Теплая снежинка - Климова Юлия. Страница 10
И хотя к этому мужчине все же должно было прилагаться отчество, я настаивать не стала.
Герман – имя ему жутко подходило и являлось настолько емким и значимым, что психологический барьер первого знакомства я перешагнула с такой же легкостью и любопытством, как и порог дома Дмитрия Сергеевича Кондрашова.
Я ждала… секунд тридцать ждала появления мамок-нянек, детей, бабулек и дедулек, но в просторный холл никто не вошел, и звенящая тишина не была нарушена ни детским визгом, ни ворчанием, ни чем бы то ни было еще. Дом, точно насторожившийся пес, хранил молчание.
О семье Кондрашова я не знала ровным счетом ничего, но представить себе, будто он живет в этих хоромах совершенно один, не могла. Наверное, все разъехались по делам или отдыхают…
– Позвольте ваше пальто.
Я сняла пальто, и его тут же проглотил пузатый шкаф, я сняла сапоги, и их тут же проглотила пузатая тумба, я сунула ноги в предложенные тапочки (которые назвать тапочками можно было с большой натяжкой – мягкие теплые матерчатые туфли с кожаным мысочком и маленьким двухсантиметровым каблучком) и наконец-то вдохнула полной грудью воздух этого невероятного особняка. В мои легкие влетели аромат лаковых дубовых дверей; волнение коротких штор цвета бургундского вина; робость одинаковых бело-бордовых фиалок, рядком стоящих на узком подоконнике; уверенность тучного дивана, не смягченного ни одним валиком; динь-динь хрустальных капелек люстры и молчание дорогущего глянцевого янтарно-кофейного паркета. Дом оправдал мои ожидания, и даже более того – он, расслабившись, не видя пока с моей стороны угрозы, позволил прикоснуться к скрытым струнам его серьезно-усталой души. А мне только этого и нужно было…
Пожалуй, в свое время здесь поработала целая бригада первоклассных дизайнеров. Пространство не сжато, наоборот, открыто и доступно. Каждая вещичка с гордостью занимает свое место, каждый штришок неуловим и ярок одновременно. Зачем Дмитрию Сергеевичу Кондрашову что-то менять? Хотя я пока не видела левого крыла… есть же вероятность того, что безвкусица проклюнулась в отдельно взятом крыле – пустила корни и чувствует себя весьма вольготно.
– Прошу вас, присаживайтесь, – раздался за спиной ровный голос Германа.
Я и не заметила, как оказалась в просторной гостиной – одна комната вливалась в другую (отрицая границы), широкая лестница взлетала вверх, зеркала демонстрировали самые выгодные отражения.
Стоп. Пора захлопнуть раскрытый от удивления рот и вернуться на грешную землю, а точнее, на янтарно-кофейный паркет и перейти к делу!
– Спасибо, – кивнув, ответила я и устроилась в бархатистом кресле. Сначала лучше поболтать, войти в курс дела, а уж потом приступить к детальной экскурсии.
– Кофе, чай, печенье? Может, вы голодны?
Определенно он мне нравится…
– Нет, спасибо.
Герман сел напротив и положил на колени непонятно откуда взявшийся блокнот.
– Как вы уже знаете, Дмитрий Сергеевич хочет привести в порядок левое крыло дома. По его мнению, оно несколько… м-м… мрачноватое. Нужно оживить обстановку. Речь не идет о глобальных изменениях – никаких лишних перегородок! – Герман поднял указательный палец правой руки вверх. – И беспокоить стены тоже не нужно.
– Дмитрий Сергеевич просто хочет обновить интерьер?
– Да.
– Отлично. Мое самое любимое занятие – менять интерьер. – Я улыбнулась до ушей, но лицо Германа осталось неподвижно.
Ну да… какие могут быть улыбочки, когда мы говорим о столь важных вещах…
Ну да…
Я прислушалась – дом по-прежнему хранил молчание.
Но где же люди?
И главный вопрос – где Дмитрий Сергеевич Кондрашов?! Общение с Германом – это мило, это здорово, но я собираюсь обрушить вдохновение не на егожилплощадь, и за работу платить мне тоже будет не он.
– Вы точно не хотите чай или кофе?
– Точно, но я очень хочу поговорить с Дмитрием Сергеевичем. Нам необходимо обсудить детали, цветовую гамму… Где он?
Герман секунду смотрел на меня пристально, затем кинул взгляд на наручные часы и бесцветно сообщил:
– В данный момент он находится на объекте.
– А где этот объект?
– В Прокшино.
Прекрасно. Я здесь, а он – черт-те где! А потом Бондаренко скажет, что я не учла пожеланий клиента, что Кондрашов мечтал не о белых обоях в голубую полосочку, а о бирюзовых в желтую крапинку! Спокойствие, только спокойствие – сегодня у меня всего лишь ознакомительный визит, а вот завтра…
– Ну что ж, – нарочито бодро произнесла я, – давайте осмотрим левое крыло.
Герман все время пропускал меня вперед и при этом умудрялся незаметно уху и глазу указывать дорогу. На миг мне даже показалось, будто он и есть самое главное привидение этого дома. Надо посмотреть – отбрасывает ли он тень?
Каминный зал, гостевые комнаты, короткие и длинные коридоры, углы, обивка, люстры радовали мое дизайнерское сердце и доводили его до чесоточного любопытства: представить себе, что здесь есть квадратные метры, которые требуют корректировки, я не могла. Все было слишком хорошо, слишком приятно. Я уже давно не перешагивала порог дома, который бы мне настолько нравился. Только тишина, перемешанная с тиканьем часов (а они попадались практически на каждом шагу), вызывала недоумение. Эй, мамки-няньки, эй, детвора, где вы?! Ау!
Левое крыло встретило нас классическим благородным серым цветом, двумя оттенками зеленого, четкими линиями белого, коричневого и оранжево-бежевыми кляксами витражей и бра.
Красиво. Но в этих комнатах никто не живет – диагноз, который я всегда ставлю без ошибок.
Герман обвел взглядом роскошь Кондрашова и многозначительно произнес:
– Мы на вас очень надеемся.
Неплохо для начала, но душа, знаете ли, требует конкретики.
– Значит, вас не устраивает цвет? – Я вынула из сумки планшет и карандаш.
Герман тут же распахнул свой блокнот и вооружился ручкой.
– Да.
– Дмитрий Сергеевич хочет изменить цвет таким образом, чтобы мебель осталась? Или диваны и кресла тоже будем менять? – я прошла в смежную комнату, заглянула в еще один каминный зал и обернулась.
Герман, следовавший за мной, притормозил и задумчиво сдвинул брови:
– Пожалуй, мы бы сначала послушали ваши предложения, а затем приняли решение.
Как вам нравится эта фраза? У меня – полный восторг!
Они бы сначала послушали.
А затем они бы приняли решение.
Они! Понимаете?!
А где эти они– я вас спрашиваю?!
И вообще у меня такое чувство, будто что-то не так… Не хватает, ну не хватает одного малюсенького пазлика в картинке… Не мрачно в левом крыле, совсем не мрачно.
– Здесь пока никто не живет, я правильно понимаю?
– Да, но скоро будут жить.
– Отлично. Вы мне скажете кто? – Я вернулась в первую комнату и принялась за набросок. Сначала я хотела нарисовать уже имеющуюся картину (не люблю фотографировать), а уж потом взяться за перемены. Андрей Юрьевич, я обещала, что вы станете мной гордиться – вот увидите, так и будет. Лариса Витальевна, ваша ненависть придает мне силы! Середа, привет!
Тэкс… Цвет… цвет поменять не трудно, но многое зависит от того, кто здесь будет жить. И от того, чего именно желает Кондрашов (пока я еще верю, что узнаю об этом).
– Здесь будет жить родственница Дмитрия Сергеевича.
– Сколько ей лет?
– Около тридцати.
– Как насчет персикового с коричневым? Тогда можно оставить мебель. Витражи и бра тоже будут кстати. Эти шторы уберем, они слишком тяжелы и перебор с зеленым. Спальню нужно сделать мягче – то, что мы имеем, скорее подошло бы серьезному джентльмену – нет зоны для побрякушек и косметических процедур, шкаф очень маленький, нужен в два раза больше. – Я остановила поток слов и внимательно посмотрела на Германа, который записывал каждое мое слово в блокнот. – Вам вовсе не обязательно записывать, позже я представлю свои предложения в письменном виде вместе с чертежами.
– Я не должен ничего забыть, – ответил он, переворачивая лист.