал рассказывать другу о своей встрече с Джоуной.
На краю просторной веранды стояли два бочонка, а из динамиков неслись заводные ритмы музыкальной передачи «Рок из Бостона». Майк пил ледяную колу из баночек, через силу улыбался и старательно делал вид, что все в порядке, пытаясь поддерживать непринужденную беседу с друзьями и соседями Билла, а в ушах у него назойливо звучал плач Джоуны.
Быть может, тот факт, что сегодня утром Джоуна взглянул смерти в лицо, заставит его осознать, что ему осталось жить всего несколько дней или даже часов. Быть может, тот факт, что он получил свою жизнь обратно — то, что от нее осталось, во всяком случае, — пробудит в нем давно уснувшие человеческие качества.
«Мне не следовало уходить, — думал Майк. — Я должен был подождать еще немного. Он наверняка рассказал бы что-нибудь, а так я все испортил».
«Еще несколько минут не сыграли бы никакой роли».
«Я должен был попытаться!»
«А если бы он не дал того, что тебе было нужно, что бы ты сделал? Разбил бы ему тростью коленную чашечку?»
Майк не понимал, что вселяло в него больший ужас: холодное спокойствие, с которым он наблюдал за тем, как Джоуна старается проглотить хоть каплю воздуха, или потрясающая легкость, с которой он вернулся в свое прежнее состояние. Состояние, которое, как он был уверен вплоть до сегодняшнего утра, пробуждала в нем только выпивка. Он вдруг понял, что тлевшая в душе ярость не угасла и никуда не исчезла, она всегда жила в нем, и спиртное было лишь неубедительной отговоркой, чтобы она вспыхнула ярким пламенем.
Он посмотрел на часы. Начало четвертого. Может, Меррик уже узнал что-то.
Майк вынул свой сотовый, отошел в уголок двора, где было поспокойнее, и набрал прямой номер Меррика в участке.
Звонок.
«Джоуна умирает».
Звонок.
«И ты ничего не можешь с этим поделать».
Звонок.
«Но тебе придется смириться с этим».
Включилась голосовая почта Меррика. Майк оставил сообщение с просьбой перезвонить немедленно и закрыл телефон. Сердце гулко колотилось у него в груди, на лбу выступил пот.
В то последнее утро он вошел в спальню Сары и поцеловал ее в лобик. Это был неизменный и ежедневный ритуал, и он всегда изумлялся тому, как один вид малышки, которая одновременно была частью его и не походила ни нa него, ни на кого-либо еще во всем мире, наполнял его любовью и страхом. И эти чувства жили в нем постоянно. Эту любовь можно познать только тогда, когда у вас родится ребенок, когда вы станете менять ему пеленки, баюкать его на руках ночи напролет и класть его с собой в постель, когда он заболеет. И только когда ваш ребенок впервые взглянет вам в глаза и улыбнется, вы поймете, насколько редко встречается такая любовь и как она вас изменила. В то утро, глядя на нее, он понял, что у него уже есть все. Если в жизни у него больше не будет радости, то он все равно будет счастлив. Он искренне верил в это.
«Та жизнь закончилась. Ты не сможешь вернуть ее обратно».
Она родилась недоношенной, но выжила, несмотря ни на что, превратившись в замечательную, упрямую, маленькую девочку, которая…
«Ты должен отпустить ее. Неси в сердце тоску и печаль, но живи дальше».
Ради чего?
«Когда-нибудь узнаешь».
«Я не хочу больше ничего узнавать. Я хочу, чтобы моя дочь вернулась ко мне!»
«Та жизнь ушла».
И ушла уже давно, не правда ли? И та жизнь, которую он вел сейчас, тоже заканчивается, верно? И Джоуна должен был умереть не сегодня, так завтра — точная дата особого значения не имела, поскольку Майк знал, что он унесет все тайны с собой в могилу, а ему останется только голос Джоуны, который вечно будет звучать у него в памяти вместе с голосом дочери.
Майк поднес стаканчик ко рту и обнаружил, что тот пуст.
Он прошел через задний двор, поднялся на веранду и оказался в кухне. Там, на столике, вместе с содовой выстроились бутылки «Джека Дэниэлса», «Абсолюта» и «Капитана Моргана».
В кухне он был один.
Майк пожирал глазами бутылку «Джека», когда в боковом кармане у него завибрировал сотовый телефон.
Это был не Меррик. Звонила Сэм.
— Салли, хорошо, что я тебя разыскала. Я оставила сообщение на твоем домашнем телефоне.
— Что случилось?
— Я разговаривала с частным детективом, который иногда выполняет наши деликатные поручения, и мне удалось заполучить копию лабораторного отчета об исследовании куртки твоей дочери. Я понимаю, что звоню в самый последний момент, но не мог бы ты в течение часа подъехать в город?
— Уже еду.
ГЛАВА 22
Сэм не преувеличивала продолжительность своей рабочей недели. День близился к завершению, а адвокатская контора по-прежнему напоминала пчелиный улей. Людей, правда, было уже не так много, как давеча, и они не носились по коридорам с таким видом, словно от них зависели судьбы мира, тем не менее в их походке по-прежнему ощущалась энергичность заводных игрушек. Стол Сэм пребывал в том же беспорядке, как и вчера, а корзина для мусора ломилась от картонных упаковок из-под еды навынос. Майк подивился про себя, уж не ночует ли она тут.
Во главе стола для совещаний Сэм сидела приятная на вид женщина с короткими взъерошенными светлыми волосами в серой спортивной куртке на молнии. Вставая, она выдула розовый пузырь жвачки, который лопнул с громким треском.
Сэм сказала:
— Майк, это Нэнси Чайлдз.
— Привет-как-поживаете, — произнесла Нэнси. Слова слились в одно.
Пожалуй, она употребляет такие словечки, как «чертовски круто» и «прикольный», решил Майк, обмениваясь с ней рукопожатием. Для секретарши рука у нее оказалась на удивление крепкой.
— Частный детектив скоро будет? — поинтересовался он у Сэм.
Нэнси ответила:
— Он уже перед вами, босс.
Когда Сэм произнесла словосочетание «частный детектив», перед его мысленным взором возник образ мужчины лет этак под шестьдесят, бывшего копа или агента ФБР, с начесом редких волос на лысине и в костюме от «Сиэрса». Может быть, кого-нибудь вроде Роберта Уриха из сериала «Спенсер», но уж никак не жующей жвачку выпускницы Школы секретарей из Ревира средних лет.
— Хотите, угадаю, о чем вы подумали? — улыбнувшись, сказала Нэнси. — Вы решили, что я секретарша.
— Прошу прощения. Наверное, я просто не знал, чего ожидать.
— Не расстраивайтесь. Такое случается постоянно. Мы с Сэм уже привыкли к этому, вот только Сэм достается меньше, поскольку разговаривает она и одевается лучше, чем я. Ты права, мне нужно перестать жевать резинку и начать носить большой револьвер на боку.