Льдинка - Варго Александр. Страница 40
– А животные тут какие-нибудь водятся? – хрустя галетой, спросил Костя.
– Очень сомневаюсь, – ответил Дильс. – Хотя после сталактитов-светильников я не удивлюсь, если увижу здесь, скажем, двухголового ящера или черепаху с рыбьей мордой.
Тух-Тух молча ел, не встревая в разговор.
– Между прочим, уже два часа, – заметил Антон. – Скоро стемнеет.
– Ничего, – беспечно сказал Костя. – Снаружи проблем не будет: нам только и делов-то, знай да придерживайся скалы.
Артур хмыкнул, а Тух-Тух стряхнул с колен крошки и произнес:
– Мне кажется, что нужно пробовать узкий лаз.
– Но там придется ползти, так? – недовольно сказала Яна.
– Да, ползти, – согласился норвежец. – И вообще, застрять можно.
– Как Винни-Пух, – подхватил Антон, хотя ему стало не очень смешно, когда он представил себя застрявшим посреди подземного лаза.
Невзирая на доводы Тух-Туха, они продолжили проверять более крупные лазы. Пятый вывел их к обрыву – внизу была пугающая пустота, и оттуда тянуло диким холодом. Тух-Тух посветил вниз, но луч растворился где-то во мраке.
– Ничего там нет, – уверенно сказал он. – Пошли обратно.
И они потащились снова к пещере. Светящиеся сталактиты уже не вызывали первоначального изумления и не будоражили сознание людей – они к ним привыкли, к тому же смертельно устали.
– Даже если мы ничего не найдем, – бормотал Дильс, – одни сталактиты чего стоят! Любой ученый умрет от зависти, узнав, какое небывалое открытие мы сделали!
Шестой лаз тоже оказался неудачным – он просто становился все уже и уже, пока его диаметр не стал размером с водосточную трубу.
– Если мы полезем дальше, то рискуем оказаться в положении Винни-Пуха, о котором говорил Антон, – провозгласил Дильс. – Разворачиваемся, пока не поздно.
Однако легко сказать: «разворачиваемся», особенно там, где яблоку упасть негде! Попыхтев и покряхтев, они стали пятиться задом, как раки, поскольку другого способа передвижения просто не было.
Седьмой лаз снова вывел группу в пещеру. Вконец измученные, грязные и потные, они, как в той сказке про лабиринты, снова оказались среди безмятежно поблескивающих хрустальных кинжалов, в которых трепыхалось голубое пламя. Теперь эта пещера вызывала у многих если не ненависть, то что-то близкое к этому чувству, и Тима все чаще поглядывал на выход, откуда ненавязчиво свисала веревка. Интересно, утихомирилась ли пурга снаружи? К слову, здесь, под землей, было намного теплее.
– Может, ну его на хрен, этот лаз? – устало проговорил Антон. – Он меньше всех. Стопудово, что тоже в итоге сузится. Или тупик.
– Если устал, жди здесь, – сказал Дильс. Хотя все видели, что он устал не меньше других, но глаза его были полны решимости.
Вздыхая, как древние старики, они встали на четвереньки и полезли. В восьмой, последний лаз, находящийся в пещере.
Сразу стало холоднее. Все молчали, чтобы сберечь дыхание, только слышалось натужное сопение. Где-то позади изредка всхлипывал Костя – его нога снова разболелась. Колени скоро стали неметь от холода. Проход вопреки предположению Артура не сужался (как, впрочем, и не расширялся), и они ползли и ползли. Как муравьи. Тиме даже смешно стало – взрослые люди, и как выглядят со стороны?
Неожиданно впереди стало светлеть.
– Если мы опять выйдем к пещере, я начну выть и всех кусать, – задыхаясь, сказал Артур.
– Себя за задницу укуси, – предложил ему Костя и закашлялся.
Между тем свет становился ярче, и вскоре они оказались в крохотной каморке, чуть больше палатки.
От увиденного у Тимы захватило дыхание.
– Да-а-а, – протянул Дильс.
Тух-Тух тактично молчал, предоставляя ему самому все оценить и сделать правильные выводы.
– Даже если мы ничего не найдем, я беру свои слова назад, – промолвил Дильс.
Остальные тоже молчали, поскольку увиденное было куда более захватывающим зрелищем, нежели светящиеся сталактиты. Прямо перед ними лежали два полуистлевших скелета. Одежды почти не сохранилось, обуви тоже. Один лежал согнувшись, будто перед смертью испытывал сильные рези в животе. А второй… Вцепился в решетку. В пещере находился еще один лаз, и он был закрыт толстой решеткой, которую едва тронула ржавчина. Руки трупа, вернее, кости рук были просунуты сквозь прутья решетки почти по самые плечи, точнее, места, где они когда-то находились (сто или пятьсот лет назад – кто знает?). Но что было самое поразительное, это его голова.
Он зубами впился в решетку. Причем так, что Тух-Туху пришлось применить изрядную силу, чтобы отлепить череп, и то на прутьях остались осколки желтых зубов.
– Как вам это, господа? – тихо сказал норвежец, осторожно кладя череп на землю. Затем толкнул решетку ногой. Она даже не шелохнулась. Тима увидел, что на ней не было ни замка, ни «личинки» для ключа, просто голая решетка, как окошко в тюремной камере.
– Кому и зачем понадобилось делать под землей решетку? – спросил Антон растерянно.
– Потому что клад – там, – объяснил устало Тух-Тух. – Поздравляю вас всех. Мы почти у цели.
– Почти не считается, – выдал прописную истину Костя, кусая от волнения губы.
– Придется заняться ею завтра, – сказал Дильс. – Уже поздно, все вымотались. Да и решетку эту не сломать голыми руками.
Возражений не было, все понимали, что слова Дильса справедливы, как бы ни велико было желание проникнуть вглубь прямо сейчас. Для одного дня приключений и так достаточно.
Они направились обратно.
– Фамилия, имя, отчество… – бубнил ничего не выражающий голос. – Год рождения… место проживания…
Лана, приподнявшись на кровати, старалась отвечать твердым и уверенным голосом, чтобы у этих хмурых людей в штатском не возникло ни малейшего подозрения, что она что-то недоговаривает. Кроме того, рядом сидела ее мама, Людмила Васильевна, что в значительной степени ободряло девушку.
Их было двое, и, глядя на них, Лана вспоминала чеховский рассказ «Толстый и тонкий». Тонкий был с мрачным лицом, словно ему только что сообщили о том, что его дом сгорел, толстый, наоборот, улыбался к месту и не к месту.
– Кем вам приходился Антон?
– Друг.
– Насколько близкий друг?
– То есть?
– Вам неясен вопрос?
– Вас интересует интимная сторона дела? – стиснув зубы, спросила Лана. В голове уже начало покалывать.
– Зачем вы так…
От мерзкой улыбки толстяка хотелось выть.
– В котором часу вы потерялись?
– Точно не помню, я была напугана.
– И что было дальше?
– Кажется, я потеряла сознание.
– Кажется?
– Да, вроде.
– Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.
– Я не помню! – выкрикнула Лана. – Мне… стало плохо, и все!
– Ладно, ладно, успокойтесь…
И все в таком духе. Людмила Васильевна сидела в полной неподвижности, ей было невыносимо больно видеть, какие страдания приносят ее дочери вопросы сыщиков.
– Вы звали на помощь?
– Конечно.
– В этот день употребляли что-то? Алкоголь, еще что-то? Может, травку?
– Нет, – решительно ответила Лана. – Я вообще не пью и никогда не пробовала наркотики.
Промучившись еще полчаса, оперативники ушли ни с чем. Когда за ними закрылась дверь, Лана дала волю чувствам и разрыдалась. Шел уже шестой день, а о ребятах ни слуху ни духу.
Людмила Васильевна обняла дочь.
– Завтра тебя выпишут, – гладя ее по волосам, успокаивающе сказала она. – А вечером мы улетим домой…
– Я не могу, – со слезами сказала девушка, вытирая мокрое лицо. – Что я скажу матери Яны?
– Она уже здесь, – терпеливо сказала мама, – и другие родители приехали. Ты все равно ничего не сможешь сделать.
Лана отстранилась от матери и опустошенно смотрела в запылившееся окно. А что же дядя Женя? Она ведь только что соврала милиционерам, и все потому, что это он так ей посоветовал! Как теперь быть?!
На следующий день за три часа до вылета она встретилась с дядей. Тот был небрит, под глазами темные круги, но держался уверенно и спокойно, и это вселило в Лану крохотную надежду.