Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна. Страница 22

Даже если бы Фэйм хотела что-то ответить, вряд ли у нее получилось бы: юный чародей едва челюсть ей не сломал. С Россом у парней будет короткий разговор – одна маленькая молния в глаз, стоит ему пошевелиться. Зачем возиться с мужчиной, когда есть такая замечательная жертва – испуганная, беззащитная тетка, с которой можно сделать все, что душа пожелает. А мы-то знаем, чего более всего остального жаждут души двух молоденьких мальчиков, уже вкусивших сладости всевластия. Чего? Конечно же – мольбы о пощаде, унижения, слез и страха. Да, да – того самого сочного, дрожащего на кончике языка вкуса чужого бессилия, за которым охотится каждый маг.

А если Росса Джевиджа убьют, тогда и Фэймрил Эрмаад не уйдет из этого проклятого леса на своих ногах. Зачем же оставлять свидетеля, верно?

– Ты подумай, Сколли, так вчера намиловались, что мужик спит теперь беспробудным сном, – зацокал языком брюнет.

Глаза у него затуманились предвкушением забавы, став из светло-голубых пронзительно синими. Ах, какие у него красивые глаза – настоящая девичья ловушка. В них, будто в зеркале, Фэйм видела в этот миг себя – грязную, растрепанную, зареванную тетку с разбитым носом и трясущимися от боли распухшими губами. Мерзкое никчемное существо, созданное ВсеТворцом лишь для того, чтобы потешить самолюбие умненького и талантливого юного колдуна. Была бы еще молоденькой красоткой, а так… Какая-то жаба, которую не жалко раздавить каблуком. Кому нужны эти жабы? Так ведь, ваше чародейство?!

– Стало быть, ты у нас – горячая бабенка?! – обрадовался мальчик Сколли, скорчив насмешливую рожицу. – Старая, но опытная. Да? Это хорошо.

– Обслужишь нас по первому классу? – спросил Гэрри.

Фэйм совершенно невозбуждающе молчала, поэтому отхватила пару жарких оплеух по губам и уху и несколько ударов в грудь.

– Ну, чего ждешь? Открывай рот, сучка! Тебе не привыкать, – рассмеялся он и полез расстегивать ширинку.

Мистрис Эрмаад отпрянула назад, инстинктивно загораживаясь руками. И тогда на нее снова обрушились удары. Со всех сторон и по чему попало. Много ударов – много боли, но не она самое страшное, а то, что всем существом Фэйм завладело какое-то животное равнодушие. Пусть делают что хотят – нет сил сопротивляться произволу.

Наверное, если бы юные волшебники Фэйм попросту изнасиловали, то она так и осталась бы в этом жутком оцепенении, позволив сотворить с собой все, что угодно. Но обыкновенное насилие не показалось юношам особо привлекательным, они решили разнообразить веселье. Белобрысый Сколли предложил сначала помочиться на жертву. Так же смешнее, не правда ли?

Желудок скрутило болью, и кислота отвращения подкатила Фэйм к горлу, внезапно отрезвив.

«Да что же я делаю?! – встрепенулась женщина. – У меня же револьвер есть! У меня! Револьвер! Есть!»

Как все беззащитные в обыденной жизни люди, непривычные к самой мысли о возможности смертоубийства, она вспомнила о спрятанном под юбкой оружии в самый последний момент.

И вдруг на поляну вышел какой-то парень в студенческой куцей курточке и фуражке. Если бы под его ногой не хрустнула ветка, то молодые чародеи его и не заметили бы, так увлеченно они возились со своими штанами.

Гэрри и Сколли резко обернулись на звук и почти синхронно потянулись за волшебными жезлами. Свидетеля следовало устранить как можно скорее. И продолжить забаву.

Тогда Фэйм быстро сунула руку под одежду и… Да! Она выстрелила. Прямо в стоящего над ней Гэрри, попав в живот чуть ниже пупа.

Только что была ровная гладкая кожа, и вдруг – раз! Мистрис Эрмаад успела увидеть похожую на уродливый, вонючий ало-черный цветок рану, прежде чем крепко зажмурить глаза. В лицо брызнуло горячим и липким, и одновременно раздался второй выстрел.

Руки у него тряслись, как у запойного пьяницы, еле-еле получилось прицелиться – мушка перед глазами так и плясала. Удивительно, что вообще сумел попасть.

С развороченным нутром особенно бойко волшебной палочкой не помашешь – это факт. Наверное, темноволосый колдунишка помер сразу от болевого шока, а вот второй – коренастый парень с грубой мордой – оказался куда как крепче. Тяжелая медленная пуля вырвала ему кусок бока вместе с половиной почки, но не убила. Магический жезл выпал из рук Сколли и откатился в сторону, а не то неизвестно, чем бы кончился для Джевиджа его меткий выстрел по мучителям.

С трудом оторвав седалище от земли, пошатываясь из стороны в сторону, Росс подошел к раненому ближе и, пока тот не дотянулся до своего жезла, наступил парню на руку.

– Ради ВсеТворца! Не убивай! Ради милосердия!

От боли лицо молодого человека стало белее муки, а в широко распахнутых глазах застыл запредельный ужас, когда Росс приставил дуло револьвера к его лбу. Чтобы уж точно не промазать, даже если дрогнет рука.

– Я не хо…!

Может быть, он собирался сказать «не хочу»? Но выстрел оборвал хриплый дребезжащий вопль. От страха так часто бывает – голос пропадает начисто. Вроде бы надо кричать, звать на помощь, а нечем – глотка немеет. Росс удовлетворенно хмыкнул: «Маги магами, колдовство колдовством, а своя родная шкура все равно дороже». Умирать никому неохота, а когда ты молод, талантлив и полон надежд, то втройне нет желания расставаться с только-только начавшейся жизнью. Гораздо сложнее вообразить себе, что жить хочется и в сорок, и в пятьдесят, и в семьдесят. На том зачастую и обжигаются молодые да ранние.

Убедившись, что добивать брюнетика не придется, Росс подошел к женщине. Она все еще страшилась посмотреть на содеянное – так и сидела на земле с изо всех сил зажмуренными глазами, молча, сотрясаемая то ли крупной дрожью, то ли рвотными позывами. А может, и тем и другим одновременно.

– Вы… Фэймрил Эрмаад? – запинаясь, спросил Росс, с огромным трудом вычленяя из гудящего роя мыслей имя.

Единственное имя, за которое его сознание уцепилось мертвой хваткой.

…Проклятье, проклятье, проклятье! Тебя словно несет течением под слоем толстого прозрачного льда… студеная вода сковывает тело, сильнее, чем смирительная рубашка, и нет сил даже дышать… Ты раскрываешь рот, кричишь, царапаешься, просишь о помощи, но никто не слышит, там, по другую сторону панциря в сиянии дня, в мире, где есть ветер и солнце, никто тебя не слышит… потому что тебя нет уже в этом мире… уже нет…

– Да, меня так зовут, – устало прошептала дрожащими губами женщина и затравленно посмотрела на собеседника своими карими, оттенка спелого каштана, глазами. – А вас – Росс Джевидж, милорд.

Она поддела пальцем медальон, болтавшийся у него на шее, и прижала ко лбу Росса. Пятная его кожу еще теплой кровью.

…По льду прошла глубокая трещина, затем вторая, третья, четвертая… И вдруг! Взрыв! Острые прозрачные крошки разлетелись в разные стороны! Вздох! Он рванулся вверх, к небу, к свету, к жизни из зеленых глубин безвременья и беспамятства. Судорожно всхлипнул и… стал собой… до следующего сна. Проклятье! За что?!

Кайр слишком поздно понял, что оказался в неподходящем месте и в неподходящее время и сейчас его убьют двое молодчиков в плащах с гербами Хокварской академии. Убьют, а потом испепелят в маленькую кучку праха. Как говорится, нет тела – нет преступления. Профессор Кориней не зря многажды и настоятельно предупреждал не забредать в окрестности магических школ, он прекрасно знал о творящихся там страшных делах. Стоит ли удивляться, что колдуны готовят подрастающую смену в местах, удаленных от человеческого жилья, не жмутся к чародейским школам многолюдные городки, как это бывает с обыкновенными светскими университетами или духовными семинариями. Студенты – люди веселые до буйности, но щедры и незловредны, а потому торговый люд тянется к стенам обители знаний. Один за другим открываются трактиры, гостиницы, кондитерские, портняжные, сапожные и переплетные мастерские. Студент семьей не обременен, он лишнюю денежку изведет либо на пиво, либо на книгу, либо еще куда, но в кубышку точно не положит. Тут медячок, там серебрушка, так и грызущих гранит знаний меньше не становится. Мудрые предки говаривали: курочка по зернышку клюет и сыта бывает. Так примерно рассуждали ремесленники и торговцы во все века. А еще они видели, что образование лишним не бывает, и уже для внуков-правнуков загадывали судьбу грамотного человека.