Северное сияние - Пулман Филип. Страница 17

— Похоже на пластины, помнишь, на крышках гробов, — завороженно прошептала Лира. — Я знаю. Это его альм.

— Давай положим как было, — опасливо покосился на нее Роджер.

Лира послушно засунула диск внутрь и осторожно водрузила череп на пыльную полку, служившую ему местом вечного упокоения. Из любопытства она потрясла еще несколько черепов, и в каждом внутри лежал диск-альм, не покидавший своего человека и за последней чертой.

— Ты как думаешь, чьи это черепа? — рассеянно спросила Лира и тут же сама себе ответила: — Наверное, профессоров. Гробы после смерти полагаются только магистрам, а профессоров этих так много, что их уже и хоронить негде. Вот они, наверное, и решили хоронить только черепа. И правильно. У профессора что, по-твоему, самое главное? Голова, ясное дело.

Никаких мертвяков они не поймали, но проползали в катакомбах под домовой церковью целый день до самого вечера. И назавтра пришли туда снова. И послезавтра. Как-то раз Лире пришла в голову замечательно веселая мысль: а что, если перемешать все альмы покойных ученых и рассовать их по разным черепам? Пусть у каждого будет чужой альм. Бедный Пантелеймон пришел в такое страшное возбуждение, что обернулся летучей мышью и с пронзительными воплями метался перед Лириным лицом, отчаянно хлопая крыльями. Лира только отмахивалась. Подумаешь! Что, пошутить нельзя? Она и не знала, как страшно поплатится за свою шалость.

Той же ночью, когда она мирно досматривала какой-то сон, в ее комнатку на двенадцатой лестнице явились призраки. Осипшим от ужаса голосом Лира завизжала, увидев три склоненные над ее кроватью фигуры в саванах. Вот костлявые персты отбрасывают белые капюшоны и указуют на окровавленные обрубки — все, что осталось от шеи после усекновения головы. Слава богу, что обернувшийся львом Пантелеймон заставил призраков отступить, и они исчезли в толще стены, медленно растворяясь и все протягивая к Лире изжелта-серые тощие руки. Потом исчезли и руки, и сухие пергаментные ладони, а цепкие паучьи пальцы все тянулись к горлу девочки, пока не истаяли и они. На следующее утро маленькая осквернительница могил первым делом прокралась в катакомбы и разложила диски с альмами по местам, покаянно шепча над каждым черепом:

— Простите меня! Простите, пожалуйста. Я больше так не буду.

Катакомбы были куда обширнее, чем винные погреба, но и у них были границы, так что в один прекрасный день Лира и Роджер, так и не найдя ни одного мертвяка, с сожалением вынуждены были признать, что больше им здесь делать нечего и пора заняться чем-нибудь еще. Тут-то их и угораздило попасться на глаза отцу настоятелю, да еще в тот самый момент, как они боязливо вылезали из склепа, за что оба тотчас же были призваны к ответу.

Пухленький седовласый настоятель, которого все звали отец Гайст, был священником домовой церкви колледжа Вод Иорданских. В его обязанности входило проводить службы, читать проповеди и исповедовать свою паству. Когда Лира была помладше, он пытался весьма серьезно наставлять ее на путь истинный, но хитрая девчонка легко обвела старика вокруг пальца своим напускным безразличием и показным раскаянием, так что очень скоро отец Гайст решил, что никакой тяги к духовному совершенствованию у Лиры нет, и потерял к ней всякий интерес.

Услышав его голос, Лира и Роджер обреченно вздохнули, понурились и неохотно побрели под темные своды часовни. В душном полумраке перед бледными ликами святых мерцали огоньки свечей, наверху, на хорах, чинили церковный орган, и оттуда доносился немелодичный скрежет. Трудолюбивый служка тер тряпочкой бронзовые завитушки аналоя. Стоя в дверях часовни, отец Гайст поманил детей пальцем.

— И где же вы были, голубчики, а? — спросил он с любопытством. — Я ведь вас тут не в первый раз вижу.

Судя по всему, бояться было нечего. Лира украдкой взглянула на альма настоятеля — маленькую ящерку, которая, насмешливо шевеля язычком, сидела у него на плече.

— Мы просто хотели посмотреть на склеп, — повинилась девочка.

— Зачем?

— Потому что там эти… гробы. Мы хотели посмотреть все гробы.

— И что?

Лира молча ковыряла ногой землю. Она всегда так делала, когда на нее наседали с вопросами.

— Допустим. А ты, сын мой? — Настоятель повернулся к Роджеру. Маленькая такса-альм изо всех сил завиляла хвостиком, стараясь всячески продемонстрировать отцу Гайсту свое искреннее расположение. — Как тебя зовут?

— Роджер, святой отец.

— Ты ведь, Роджер, не просто здесь живешь. Где ты у нас работаешь-то?

— При кухне, сэр.

— И сейчас наверняка должен быть на работе?

— Да, сэр.

— Ну так беги!

— Слушаюсь, сэр.

Роджер стрелой метнулся к кухне, так что такса за ним еле поспевала на своих коротеньких лапах. Лира, не поднимая головы, все водила носком туфли по полу.

— Видишь ли, Лира, — ласково обратился к девочке отец Гайст, — мне, безусловно, очень отрадно, что ты проявляешь такой интерес к тем, кто покоится в усыпальнице при нашем храме. Дочь моя, ты живешь в удивительном месте, где все дышит историей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Лира что-то невразумительно промычала в ответ.

— Я ничего не имею против твоих прогулок. Скорее, меня тревожит твой круг общения. Тебе, вероятно, одиноко, дитя мое?

— Вот еще, — фыркнула Лира.

— Может быть, тебе нужно общество сверстников?

— Ничего мне не нужно.

— Я же не имею в виду поваренка Роджера. Я говорю об обществе детей из… хороших семей, как и ты сама. Тебе хотелось бы иметь таких друзей?

— Нет.

— А подруг?

— Нет.

— Поверь мне, детка, мы все понимаем, что ты живой ребенок, которому нужны и радости, и шалости, и проказы. Тебе, вероятно, тоскливо тут с нами, стариками…

— Нет.

Отец Гайст задумчиво потер кончики пальцев. Ну что ты будешь делать с этой упрямицей? Как с ней разговаривать?

— Если тебя что-нибудь тревожит, — ласково сказал настоятель, — ты всегда можешь прийти ко мне и все мне рассказать. Ты поняла меня, дитя мое?

— Да.

— Ты не забываешь молиться?

— Нет.

— Ну и умница. Ну все, беги.

Лира облегченно вздохнула и побежала из часовни на улицу. Ну что ж, в подземелье мертвяков не оказалось, значит, пойдем гулять, тем более что на улице всегда есть чем заняться.