Яд бессмертия - Робертс Нора. Страница 27

Рассуждая вслух, Ева выдвигала и задвигала ящики.

– Продолжает пить, носиться по дому, строя планы жестокой мести всем своим недругам. Мерзавцы, суки! Вздумали ей перечить? Да она проучит кого угодно, стоит ей только захотеть! Возможно, она поднимается сюда и проглатывает для настроения еще одну таблетку…

А это что такое? Неужели удача? Вряд ли: всего лишь шкатулка, украшенная цветной эмалью. Откинув крышку, Ева зажмурилась от мерцания золотых и серебряных колец и слоновой кости.

– Странное место для драгоценностей, – заметила Пибоди. – Для тряпок у нее есть огромный стеклянный гардероб, для настоящих ценностей – сейф.

Ева подняла глаза, поняла, что ее помощница не шутит, и расхохоталась.

– Это не драгоценности, Пибоди, а кольца для мужского члена! Унизываете член кольцами, а потом…

– Понятно. – Пибоди отвернулась. – Знаю. Но место все равно странное.

– Что тут странного? Где еще держать игрушки для секса, если не рядом с кроватью? Так о чем мы говорили? Она запивает наркотическое средство шампанским. Ей испортили вечер – что ж, ее месть будет страшной. Этот червяк Леонардо приползет к ней на брюхе, будет молить о пощаде! Но она заставит его пожалеть, что связался у нее за спиной с дешевой потаскухой да еще позволил ей врываться в ее дом – ее дом! – и разевать здесь пасть!

Ева задвинула один ящик и выдвинула другой.

– Камера зафиксировала ее уход в два ночи с минутами. Дверь запирается автоматически. Машину она не вызывала, а свою не брала. До Леонардо шестьдесят кварталов, на ней высокие тонкие каблуки, но она не берет такси: ни одна из компаний не зафиксировала, чтобы ее подвозили. Я знаю, что у нее был сотовый телефон с автоответчиком и еще какими-то хитрыми приспособлениями. Но мы его не нашли. Если она брала его с собой и звонила, то потом куда-то подевала. Или это сделал кто-то другой.

– Если она звонила убийце, то он – или она – догадался избавиться от улики. – Пибоди приступила к поискам в огромном стенном шкафу, стараясь не слишком переживать из-за шикарных нарядов, на многих из которых еще остались ценники. – Возможно, после своего наркотика она могла бы взлететь, но тащиться в такую даль пешком? Половина ее туфель в идеальном состоянии. Она явно не была любительницей пеших прогулок.

– Это уж точно. Знаете, я подумала, что Пандора ни за что не села бы в вонючее такси. Ей достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы появилась дюжина ретивых рабов, готовых везти ее хоть за тысячу миль. Итак, она щелкает пальцами, и кто-то везет ее к Леонардо. Зачем?

Восхищаясь способностью Евы влезать в шкуру другого человека, не переставая при этом оставаться самой собой, Пибоди перестала рыться на полках и уставилась на нее.

– Она, наверное, не утруждала себя объяснениями. Она настаивала, требовала, угрожала…

– Кому она звонила – Леонардо, кому-то еще? Охранная система в его доме испорчена. Может, ее разбила сама Пандора?

– Или убийца. – Пибоди зарылась в гору дорогого шелка. – Если он уже решил ее прикончить.

– Но зачем тогда везти ее к Леонардо? Убийца ведь не мог знать, что хозяина не окажется дома, – возразила Ева. – А если это был сам Леонардо, зачем ему проливать кровь в собственной квартире? Не уверена, что в тот момент убийство уже было предрешено. Итак, они поднимаются к Леонардо, но там – если верить ему – нет ни души: Леонардо напивается и ищет Мэвис, которая тем временем тоже напивается. А Пандоре подавай Леонардо: она желает предать его казни. Она начинает громить его жилище; возможно, заодно достается и ее спутнику. Завязывается драка, он хватает палку – то ли для самозащиты, то ли для нападения. Пандора поражена, напугана. Никто не смеет поднять на нее руку! Что за чертовщина? Но он не может остановиться – или не хочет? И вот она валяется на полу, вся в крови.

Пибоди ничего не сказала. Она видела фотографии, сделанные на месте преступления. Похоже, все происходило именно так, как изобразила Ева.

– Он стоит над ней и тяжело дышит. – Ева прикрыла глаза, чтобы лучше представить себе эту картину. – Он забрызган ее кровью с головы до ног. Вся комната пропитана запахом крови. Но он не паникует – он не может себе позволить панику. Что их сейчас связывает? Ее сотовый телефон, который фиксирует разговоры. Он кладет его себе в карман. Если это сообразительный человек – а иначе быть не может, – то он обыскивает Пандору, чтобы при ней не осталось ничего, что могло бы нас на него навести. Он вытирает палку в тех местах, где ее касался, и все остальное, на чем могли остаться его отпечатки.

В воображении Евы словно прокручивалась старая видеозапись – нечеткая, с тенями. Фигура – не то мужская, не то женская – пыталась замести следы, сновала, крутилась вокруг тела, стараясь не ступать в кровавые лужи.

– Ему надо торопиться: вдруг кто-нибудь появится? Но главное – ничего не упустить. Кажется, все уже сделано – как вдруг он слышит шаги. Мэвис! Убийца скрывается за одной из занавесок. Мэвис зовет Леонардо, видит тело, нагибается. Тем лучше! Он бьет ее по голове, вкладывает ей в ладонь палку, возможно, наносит мертвой Пандоре еще несколько ударов. Потом царапает ногтями убитой щеку Мэвис, рвет ими ее одежду. Может быть, надевает поверх своей одежды что-то из вещей Леонардо, на случай, если его кто-нибудь заметит возле дома.

Ева задвинула нижний ящик и выпрямилась. Пибоди восторженно смотрела на нее.

– Можно подумать, что вы сами там побывали, – прошептала она. – Мне бы тоже так хотелось!

– Вот расследуете еще несколько убийств – и достигнете желаемого. Самое трудное – не влезть в шкуру убийцы, а из нее вылезти. Так где же эта чертова шкатулка?!

– Может, она унесла ее с собой?

– Сомнительно. Кстати, а где ключ, Пибоди? Она закрыла ящик, а куда дела ключ?

Пибоди молча включила компьютерную записную книжку и запросила перечень предметов, найденных в сумочке пострадавшей и на ее теле.

– Ключ в перечне не числится.

– Значит, его забрал убийца. Потом вернулся сюда и взял шкатулку, а также все, что захотел. Давай-ка посмотрим съемку охранной камеры.

– Разве этого не сделали чистильщики?

– Зачем? Ведь ее убили не здесь. Они только установили время ее ухода.

Ева подошла к монитору камеры слежения и запросила воспроизведение съемки в нужный день и час. На экране появилась Пандора, выбегающая из подъезда и исчезающая в темноте.

– Два часа восемь минут. Убийство совершено примерно в три ночи… – Она нажала на клавишу ускоренного просмотра и наблюдала, как бегут секунды, минуты. – Стоп-кадр! Вот оно! Видите, Пибоди?

– Вижу. Время перескочило с четырех часов трех минут сразу на четыре тридцать пять. Кто-то отключал камеру – наверное, при помощи прибора дистанционного управления. Это неспроста…

– Кому-то позарез понадобилось войти и что-то вынести. Пришлось рискнуть. Ради какой-то шкатулки с запрещенными таблетками? – Усмешка Евы была безрадостной. – Я нутром чую, где зарыта собака, Пибоди! Давайте поторопим лабораторию.

9

– Тебе обязательно надо меня злить, Даллас?

Старший лаборант Дикки Беренски, прозванный недоброжелателями Дикарем, изучал клочок лобковых волос, повернувшись к двери спиной, обтянутой белым халатом. Он был дотошнейшим человеком и страшнейшим занудой. Любой анализ затягивал до бесконечности, зато так успешно выступал в суде, что на него молились полицейские и вся лаборатория.

– Не видишь, что я увяз по горло? – Дикки поправил фокус на своих очках-микроскопах. – Десять убийств, шесть изнасилований, куча подозрительных смертей и столько всякой всячины, что подумать страшно! Я вам не робот!

– Но очень близко, – прошипела Ева.

Она не любила лабораторию с ее запахом дезинфекции и белыми стенами. Это слишком походило на больницу, а то и хуже: вызывало в памяти психологическое тестирование. Если полицейский применял силу на поражение с летальным исходом, он в обязательном порядке направлялся на тестирование. Ева проходила эту процедуру не слишком часто, но всегда вспоминала о ней с омерзением.