Цена дерзости - Чиркова Вера Андреевна. Страница 40

Слабость каждой женщины в её рабской привязанности к мужчине, говорили мудрые старухи, именно она невидимыми цепями тащит злосчастную в беспросветный омут обязанностей и долгов. Не оставляя ни единого шанса на собственное мнение, решение или поступок и оставляя вместо них эфемерное подобие счастья. Которое тот, ради кого всё принесено в жертву, может растоптать в любой момент.

Мать Майки муж выгнал из дома, когда она родила пятую дочь. А ему нужны были только сыновья, сильные работники, помощники в ведении большого хозяйства. Таких ему рожала вторая жена, крепкая и здоровая квартеронка, имевшая в предках тан-габирца. Мать Майки перебралась в дом родителей, приведя с собой старую корову, в которую превратилась некогда выданная в приданое тёлочка, и пятерых дочерей. Старики, разумеется, не обрадовались, но не выгнали… и постепенно жизнь начала налаживаться. Сначала самая старшая сестра выучила знания ассар и уехала в ближайший город, потом удачно нашёлся жених для второй.

А затем градом посыпались беды. Отец, обнаружив в храме любви собственную дочь, вихрем примчался в старенький домик и в ярости перебил там половину горшков и чашек. А потом заявил, если его не перестанут позорить, то он сам продаст своих дочерей в рабыни, будет от них хоть какая-то польза. С тех пор старшая сестра живёт в далёком маленьком городке на западном побережье и присылает намного меньше денег. Младших детей мать прячет у дальних родственников, а их поле без рабочих рук зарастает сорной травой, и вот уже три года неурожай съедает все вложенные в землю средства.

Костик слушал Майку и всё крепче прижимал к себе. Узнавать про чужие несчастья было так же тяжело, как слушать скупые рассказы бабушки. И если бабушке он не мог ничем помочь, то эту проблему собирался решить немедленно.

Осторожно разузнав название посёлка и имя матери жены, сообщил всё это Авроносу, а тот сразу послал весточку Даринту, вернувшемуся во дворец ещё в день свадьбы.

– Конс… Ко-онс!

– У? – спросонья буркнул он и, не открывая глаз, крепче притиснул к себе жену. – Что, малышка?

– В дверь стучат.

– Не-а, – сонно отказался Костик, подтягивая на жену повыше одеяло, ему всё время хотелось укутать Майку, несмотря на её уверения, что тут тепло.

В этот момент стук повторился, и теперь он был громче и решительнее.

– Слышишь?

– Угу… – Огорчённый Конс нежно чмокнул Майку в носик и нехотя выбрался из-под покрывала.

По пути оглянулся на приоткрытое окно и возмутился: что за дела, рассвет ещё только забрезжил, а им уже стучат. И только потом сообразил, что учитель не стал бы будить по пустякам, вчера вечером Конс снова выложился подчистую. Зато наконец определил то состояние, когда должен направить всю энергию на себя, а не на других.

– Что-то случилось? – распахнув дверь, спросил землянин уже вполне бодрым голосом, втайне надеясь на приезд какого-нибудь важного пациента.

Неизвестно откуда народ прознал, где именно живёт знаменитый Дэконс, но возле высокой ограды, больше напоминавшей замковую стену, третий день собирается толпа страждущих.

– Наместник возвращается, и он в плохом настроении, – в лоб сообщил Авронос. – Нам нужно выезжать немедленно, если хотим оказаться во дворце раньше него. Югнелиус терпеть не может ожиданий.

Костик не стал задавать глупый вопрос, откуда учителю известно про настроение господина. Давно понял, что у Даринта везде есть свои люди. Не догадывался только, что доносят они не только на неблагонадёжных горожан, но и на самого наместника.

– Мы будем готовы через несколько минут, – сказал Конс кратко и закрыл дверь, ничуть не волнуясь, что учитель его не поймёт. Авронос ещё во время путешествия выяснил, какой именно отрезок времени иномирянин подразумевает под словом «минута».

В этом неспешном мире простые люди время особо не считали, условно деля сутки на три периода – ночь, утро, продолжавшееся с рассвета до полудня, и день, кончавшийся закатом. Так же каждый период очень условно делили на три части – раннее утро, середина утра и время второго завтрака. Только у очень богатых были местные аналоги часов, делящие время в сутках на двадцать отрезков.

– Как мне одеться? – Майка уже поднялась и торопливо расчёсывала волосы.

– Может, мужскую одежду? – осторожно предложил Костик. – В ней ехать удобнее, а дома переоденешься. Выбирай сама, ты же у меня умница.

– Если ты разрешаешь, я надену мужскую, – решила Майка и побежала к шкафу. – А твои чёрные вещи берём?

– Обязательно, сейчас пришлю служанок, пусть помогут. – Конс вдруг остановился, вернулся к ней и, притянув к себе, заглянул в глаза. – Майка, ты не волнуйся, всё будет хорошо.

– Я и не волнуюсь. – Она подтянулась и погладила Костика по волосам, задев прохладным брачным браслетом щёку.

Конс немедленно прижал её ручку плечом, нежно потёрся об неё и покосился на своё запястье. Как хорошо, что ему хватило мозгов доверить ей выбор! Иначе бы он ни за какие коврижки не догадался, что агаты на Таджере самые почитаемые и ценные камни. И этот серебряный браслет, очень живо изображающий кольца свернувшейся вокруг запястья змеи, с филигранно подобранной чешуёй из сотен мелких агатов, изумрудными глазками и рубиновым язычком, предложил бы предпоследним. Перед массивным золотым браслетом, украшенным выложенными из драгоценных камней разноцветными цветочками.

В путь они отправились на хотомаре, специально присланном Даринтом из Хедула. Удобно устроились в куче подушек и принялись за завтрак, предусмотрительно захваченный лекарем. Всё равно в хотомаре делать больше нечего, заснуть не удастся, полёт длится всего часа три, а смотреть в окна нельзя. Хотя в полу хотомара наместника было несколько маленьких застеклённых смотровых люков, прикрытых сверху крышками, любоваться густым утренним туманом, лёжа на животе, никому не захотелось.

Потому-то никто из них и не заметил скачущего по направлению к ближайшей гостинице всадника, нетерпеливо подгонявшего и без того быстроногого панга.

Несчастье случилось в тот момент, когда путники преодолели уже большую часть пути и подлетали к облепившим город деревушкам, поставлявшим горожанам свежее молоко и овощи. Что-то едва ощутимо дёрнуло хотомар, тревожно вскрикнул пилот.

– Я сам. – Авронос дёрнул шнурок звонка и кинулся к смотровому окошку.

Но увидел лишь спину погонщика дрифонов, плотно вжавшуюся в стекло. Ожидать ответа лекарь не стал, отпёр окно и просунул наружу руку.

– Он жив… – Рука Авроноса была в крови.

– Я ранен… – хрипло пробормотал пилот, – в правую лопатку… Мимо прошёл чей-то незнакомый хотомар… сейчас они разворачиваются…

– А наш дрифон?

– Не знаю… он сидел на крыше… ветер попутный… думаю, стреляли в него… – Пилот говорил всё тише.

– Неужели нельзя втащить его сюда? – Конс рассматривал устройство передней стенки. – Вот это что за крючья?

– Откуда я знаю. – Авронос был растерян, как никогда. – Я лекарь, а не хотомарщик… знаю только, что можно снять заднюю стенку, чтобы погрузить большие вещи.

– Отойди, теперь я посмотрю, – отодвинув учителя назад, Конс внимательно рассматривал крючья, потом уныло потрогал пальцами прутья.

Впечатление такое, что стенка всё же снимается, но вот как к ней прикреплено сидение пилота – непонятно. Вполне возможно, что она откинется вниз и раненый упадёт. Идея прорезать дыру в стенке тоже не подходит. Судя по твёрдости и сухости прутиков, из которых она сплетена, пилить придётся до посинения, и есть шанс задеть пилота. Ещё имеется узкая боковая дверца, через которую в хотомар входят пассажиры, но она откидывается вниз, превращаясь в приставную ступеньку, а сверху нависают пузырники. И непонятно, как можно пробраться сквозь них. Вдобавок ко всему, имелся ещё широкий люк в крыше, но открыть его изнутри не удалось даже совместными усилиями. Впрочем, Костик на это и не надеялся, ещё в первый раз рассмотрел прикреплённую снаружи к крыше сплетённую из крепчайших верёвок сеть, к которой крепятся связки пузырников. Возможно, люк использовали лишь в случае аварии.