Остров проклятых - Лихэйн Деннис. Страница 7

— А сейчас? — спросил Чак.

— Сейчас мы их поддерживаем. Морально. Мы пытаемся их вылечить, поставить на ноги. А если это не удается, то, по крайней мере, обеспечиваем им необходимый покой.

— А как же их жертвы? — спросил Тедди.

Коули поднял брови. Он ждал продолжения.

— Это ведь люди, совершившие жестокое насилие, — сказал Тедди. — Так?

Коули кивнул:

— Весьма жестокое, да.

— Они кого-то мучили, — продолжал Тедди. — Кого-то даже убили.

— Подавляющее большинство.

— Тогда почему их покой важнее покоя их жертв?

Коули подбирал слова:

— Моя работа состоит в том, чтобы лечить этих людей, а не их жертв. Их жертвам я уже не в силах помочь. В любой работе существуют свои рамки. В моей тоже. Она ограничена кругом моих пациентов. — Он улыбнулся. — Разве сенатор не объяснил вам ситуацию?

Тедди и Чак обменялись короткими взглядами.

— Мы ничего не знаем ни о каком сенаторе, доктор. Нас назначила окружная судебная палата.

Коули поставил локти на зеленую книгу записей, сложил ладони и, положив на них подбородок, воззрился на них поверх очков.

— Стало быть, я ошибся. И что вам сказали на инструктаже?

— Нам известно, что пропала заключенная. — Тедди положил на колени блокнот и перелистнул несколько страниц. — Рейчел Соландо.

— Пациентка, — поправил его Коули с застывшей на лице улыбкой.

— Пациентка, — согласился Тедди. — Прошу прощения. Если мы правильно поняли, с момента побега еще не прошло двадцати четырех часов.

Коули чуть наклонил подбородок вместо кивка.

— Побег был совершен прошлой ночью. Между десятью и полуночью.

— И до сих пор ее не нашли, — уточнил Чак.

— Верно, пристав…

Доктор поднял руку, как бы извиняясь.

— Ауле, — напомнил Чак.

Лицо Коули вытянулось поверх сложенных рук. Об оконное стекло за его спиной шлепнулось несколько капель. То ли с неба, то ли с моря — Тедди не смог определить.

— А имя — Чарльз?

— Да.

— Я буду вас звать Чарльз, если не возражаете, — сказал Коули.

— Мне повезло.

— В смысле?

— Имена не выбирают, — сказал Чак. — Хорошо хоть с именем угадали.

— И кто же его выбрал?

— Мои родители.

— Нет, фамилию?

Чак пожал плечами:

— Кто знает. Нам придется вернуться на двадцать поколений назад.

— Или на одно.

Чак подался вперед:

— Простите?

— Вы грек или армянин, — сказал Коули. — Кто же?

— Армянин.

— А фамилия Ауле…

— Когда-то была Анасмаджан.

Коули перевел свой прищур на второй объект:

— А ваша?

— Дэниелс? Ирландская фамилия в десятом поколении. — Губы Тедди тронула улыбка. — И я знаю всех своих предков, доктор.

— А полное имя? Теодор?

— Эдвард.

Коули отвалился на стуле, руки упали на стол. Он постучал ножичком по краю столешницы; звук был тихий и настойчивый, как падающий на крышу снег.

— Имя моей жены Маргарет, но, кроме меня, никто ее так не называет, — сказал он. — Для старых друзей она Марго, и в этом есть смысл, все же прочие зовут ее Пегги. И вот это мне совершенно не понятно.

— Что?

— Как из Маргарет получилась Пегги. И ведь это распространенный случай. Или как из Эдварда получается Тедди. В Маргарет нет «п», в Эдварде нет «т».

Тедди пожал плечами.

— Как ваше имя?

— Джон.

— Вас никогда не называли Джеком?

Коули покачал головой:

— Для большинства людей я просто «доктор».

Вода поплевывала в оконное стекло. Коули как будто прокручивал в уме их разговор, глаза его сделались блестящими, а взгляд отсутствующим. И тут голос подал Чак:

— Мисс Соландо считается опасной?

— Все наши пациенты склонны к насилию, — ответил Коули. — Поэтому они здесь. Как мужчины, так и женщины. Рейчел Соландо — вдова убитого на войне. Она утопила троих своих детей в озере за домом. Отводила по очереди и удерживала их головы под водой, пока они не захлебнулись. Потом принесла их обратно домой, рассадила за кухонным столом и спокойно ела, когда к ней заглянул сосед.

— Она и его убила? — спросил Чак.

Брови Коули приподнялись, он тихо вздохнул.

— Нет. Пригласила с ними позавтракать. Он, естественно, отказался и позвонил в полицию. Рейчел по-прежнему считает, что дети живы и дожидаются ее дома. Это может объяснить мотив ее побега.

— Желание вернуться домой, — уточнил Тедди.

Коули кивнул.

— А где ее дом? — спросил Чак.

— Маленький городок в Беркшире. Приблизительно сто пятьдесят миль отсюда. — Коули мотнул головой в сторону окна за спиной. — Отсюда вплавь до материка одиннадцать миль. А на север пришлось бы плыть до самого Ньюфаундленда.

— Остров прочесали? — спросил Тедди.

— Да.

— Достаточно тщательно?

Коули поиграл серебряной статуэткой лошади, что стояла в углу стола, прежде чем ответить.

— Смотритель больницы и его люди вместе с санитарами всю ночь и почти целое утро осматривали остров и каждое здание больничного комплекса. Никаких следов. Еще тревожнее то обстоятельство, что никто не может объяснить, каким образом ей удалось ускользнуть из палаты. Комната запирается снаружи, а единственное окно забрано решеткой. Никаких признаков того, что кто-то ковырялся в замке, мы не обнаружили. — Он перевел взгляд со статуэтки на гостей. — Впечатление такое, будто она испарилась сквозь стены.

Тедди записал у себя в блокноте слово «испарилась».

— А вы уверены, что во время отбоя она находилась в своей палате?

— Абсолютно.

— На каком основании?

Коули оставил в покое лошадь и нажал на кнопку селекторной связи.

— Сестра Марино?

— Да, доктор.

— Пожалуйста, попросите ко мне мистера Гантона.

— Сию минуту, доктор.

У окна стоял столик, а на нем кувшин с водой и четыре стакана. Коули подошел к столику и наполнил три стакана, два поставил перед гостями, а с третьим вернулся на свое место.

— У вас здесь не найдется аспирина? — спросил Тедди.

Главврач едва заметно улыбнулся.

— Думаю, найдем. — Он порылся в выдвижном ящике и достал флакон «Байера». — Две, три?

— Лучше три.

Тедди уже чувствовал пульсирующую боль в глазу. Коули протянул ему таблетки, он бросил их в рот и запил водой.

— Подвержены головным болям, пристав?

— Морской болезни, увы.

Коули понимающе кивнул:

— Обезвоживание организма.

Тедди подтвердил кивком, а Коули открыл сигаретницу из грецкого ореха и поднес ее гостям.

Тедди взял одну, Чак же, мотнув головой, достал собственную пачку, и все трое закурили. Главврач поднял фрамугу.

Он снова сел и протянул через стол фотографию: молодая женщина, чье красивое лицо портили круги под глазами, такие же черные, как ее волосы. Глаза широко раскрыты, как будто их распирало от внутреннего жара. А то, что им открывалось за объективом камеры, за фотографом, а возможно, и за пределами видимого мира, не предназначалось для посторонних глаз.

Что-то в ее лице вызвало у Тедди тревожную ассоциацию, а потом он сообразил: паренек в концлагере, отказывавшийся от еды, которую ему предлагали. Он сидел у стены на апрельском солнышке с застывшим выражением глаз, пока его веки не закрылись. Бездыханное тело добавили к горе трупов на железнодорожной платформе.

Чак тихо присвистнул:

— О господи.

Коули сделал затяжку.

— Это реакция на ее бесспорную красоту или бесспорное безумие?

— И то и другое, — ответил Чак.

Эти глаза, думал Тедди. Даже застывшие во времени, они кричали. Хотелось залезть внутрь картинки и сказать ей: «Ну, ну, ну. Все хорошо, все хорошо. Шшш». Хотелось держать ее за плечи, пока не пройдет озноб, и произносить утешительные слова.

Дверь открылась, и вошел высокий негр с седыми прядками, в белой униформе санитара.

— Мистер Гантон, — сказал Коули, — это джентльмены, о которых я вам говорил. Приставы Ауле и Дэниелс.

Тедди с Чаком встали и обменялись с Гантоном рукопожатиями. Тедди почувствовал, как от этого человека буквально исходит страх, возможно, от того, что он пожимает руку представителям закона, а у него дома лежит парочка повесток в суд.