Льдинка - Варго Александр. Страница 25

Убедившись, что волки исчезли, Лана подскочила к ближайшей сосне и с удвоенной силой стала обламывать ветки. Затвердевшие от мороза, они ломались плохо, царапая и без того израненные руки девушки, но она не обращала на это внимания. Только бы продержаться… еще немного…

Погода благоволила к путникам, и весь день ярко светило солнце, ни туч, ни ветра не было. Настроение у всех заметно повысилось, даже на лице Яны все чаще появлялась слабая улыбка. Они разбились на группы, Дильс, Злата и Аммонит шли первыми, за ними в одиночестве брел Костя, чертыхаясь на каждом шагу и ежеминутно поправляя рюкзак, затем шли ребята, и Артур замыкал процессию. Как всегда немногословный, с непроницаемым лицом, он изредка оглядывал снежное пространство, щурясь на солнце.

– Анекдот вспомнил, про Северный полюс, – послышался голос Антона. – В общем, приезжает новичок на зимовку, а там старожил, мужик лет пятидесяти. Ну новичок спрашивает: «А почему у вас так часто напарники меняются?» Старожил говорит: «Не знаю, не приживаются, наверное». Короче, пошли они куда-то, и вдруг из-за пригорка вылезает медведь и бросается на них. Они убегают, и старожил постепенно с себя всю одежду скидывает – куртку, шапку, валенки. Новичок кричит: «Ты зачем раздеваешься? Все равно догонит, медведи бегают со скоростью 50–60 км/ч!» А старожил орет в ответ: «Да мне все равно, с какой скоростью они бегают, главное, чтобы он меня первого не догнал!»

Тима улыбнулся. Хоть Антон и трусоват, все же старается держаться молодцом.

Часа в четыре, когда начало темнеть, было решено разбить лагерь. Дильс объявил, что они прошли, как и планировали, порядка 30 километров. Установили палатки, приготовили бензиновые печки. Пока горит печка, в палатке тепло – на высоте человеческого роста где-то плюс 40 градусов, зато у пола все равно довольно холодно – 0 или даже минус 5. Ночью, когда печка не горит, температура постепенно снижается до той, которая снаружи, то есть примерно до минус 15–20 градусов. Печка растапливалась сухим бензином (это как бы губка, некая пористая пластмасса, полости которой заполнены бензином; поры не сообщаются, поэтому бензин не выливается, только если отрубить кусок, на срезе чуть влажно и чувствуется характерный запах).

Поскольку было всего две палатки, в одной разместились Дильс со своей командой, а молодежь и Аммонит с норвежцем в другой. Перед сном Аммонита навестила Злата.

– Давай посмотрим твою руку, – сказала она, присаживаясь на теплый «вкладыш».

– С ней все в порядке, – мягко сказал Аммонит.

– Покажи, – упрямо повторила Злата.

Аммонит задрал рукав свитера и протянул ей руку, которую женщина стала разбинтовывать.

– Вполне неплохо, – удовлетворенно сказала она. Покраснение спало, рана покрылась твердой коркой.

– Только чешется, – сказал Аммонит, не сводя глаз со Златы.

– Так и должно быть.

Она достала чистый бинт, Аммонит словно невзначай дотронулся до ее пальцев. Злата вздрогнула, не поднимая глаз, но даже в полутьме было заметно, как щеки вспыхнули алым.

– У тебя очень красивые руки, – просто сказал Аммонит, убирая ладонь. – И нежные, – добавил он.

– Избавь меня от дешевой лести, – хрипловато ответила Злата, заканчивая перевязку.

Аммонит не без иронии заметил, что пальцы женщины слегка дрожали. Она выпрямилась и быстро вышла из палатки. Аммонит проводил ее взглядом.

– Какая женщина, – тихо проговорил он, закатывая обратно рукав.

– Ты играешь с огнем, Аммонит, – сказал Тима. Как ни странно, он перестал испытывать к этому человеку неприязнь, но то, что он делал, выходило за рамки дозволенного, и он счел необходимым заметить это. – Ты еще не понял, что собой представляет Дильс? Отстрелит тебе яйца, и вся любовь.

– Пусть попытается, – блаженно улыбнулся Аммонит, укладываясь в спальный мешок, и Тима озадаченно почесал затылок. Не хватало, чтобы к их проблемам добавился любовный треугольник…

Утром, как только они тронулись в путь, Костя неудачно упал и вывихнул ногу. Злата осмотрела его – ничего страшного, обычное растяжение, но тот стонал, будто его распиливали пополам тупой пилой. Дильс даже рявкнул на него, но Костя продолжал скулить. В связи с этим и без того невысокая скорость путников стала похожей на черепашью. Вдобавок ко всему начала портиться погода. Холодало, небо снова затянуло тяжелыми, точно беременными, тучами, подул пронизывающий ветер, да так, что дышать было практически невозможно. Костя, немного успокоившийся к тому времени, возобновил нытье. Впрочем, устали все без исключения. Лишь норвежцу было все по барабану, и он пер вперед как танк, его выносливость вызывала изумление, граничащее с завистью, – никто не мог поверить, что этот человек еще пять дней назад был полумертвым от холода, не в состоянии шевельнуть пальцем.

Около трех часов тучи постепенно рассосались, и на небе снова появилось солнце. Дильс неожиданно остановился и, подождав, пока соберутся все остальные, сказал:

– Осталось совсем немного. Через пару километров наши пути расходятся. Чилийская база – налево, километров шесть. Белый Саван – направо, примерно столько же.

– Давайте уже привал устроим, у меня нога распухла, – стал канючить Костя. – Все равно скоро стемнеет…

Однако Дильс был непреклонен, и снова впереди обжигающая снежная завеса, бесконечные холмы и утесы, безжалостно обдуваемые северными ветрами.

Они прошли несколько метров, как вдруг перед ними возник громадный разлом, метра три в ширину, заполненный снегом. Трещина тянулась по обе стороны, исчезая в молочной пелене снега.

Дильс ткнул лыжной палкой, пробуя снег. Он показался ему достаточно твердым. Он снял рюкзак и лыжи, швырнул их на другую сторону и осторожно наступил на снег. Крепкий, как асфальт. Он быстро перешел на другую сторону.

– Снимайте с себя вещи и лыжи! – прокричал он. – Не задерживайтесь, быстро переходите!

Следом за Дильсом шмыгнул Костя, затем норвежец, потом Антон с Яной. Когда последняя наступила на снег, нога ее внезапно провалилась на несколько сантиметров, и она испуганно вскрикнула, но ветер разметал этот звук на молекулы, и голос девушки не был услышан. За ней уже шла Злата. Яна, чувствуя, что почва уходит из-под ног, упала на четвереньки, крича не своим голосом. Тима и Дильс бросились на помощь, вовремя подхватив ее за руки и втащив на другую сторону. Однако снежный ком, забивший разлом в скале, уже провалился вниз, оставив после себя облако снежной пудры. Никто кроме Аммонита не заметил, что ноги Златы беспомощно заскользили по насту, и она стала сползать вниз.

Аммонит кинулся к ней, забыв обо всем на свете. В последний момент его рука обхватила запястье женщины, и он прилагал огромные усилия, чтобы удержаться. Очевидно, он слишком сильно сжал руку Златы, так как она тихо застонала, закусив губу.

– Давай, Златочка, – шептал Аммонит, тяжело дыша. Он протянул вторую руку, и Злата ухватилась за нее с такой трогательной беззащитностью, как утопающий хватается за обломок мебели после кораблекрушения. Огромные, как два изумруда, полные мольбы глаза словно заполнили все лицо Златы.

Рядом упал Артур:

– Я помогу, ты не удержишь! – прорычал он, но Аммонит едва ли слышал его. Он медленно, миллиметр за миллиметром вытягивал Злату наверх, та старалась не делать резких движений, в то же время помогая себе ногами. Аммонит заскрежетал зубами – рана на руке открылась, и он чувствовал, как теплая кровь пропитывает рукав свитера. Артур перехватил руку Златы, и наконец они вытащили ее. Дыхание ее было прерывистым, и Аммонит не удержался и на несколько секунд прижал эту маленькую насмерть перепуганную женщину к себе.

– Хватит целоваться! – раздраженно прокричал Дильс. – Идите в обход! Быстрее!!

Злата подняла голову, и Аммонит еще раз поразился, насколько привлекательна она была.

– Благодарю. Я запомню этот день, – едва слышно сказала она. Затем, будто бы ничего особенного не произошло, она поднялась на ноги и побрела вдоль трещины. Аммонит тоже встал, только сейчас ощутив, как предательски ноет рука. Но все это ерунда по сравнению с выражением ее глаз, излучающих безграничную благодарность.