Ближний круг - Красницкий Евгений Сергеевич. Страница 76

Итог взятия хутора: четверо убитых отроков, трое раненых (из них один урядник и один наставник) и трое пострадавших, но оставшихся в строю (из них два младших урядника и один наставник). Противник потерял смотрящего и двадцать восемь «бойцов» – Алексей после допроса добил всех пленных, кроме десятника, согласившегося указать место собрания христиан, и «бойца», оглушенного Федором на крыльце второго дома. Этот «боец» оказался женихом дочки хозяина хутора, и после того как смолкли вопли пытаемых, их сменили причитания баб – жена хозяина убивалась по племяннику, дочка голосила, прося пощадить жениха.

Вернувшийся со двора Алексей имел вид хоть и утомленный, но довольный, словно упившийся кровью вампир, у Мишки аж мурашки по коже побежали, зато Немой, помогавший Алексею, был, как всегда, совершенно невозмутим. Он приволок откуда-то две миски с кашей, одну сунул Мишке, над другой склонился сам.

Отроки, за исключением дозорных, повалились спать на полатях второго дома, едва только им это разрешили урядники – день выдался нелегким, сначала переход через болото, потом штурм хутора, потом перетаскивание убитых и раненых. Десятники тоже, отказавшись от еды, отправились спать, как только Мишка их отпустил. Мишке ни есть, ни спать не хотелось. Отпихнув принесенную Немым миску, он, не выбирая выражений, высказал Алексею все, что думал о его командовании штурмом хутора. И об отроках Демьяна, превращенных в мишени для смотрящего, и о двух десятках, болтавшихся без дела, в то время как у второго дома на счету был каждый самострел, и о дурацком поведении наставников, и о том, в конце концов, что Алексей, в сущности, вел себя, как рядовой ратник, совершенно устранившись от командования.

Старший наставник воинской школы выслушал Мишкин эмоциональный монолог на удивление спокойно, а на последний тезис ответил вопросом:

– А ты тут на хрена был? – Увидев, что Мишка готов взорваться от возмущения, остановил его успокаивающим жестом и продолжил: – Надо было командовать, ты и командовал, по-моему, справился. Я приказ неверный отдал – ты сам говорил, что нам нужно учиться «Младшую стражу» в бою использовать, впредь наука: ваша сила не только в расстоянии, но и в движении. А что Анисим с Глебом неверно встали, так ты припомни, когда ратнинская сотня последний раз город или село на щит брала и много ли ратников те времена помнят? Ты вот запомнил после устиновского подворья, что напротив вышибаемой двери стоять нельзя, теперь и они запомнят и другим расскажут. Воина переучить нельзя, он до старости учиться должен. Мне же ни на что отвлекаться было невозможно, я должен был смотрящего живым взять. Не вышло – Анисим погорячился, пришлось брать живым его десятника. Прости, но не до командования было, понадеялся на тебя и не прогадал, так Корнею и доложу: командовал Михайла грамотно, головы не терял, победа – его заслуга.

Мишка вспомнил, как был остановлен Дмитрием, когда поперся на крыльцо дома, где сидели почти три десятка «бойцов», и спорить почему-то расхотелось.

«Сам тоже хорош – удавили бы в сенях, как щенка. Блин, Митька, наверно, мне мог бы сказать примерно то же самое, что я только что сказал Алексею».

Алексей, видимо почувствовав изменившееся настроение Мишки, счел дискуссию законченной и, покопавшись в сваленной в углу куче трофеев, вытащил резную деревянную шкатулку.

– На-ка разберись, тут по твоей части.

В шкатулке оказалось два отделения. В одном лежало несколько очиненных гусиных перьев и вставленная в специальное гнездо медная чернильница, в другом – плотный пергаментный свиток, вернее, несколько свитков, вложенных друг в друга. Первый оказался картой округи, которую должен был принять под свое начало новый смотрящий. Выполнена она была в той же технике, что и захваченная в свое время у «пятнистых», и была очень подробной – с обозначением всех населенных пунктов, дорог, переправ через реки, даже тропинок через леса.

Алексей так и впился глазами в карту.

– Михайла, где мы сейчас находимся?

– Здесь. – Мишка ткнул пальцем в карту. – Вот дорога, вот мост, а за мостом острог.

– Угу, понял, а вот до этого селища далеко будет? – Алексей ткнул пальцем в точку, возле которой стояла надпись «д. Грибница».

– Это небольшая деревенька. Смотри: если просто точка, то это небольшое селище, если кружочек – селище побольше, если кружок и внутри его точка – еще больше, а если кружок внутри полосками заштрихован – самое большое из тех, что тут есть.

«Вообще-то ТАМ маленьким кружком с точкой принято обозначать населенные пункты с численностью от десяти до пятидесяти тысяч жителей. Но ЗДЕСЬ совсем другие масштабы – пятьдесят тысяч жителей может не быть даже в Киеве. Сан Саныч наверняка сделал на это поправку. Только вот какую?»

– Понятно, а далеко отсюда и вот досюда? – Алексей, кажется, решил всерьез заняться изучением географии.

– Сейчас, погоди, покажу, как расстояния измерять.

Мишка выломал из стоящего в углу веника раздвоенную веточку, приложил к масштабной линейке и обрезал концы рогульки так, чтобы расстояние между ними было чуть больше полутора километров. Получился примитивный циркуль.

– Вот это – верста. – Мишка пошагал «циркулем» по карте от хутора до моста и сообщил результат: – Четыре с половиной версты.

– Понятно. – Алексей забрал у Мишки «циркуль» и увлеченно начал что-то измерять на карте, потом досадливо поморщился и крикнул в сторону дверей: – Эй! Кто-нибудь! Еще свету принесите!

Через краткое время в горницу вошла женщина, глянула на Алексея с выражением подлинного ужаса на лице, бочком прошла к столу, сунула на него светец с лучиной, подставила широкую миску с водой для падающих угольков и торопливо выскочила в сени.

«М-да, внушил дядя Леша трепет в сердца хуторян. Поразительный он все-таки мужик. Иногда бандит бандитом, жестокий до садизма, иногда очень здравомыслящий, «на грани мудрости» наблюдатель, умеющий извлечь полезный урок из любого обстоятельства и преподать этот урок другим, иногда сентиментальный, чуть ли не до сюсюканья. И воин умелый, и человек бывалый, и… матери нравится. Столько всего намешано, прямо по Пушкину – «Ужасный век, ужасные сердца!». Только по-настоящему ужасным будет не нынешний век, а следующий – тринадцатый. Ладно, не отвлекаемся, что там у нас еще имеется?»

Следующий пергаментный свиток оказался совсем маленьким, но Мишка даже не стал его разворачивать, потому что внутри его обнаружились свернутые в трубочку листы бумаги! Желто-серая, толстая, шершавая – нижайшего качества, но БУМАГА! Мишка вспотевшими вдруг руками развернул листы. Чистые – неисписанные, пять штук, формат чуть побольше, чем А4, видно, что отрезаны от листа гораздо большего размера. Мишка так долго перебирал пальцами эти пять листов, что даже Алексей оторвался от карты и уставился вопросительным взглядом. Пришлось отложить пустые листы и развернуть маленький пергамент.

Еще один сюрприз! Даже не глянув на короткий текст, не поняв ни содержания, ни назначения документа, Мишка впился глазами в печать. Она была не восковой и не из какого-то другого материала, используемого для таких целей, не подвешенной к пергаменту на шнурке или ленточке, а оттиснутой прямо на листе – чернильной! Этот бюрократический фетиш произвел на Мишку даже большее впечатление, чем бумага.

В центре печати был изображен Журавль, держащий в клюве извивающуюся змею. Впрочем, качество изображения было такое, что птица запросто могла оказаться и цаплей, и аистом, и даже страусом, но, судя по прозвищу боярина, это все-таки был журавль. По краю печати имелась надпись, но в колеблющемся свете двух лучин разобрать ее было совершенно невозможно. Текст же на пергаменте был краток и категоричен: «Как будто я сам приказываю».

– Мандат, – произнес Мишка вслух.

– Что? – не понял Алексей.

– Здесь написано: «Как будто я сам приказываю», – объяснил Мишка. – Но не сказано, кому эта грамота дана, любой ею пользоваться может. И обрати внимание: пергамент не новый, скорее всего, достался в наследство от Ионы, а тому от предыдущего смотрящего.