Вторая книга сновидений (ЛП) - Гир Керстин. Страница 20

Других мальчиков, Габриэля и Эрика, не волновало, что я сделала: они не были знакомы с мистером Снаглзом и вообще не интересовались растениями, а блог Леди Тайны считали дурацким девчачьим барахлом и не читали его. Они были очень симпатичные, эти двое. И поскольку Персефона сходила с ума практически по всем мальчикам, игравшим в баскетбольной команде, она снова подсела к нам. (И на целых полчаса Джаспер в далекой Франции был совершенно позабыт.) И если честно, без Флоренс и Эмили эти обеды нравились мне гораздо больше.

Не хватало только Грейсона. И не только за обедом. Я скучала по нашим коротким разговорам утром возле кофе-машины или вечером, когда мы спорили, кто первым займет ванную. Он избегал меня и совсем не разговаривал со мной, кроме самых необходимых случаев. Но он так печально смотрел на меня, когда мы встречались, словно не мог найти слов.

Дома было еще хуже: Флоренс, конечно, отказалась сидеть за одним столом со мной и Миа. В основном она молча выходила из комнаты, когда входила одна из нас. Мама, Эрнест и Лотти в такие моменты тяжело вздыхали, но целиком и полностью сочувствовали ярости Флоренс, в то время как на понимание причин, по которым мы устроили резню в саду ВВЖ, рассчитывать не приходилось.

Мы, конечно, пытались оправдаться, скрупулезно припоминая все проступки ВВЖ, все ее злые, непростительные замечания. Да, они признали, что ВВЖ часто вела себя неправильно, но в конечном итоге спросили, почему расплачиваться за это пришлось бедному невинному мистеру Снаглзу. Невероятно, но теперь я и сама не понимала, как мы могли на это пойти.

Миа думала по-другому: она считала, что это могло стать прикольной проделкой, если бы нас не поймали. Так что мы опять возвращались к ключевому вопросу: где, черт возьми, Леди Тайна берет информацию? У нас с Миа совсем не было времени рассказать кому-либо о ночной вылазке – а новость уже появилась в блоге.

Только Генри обо всем знал. Но мы разговаривали во сне, где никто не смог бы нас подслушать. Или все же смог? Может, кто-то проскользнул мимо двери Генри, превратившись в ветер? Или амёбу?

Мысль, что сам Генри был источником утечки информации, конечно же, тоже приходила мне в голову, но быстро испарилась – потому что если не верить Генри, то кому тогда? Нет, он бы так со мной не поступил. В самом крайнем случае он выдал мой секрет, не подозревая, что тот попадет в руки Леди Тайны. В этот раз, когда я спросила его, он выглядел не удивленным, а немного кислым. А затем поклялся, что никому, даже по ошибке, ничего не говорил об этом случае.

Я ему поверила.

Задумавшись, я почесала задней лапой за ухом. Конечно, поверила, я же любила его! Без Генри на прошлой неделе было бы просто невыносимо. Маминых разочарованных взглядов («Я думала, ты понимаешь, как это для меня важно»), ужаса Лотти («Так я совсем вас не знаю – вы же и мухи не могли обидеть!»), недоумения Грейсона («Я просто не понимаю, зачем вы это сделали!»), презрения Флоренс (молчаливого) и усилий Эрнеста по перекладыванию причин нашего поступка на начало полового созревания («Они еще дети. Я недавно читал, что в фазе перестройки мозга во время пубертата непредсказуемые реакции неизбежны») оказалось больше, чем мне бы хотелось. Если бы я могла пожертвовать частью тела, чтобы повернуть время вспять, я бы непременно так и сделала.

Когда я сказала Миа, она шокированно уставилась на меня.

– Серьезно? Ты бы действительно отрезала себе палец, чтобы всего этого не было?

Я кивнула.

– Даже почку. Или ухо.

– Ты сошла с ума, – сказала Миа. – Мы хотели насолить ВВЖ, и нам это удалось. Если бы не эта дура Леди Тайна, мы бы сейчас чувствовали себя героями. Да я плевать хотела на эту глупую птицу. И я покончу с Леди Тайной. Рано или поздно она проколется, и тогда я ее схвачу.

К сожалению, пока этого ничто не предвещало – Леди Тайна точно не жила на аллее Вязов, как я предположила между делом. И вообще ни один ученик академии Джабс не жил в районе миссис Спенсер, мы проверили все адреса.

Как будто мы были все еще недостаточно наказаны, мама настояла, чтобы мы извинились перед миссис Спенсер и предложили ей денежное возмещение.

Момент, когда мы предстали перед ней и под строгим маминым надзором невнятно пробормотали «Нам очень жаль», оказался ужасным. Я порадовалась, что там не было Грейсона и Флоренс – тогда я бы, наверное, умерла со стыда. ВВЖ не приняла извинений, но от компенсации не отказалась. Конечно, ценность мистера Снаглза была очень высока, сказала она, и наши сбережения его не вернут, но она считает необходимым в педагогических целях взять наши деньги. Так мы усвоили, что наши поступки влекут за собой последствия. Эта потеря действительно сильно ударила по нам – мы впервые почти накопили на прекрасный тонкий смартфон. Теперь о нем, конечно, придется забыть.

Что до педагогического эффекта, то он ограничился обогащением нашего словарного запаса новыми выражениями «неповиновение» и «сопутствующий ущерб» (это мы почерпнули из речи ВВЖ о грубости современной молодежи).

– Если я чем-то и горжусь, то своей склонностью к неповиновению, – сказала Миа по дороге домой. Хотя лично я чувствовала себя живым воплощением сопутствующего ущерба.

Но как там говорится? Что тебя не убивает, то делает сильнее? Или, как любил повторять мистер Ву, если вода пролилась, ее не собрать снова. Другими словами, что сделано, то сделано, и жизнь продолжается.

Нужно было просто думать о хороших сторонах: помимо моего расширившегося словарного запаса, у меня стало гораздо лучше с трансформациями. Представив себе ВВЖ, я без проблем могла превратиться из ягуара в небольшую сову. А из сипухи – в Спота, толстого кота Спенсеров. Немножко концентрации – и я уже выглядела, как Лютик. А теперь я японская кошка счастья. Бутылка газировки. Стрекоза с радужными крыльями. Снова ягуар. Поток воздуха. Я сама в костюме Женщины-кошки. Великолепно!

– Неплохо! – услышала я за спиной голос Генри и обернулась. Он незаметно наблюдал за моим маленьким фестивалем превращений от своей двери. – У тебя действительно хорошо выходит.

– Я знаю, – ответила я и щелчком пальцев сменила костюм Женщины-кошки на футболку и джинсы. – Даже сенатор Тод испугался. Чем же мы теперь займемся? Я бы хотела покататься на роликах.

Я снова щелкнула пальцами, и на наших с Генри ногах возникли роликовые коньки. Я сделала озорной пируэт.

– У тебя хорошее настроение. – Когда Генри улыбался, вокруг глаз у него появлялось много мелких морщинок. – Никаких приступов ненависти к себе и чувства вины?

– Не-а. Я делаю так, как всегда говорил мистер Ву: как бы ни были тяжелы времена, неси зеленую ветвь в своем сердце – и певчая птица обязательно на нее опустится.

– Ого! Откуда мистер Ву набрался этой низкопробной премудрости?

Генри взял меня за руку, и мы покатили по коридору. Вот что мне в нем нравилось – он всегда брался за дело, не задавая лишних вопросов.

– Так что, сенатор Тод снова здесь был?

– Да, вон там, – сказала я и указала на место за маминой дверью, возле поворачивающего налево прохода.

– Он снова говорил загадками?

Генри закружил меня, и я засмеялась. Это было действительно весело.

– Нет, не совсем. Он назвал меня киской и собирался верну...

Я замолчала, потому что в этот момент раздался громкий взрыв, и из-за угла появился человек в пробковом шлеме и одежде для сафари, держа в каждой руке по ружью, а за поясом три огромных ножа. Я присмотрелась дважды, но это все же оказался сенатор Тод в новом обличье. У этого типа на самом деле был полный комплект снаряжения для охоты на крупного зверя. Мы остановились как раз перед ним, а он запрокинул голову и расхохотался своим безумным смехом.

– Может, превратимся? – спросила я у Генри, который завороженно уставился на сенатора Тода. – Пусть попробует погоняться за стрекозой. Или за плодовой мушкой.

Но сенатор Тод не торопился использовать свое оружие.

– Я шел на охоту на леопарда, а теперь у меня на прицеле два подростка на роликах, – сказал он.