Товарищ жандарм - Сергеев Станислав Сергеевич. Страница 32

Глава 10

После того как я остаканился, настроение существенно улучшилось и дальнейшая жизнь стала выглядеть вполне оптимистично. Появление полицейского отряда в усадьбе Сурковых вызвало быстрое подобрение народа, и местные боеспособные кадры уже не пытались выказывать свое расположение с помощью огнестрельного и холодного оружия и всяческих подручных предметов крестьянского обихода. Хозяин поместья, понявший, что он наехал не на тех и не того пригрел, сдал дочурку, которая как-то быстро пришла в себя и уже из окна с интересом поглядывала на то, как крепостные готовят коляску для транспортировки раненого англичанина. Не рассчитав силы, я ему знатно разворотил рукояткой пистолета физиономию, и сейчас его бинтовал все тот же жирный и продажный доктор, который очень смахивал на политика нашего времени, поэтому и вызывал такое стойкое раздражение.

Когда коляска была готова, ко мне подошел хозяин поместья и извинился, самым натуральным образом. Причем все это было сказано настолько душевно и искренне, что меня реально пробрало. Как-то отвык я от такого проявления чувств.

— Скажите, господин капитан, а вы, случаем, не родственник генерала Осташева?

Я удивленно поднял глаза.

— Это Павла Никаноровича, генерал-лейтенанта артиллерии?

Теперь и он удивленно уставился на меня.

— Его самого.

— Сын.

Он еще больше удивился — сын генерала Осташева служит в корпусе жандармов, но благоразумно эту тему поднимать не стал.

— У него вроде был сын и погиб на Кавказе.

— Да, это был Егор. Я внебрачный сын. Он только недавно меня признал и сейчас хлопочет, чтобы сделать продолжателем фамилии.

Новость для нынешнего светского общества не то чтобы невероятная, но необычная, поэтому он культурно опустил охи и вздохи, наверно, у самого несколько байстрюков где-то бегает.

— Что ж, Александр Павлович, ваш батюшка может гордиться своим сыном, о чем я ему непременно отпишу.

— Спасибо на добром слове.

Глянув на готовых к выезду полицейских, я повернулся, вздохнул, предвкушая очередные несколько часов мучений верхом на лошади, и бросил мимолетный взгляд на окно, из которого за нами наблюдала дочка хозяина. А ничего девочка, очень даже симпатичная и романтичная, из таких потом получались вполне профессиональные пламенные революционерки, если, конечно, их не успевали выдать замуж и нагрузить по-быстрому выводком детишек, чтоб свет материнства в глазах затмил все революционные бредни.

Потом была монотонная дорога и непрерывная скачка, снова отбитые ягодицы и боль в спине. Коляску с пленным в сопровождении охраны отправили в усадьбу помещика Кириченко, которая была назначена в качестве места сбора, а сам с Митяем и урядником снова отправился в лесной домик, провести последний обыск, вдруг что в горячке боя пропустили.

Результатом этого крюка стал десяток гильз от трехлинейки и вскрытый тайник с несколькими золотыми безделушками, которые просто ссыпали в мешочек, и, оставив открытыми настежь ворота, выехали к месту сбора — по словам урядника, и Кривошеев и девушка уже давно были отправлены в усадьбу.

Уже начинало смеркаться, когда наш небольшой отряд въехал в усадьбу покойного помещика-грабителя Кириченко. Как вроде бы старший по званию, я, приняв начальственный вид, уточнил, как разместили моих освобожденных попаданцев, каково состояние ротмистра Стеблова. Ротмистр уже пришел в себя, но пока был слаб и ждал моего прибытия. Наташа с Кривошеевым расположились во флигеле и ни с кем не общались. Судьба пленных англичан как-то не сильно меня интересовала, ну разве что как бы их, таких информированных, более основательно допросить и безнаказанно ликвидировать.

Другой источник информации, поручик Кулькин, которому я утром в самом начале боя экспансивной пулей разнес ногу, к сожалению, не выдержал потери крови и уже подох. Хотя было бы интересно его поспрашивать про обстоятельства пленения старлея Кривошеева и санинструктора, а особенно про то, что они слили из информации англичанам. Митяй уже умотал к Стеблову отчитываться, а я, пока была возможность, по-тихому изъял все артефакты из будущего, в том числе обе винтовки, упаковал и надежно припрятал в парке. Потом, убедившись, что Митяй надолго застрял у ротмистра, мы с урядником и парой полицейских отправились в подвал дома, где под охраной сидели раненые англичане. После гибели нескольких полицейских и с моего молчаливого согласия урядник еще раз прошелся кулаками по островитянским рожам, и, убедившись, что они психологически надломлены, я устроил уже добротный, качественный и весьма тщательный допрос каждому в отдельности, разведя их по разным комнатам. Картина, которую нарисовали эти эмиссары мирового закулисья, весьма меня напрягла и заставила задуматься о моей дальнейшей судьбе и соратников-попаданцев. Бессонная ночь мне была обеспечена, но к утру вчерне уже был разработан определенный план, меры стратегического, тактического прикрытия, создания многоуровневых легенд и системы общей безопасности, и в этом плане ротмистр Стеблов играл довольно важную роль.

Практически не выспавшись, я был утром Митяем вызван к ротмистру на откровенный разговор. Стеблов выглядел не самым лучшим образом, но взгляд его был такой же острый и настороженный, хотя и присутствовал какой-то нездоровый блеск. Когда я присел возле его кровати, за дверью послышался какой-то шум, и я догадался, что Митяй, с оружием в руках, ждет результатов нашего разговора.

— Доброе утро, Игорь Генрихович, как вы себя чувствуете?

— Спасибо, Александр Павлович, вашими молитвами. Как у вас там дела?

— Ну, я думаю, ваш подчиненный все рассказал вам, в самых мельчайших подробностях и со своими комментариями.

Он намек понял.

— Да, вы правы, но у меня осталось много вопросов.

— Может, вам не стоит напрягаться в таком состоянии?

— Не уходите от разговора. У меня хватит сил вас выслушать.

— Хорошо, спрашивайте.

— Кто вы? В то, что вы сын генерала Осташева, я нисколько не верю, так же как не поверил и городничий…

— Который вас и информировал. И что? Вы что в церкви — верить или не верить? Главное генерал уверен, что я его сын. Или вы держите графа Осташева за глупца или человека без чести?

— Как раз нет. То, что он в опале, еще не значит, что он на плохом счету. Да, он неуживчивый, предпочитает начальству говорить правду в глаза, но он человек чести, поэтому то, что он назвал вас, абсолютно чужого человека, своим сыном, очень меня заинтересовало. Что такое должно было произойти, чтобы человек чести, боевой генерал, который всегда дорожил своими принципами, пошел на такой явный подлог?

— Может, сами спросите у него?

— Александр Павлович, если это, конечно, ваше настоящее имя, вы необычный человек, много знаете и многое умеете, тем более я обязан вам жизнью и карьерой. Поэтому и позвал вас на приватную беседу. Я служу своему государству и должен оберегать его покой. Поймите меня правильно…

— Да все понятно, Игорь Генрихович. Ход ваших логических рассуждений я прекрасно понимаю, что могу — скажу, а что нельзя — уж не взыщите, ставки очень большие.

Он чуть скривил губы и упрямо спросил:

— Хорошо, спасибо и на этом. Еще раз повторю — кто вы?

То, что в некотором роде придется слить информацию о реальном положении вещей, было понятно, уж слишком много штучек из будущего видел ротмистр, и водить его за нос сказочками точно не получится. Да и моя интуиция подсказывала, что коллега из прошлого вполне достойный человек и, что самое главное, интеллектом явно не обижен.

— Ваш коллега. Я офицер военной контрразведки.

Он даже чуть приподнялся от удивления, хотя это стоило ему определенных усилий. Видимо, Стеблов ожидал очередную легенду, изучая которую ему придется вытягивать крохи достоверной информации, а тут так — в лоб.

— Не ожидал, Александр Павлович. Но я что-то не слышал, что у нас есть такая структура.

— Так я и не говорил, что служу российскому императору.