Малина Смородина - Колочкова Вера Александровна. Страница 32
– Падчерица…
– Да, да, точно. Просто до него дойдет информация, чьей падчерицей они с женушкой так легкомысленно пренебрегли.
– И… что?
– А сама увидишь! Так побегут Женьку сосватывать, что ветер в ушах свистеть будет!
– Значит, Женька с Денисом получат-таки отмашку на любовь… С твоей помощью, да? Ты сам-то хоть понимаешь, как все это выглядит?
– Да нормально это выглядит! Так, как надо, выглядит! Как и должно выглядеть!
– Ты в этом и правда уверен?
– Слушай… Чего ты от меня хочешь, Малина? Не я придумал эту жизнь, она сама так сложилась. Деньги и сила определяют многое, если не все. И жизни, и судьбы определяют. Я со своей стороны лишь приложил усилия, чтобы быть там, на стороне определяющих. А по-другому я просто не смог бы жить. И прошу тебя, не лезь в бутылку, не люблю я этих… рефлексий. Пойдем лучше твою дочь в порядок приводить.
Женька по-прежнему сидела на кровати, в прежней позе, сложив подбородок на худые коленки. К ним, вошедшим в комнату, даже голову не повернула, лишь болезненно дрогнула лицом, выражая досаду. Павел, кряхтя, присел около кровати на корточки, потянул на себя Женькины сцепленные вокруг поджатых ног руки:
– Жень, послушай меня, Жень…
Она лишь коротко мотнула взлохмаченной головой, сжала плечи, уткнулась лицом в коленки, вяло, безнадежно выдохнув:
– Не хочу… Не надо, не говорите мне ничего…
– Да не буду я тебе ничего говорить! Ну что я, болтун какой, что ли? Ты просто посмотри на меня, и все! Ну же! Гюльчатай, покажи личико!
Грустно хмыкнув, она подняла к нему лицо, с трудом сфокусировала разлившееся в глазах отчаяние, кольнула слезным взглядом как иглой.
– Жень, ты послушай меня, пожалуйста… Вот сижу я перед тобой, простой мужик Павел Сергеевич Жук, за свои прожитые пятьдесят шесть лет не обманувший ни одной женщины… – по-киношному самую чуточку ерничая, но довольно-таки проникновенно заговорил он, потом помолчал немного, внимательно глядя ей в глаза, и тихо продолжил: – И если ты мне сейчас не поверишь, мне страсть как обидно будет… Поэтому ты просто возьми и поверь. Как минимум послезавтра твой жених вот здесь же, на этом месте, будет стоять на коленях и умолять тебя… Или не знаю, что он там будет еще делать! В общем, он будет здесь, я клянусь тебе. И все будет хорошо! Будет так, как тебе этого хочется, вот увидишь! Ты веришь мне, девочка?
– Да ладно вам, Пал Сергеич… Я слышала все, что вы маме сейчас там, в комнате, говорили. Только я не хочу… так. Не хочу, не надо.
– А как ты хочешь, милая моя? Жизнь такая нынче, все в ней отвоевывать надо. Ни сил, ни средств не жалеть.
– И любовь – отвоевывать?
– А любовь таки в первую очередь! И считай, что у тебя сейчас на боевом поле самая выгодная позиция. Отчего ж ею не воспользоваться?
– Не поняла… Какая позиция?
– А такая! И стратегическая, и тактическая! Твоя будущая врагиня-свекровка весь слабый тыл вчера показала, даже и разведку боем проводить не пришлось. Жадна до денег, до показухи, вся насквозь прошита белыми нитками глупых амбиций. Она ж открылась, как новичок на ринге! А ты ей – длинный боковой удар из боевой стойки! И – в нокаут!
– Да пошла она знаете куда?
– Согласен. Именно туда ей и дорога. Но мы будем хитрее, мы пошлем ее другим путем. Мы будем сильнее и хитрее, Жень! Я завтра же об этом позабочусь, не переживай. Она еще гопака перед тобой спляшет и в вечной любви поклянется, вот увидишь!
– Хм… Хм-хм… – вяло колыхнулась Женька в коротком смешке, с недоверием переводя взгляд с лица матери на лицо Павла. – Представляю эту мадам в гопаке…
– Ну, вот и умница! Уже и улыбаешься! Давай, давай, расшевеливайся, сидишь тут, коконом свернулась! Сама из него выбирайся и матери тоже дай возможность в личную жизнь выбраться!
– А я что, не даю?! – обиженно-возмущенно пропищала Женька, вытянув у него перед лицом ладошку. – Да наоборот, всегда пожалуйста! Что вы такое говорите, Павел Сергеич!
– Ну, тогда вставай, собирайся. Ко мне в гости поедем, устроим моему Егорке процедуру знакомства с мачехой и падчерицей. Или ты только мне – падчерица? А Егорке – кто? Ладно, по ходу разберемся…
– Ой, Павел Сергеич… А можно я это… потом как-нибудь? У меня сейчас никаких сил нет, правда… И мне к зачету еще готовиться надо, а то вдруг завалю… Я потом, ладно? А мама пусть с вами едет конечно же!
– Ну, как хочешь… Потом так потом… – поднялся Павел во весь рост, грустно и немного разочарованно улыбаясь. – Я думал, так лучше будет…
Обернувшись к ней, так и не проронившей за их беседу ни единого слова, бросил коротко:
– Собирайся, Малина, поедем!
– Погоди, Павел… Ты что? Как же я одну ее здесь оставлю? В таком состоянии?
– Ой, да какое у меня состояние, мам! Совершенно нормальное состояние! Я что, ребенок пятилетний? – подпрыгнула, сидя на кровати, Женька. – И вообще… Мне даже так лучше будет, если ты уедешь! Мне сейчас одной надо побыть… Правда, мам! Ну, пожалуйста…
Умоляющие глаза, брови домиком. И ладошками перед собой машет, как крылышками. И выражение лица уже не грустное совсем, а, наоборот, радостно-хитренькое. Ах, Женечка, Женечка, какая ж ты у меня глупая еще!..
– Ну хорошо. Я оставлю тебя одну. Только дай слово, что плакать не будешь.
– Не буду! Не буду! Теперь уже точно не буду!
– Правильно, Женек! Сдаваться и плакать никогда не надо! Всегда себя в боевой готовности держать надо! – проговорил на ходу Павел, подняв кверху указательный палец.
Задержавшись на секунду в дверях и мотнув в сторону Женьки головой, подмигнул ей, пробормотал удовлетворенно:
– Наш, наш человек… Собирайся, Малина, поехали. С твоей дочкой разобрались, теперь мой обормот на очереди…
– …Егор! Ты дома? Выходи, знакомься!
На зов Павла сначала выглянула из кухни Анна Николаевна – уже с готовой медовой улыбкой на лице. Подняла голову, тоже стала смотреть, как быстро спускается вниз по ступенькам долговязый парень, на ходу пытаясь управиться с длинными, разбросанными по плечам светлыми прядями волос. Но таки справился – собрал хвостом под резинку. Подошел, протянул руку:
– Егор…
– Очень приятно, Лина.
– Что, вас так и можно называть, без отчества?
– Конечно.
– Ну, тогда мне тоже… приятно. Надеюсь, подружимся?
– И я надеюсь…
Павел стоял в сторонке, улыбался, наблюдая за их реверансами. Потом шагнул ближе, потянул Егора за хвост, отчего подбородок его вздернулся вверх, положил ему руку на шею, сжал слегка.
– Вот он, мой ребенок-жеребенок… Хорош обормот? Ты не смотри, что он такой с виду вежливый, он и взбрыкнуть может! Да, Егорушка?
Егор лишь скосил глаза в сторону, замер в неловкой позе под отцовской рукой. Что-то ворохнулось у нее внутри нехорошее от этого жеста, от слов, сказанных в адрес сына. Слишком уж… по-хозяйски все это прозвучало. Показательно по-хозяйски. Будто не сына, а породистого щенка ей демонстрирует. Да и слово «обормот» уж никак не прилеплялось к облику мальчика. Ну какой он обормот? Он юноша хрупкий, отчаянно светлоглазый и, как видно, себе на уме нежно-задумчивый. Вон стоит, не шелохнется в отцовских руках, покоряется снисходительным послушанием, но в то же время улыбается умно и грустно, ее исподволь рассматривая.
– Павел Сергеевич… Может, отобедаете? – выплыло сбоку медовое лицо Анны Николаевны. – Я щи сварила, как вы любите, с бараниной и кислой капустой… За столом и продолжите знакомство-то…
– А что, давайте и впрямь, ребята, щец навернем! – отпустив Егора, плотоядно потер ладонями Павел. – Начнем новую семейную жизнь с хорошего обеда! Символично звучит, между прочим. Давай, Анна Николаевна, накрывай на стол!
– Ой, так это я мигом… – радостно развернула женщина крупное тулово в сторону кухни.
– Вам помочь, Анна Николаевна? – сунулась она было за ней, но тут же ощутила под локтем жесткую руку Павла.
– Остановись, Малина… Не усердствуй. Здесь всякому свое место, запомни это. Ты здесь хозяйка, привыкай. Твое дело – распоряжения насчет обеда отдавать. А готовить да на стол накрывать Анна Николаевна будет. Ишь, побежала! Ты бы еще посуду помыть вызвалась!