Малина Смородина - Колочкова Вера Александровна. Страница 36
– Что такое, Анна Николаевна?
– Да мне бы сегодня пораньше надо уйти… Дочка у меня сегодня приезжает, вот я и хотела… Мне уж бежать надо, а вас все нет и нет. А сон ваш порушить я не решилась.
– Ну и зря… Конечно, идите, Анна Николаевна! Да можно было и вообще сегодня не приходить, раз такое дело!
– Ой, ну как же можно… Мне это место дорого, что вы! Где я еще хозяев таких найду? Вы бы видели, как в других домах с домработницами обращаются… А завтрак я вам приготовила и обед тоже! И кофе сварила! А уборкой завтра займусь. Ну, все, я побежала, спасибо вам!
Кофе она пила на террасе. С кардамоном, кстати! Какая она заботливая оказалась, эта Анна Николаевна… И все равно ужасно неловко, что кто-то для нее по утрам кофе варит… На душе некомфортно. Наверное, не проснулся-таки в ее человеческой природе ни один аристократический ген, даже самый завалященький. Хотя не очень-то и хотелось, если честно. То ли дело – все сама! Сама себе кофе варишь, сама себе на хлеб зарабатываешь и живешь тоже – сама…
А вот посидеть просто так на террасе, поглядеть на июньский разгорающийся денек вполне даже и комфортно, и в удовольствие! Есть, есть в этом бездельном времяпрепровождении что-то ужасно притягательное. Так что из формулы «все сама» показатель «хлебозарабатывания» вполне даже исключить можно. А что? Если уж такое счастье вдруг привалило…
Ухо уловило звук шагов, голоса снизу, и она весело полетела им навстречу – Павел приехал! Наверное, вместе с Егорушкой. Наверное, из школы его забрал после экзамена!
– Ну как, сдал? – подходя к парню, поинтересовалась весело. – Легкие тесты достались? Хороший балл будет, как думаешь?
– Не знаю… – легкомысленно пожал Егор плечами, улыбаясь ей навстречу. – Какой будет, такой и будет, какая разница. Но я вроде старался, все нужные галочки во всех нужных местах честно поставил! – быстро стрельнул взглядом в сторону нахмуренного Павла.
– Нет, ты только послушай его, Малина… – сердито улыбаясь, мотнул головой в сторону сына Павел, – нужные галочки в нужных местах! Будто не экзамен сдает, а бестолковщиной занимается!
– Пап… Но я же говорю – старался…
– А что ты называешь старанием, интересно? За три дня перед экзаменом из дома смотаться, чтоб картинки на воле малевать?
– Ой, а давайте-ка мы лучше обедом займемся! – весело вступила она с предложением в этот опасный диалог. – Вы ж оба наверняка голодные! А для голодного желудка любые споры вредны, они гастрит вызывают! Моем руки, и за стол! Я сейчас быстренько все накрою…
– Почему – ты? – удивленно бросил в ее сторону Павел остаток сердитости. – А где у нас Анна Николаевна?
– Я ее домой отпустила, Паш… У нее сегодня дочь приезжает.
– Да? Ну что ж… Но мой тебе совет на будущее, Малина, – не давай себе на голову садиться!
– Хорошо. Не буду.
– А ты куда, Егор? – удивленно окликнул он поднимающегося наверх по ступенькам сына. – Ты что, не будешь с нами обедать?
– Нет… Я не хочу. Я потом…
– Егор! Что это значит – потом? Кто тебе накрывать будет – потом? Вернись немедленно!
– Ой, Паш, прошу тебя… – выстроилась она перед ним, слегка отставив руки в стороны, будто загораживая телом от Егора, – не трогай его, не надо… Пусть он идет. Проголодается – сам поест.
Мотнув головой, как усталый конь, Павел плюхнулся на диван, вздохнул, закинул ногу на ногу. Глянул на нее снизу вверх, улыбаясь:
– Ты мне так всех домашних сладкой добротой перепортишь, Малина… Ничего, скоро и твоим воспитанием займусь. И учти, мало тебе тех уроков не покажется! Ну, что стоишь, улыбаешься? Вроде как обед обещала…
Быстро разобравшись в кухонном посудном хозяйстве, она лихо накрыла на стол, водрузила в его центре давешнюю, так поразившую ее воображение супницу. Открыла крышку, вдохнула чесночный запах борща, глянула на Павла так гордо, будто сама этот борщ и варила все утро.
– Приятного аппетита! – поставила передним наполненную до краев тарелку.
Он молча принялся есть, покряхтывая едва слышно и чем-то до ужаса напомнив ей голодного слесаря Гошу из фильма «Москва слезам не верит». Утолив первый голод, глянул на нее немного удивленно:
– Чего ты так на меня смотришь?
Опа! А слесарь-то Гоша, похоже, именно этот вопрос героине в прекрасном финале фильма и задал… А она ему что ответила, дай бог памяти? Что-то такое ужасно трогательное, вроде того – «…как долго я тебя ждала…» Может, и ей сейчас, как той героине, с подобным ответом подсуетиться? Наверное, красиво будет…
Однако не вытекло ничего из благих намерений. Оттолкнув красоту киношную и удобную, вдруг выскочил сам по себе неудобный вопрос, будто давно готовился и никак не мог дождаться своего времени:
– Павел… Ты почему Егора в такой суровости держишь? Чего ты его все время окриком шпыняешь? Нельзя же с ним так – все время окриком…
– Да потому и шпыняю, что наивность из него выбить хочу! Наивность и расслабленность! Ну что это за мужик, который картинки рисует? Мне надо, чтобы он сильным был, чтобы удар умел держать! Сила, сила мне в нем нужна! Сила и характер. На силе нынче весь мир держится.
– А по-моему, он как раз на наивности держится… Однажды пришел такой наивный, и с Его Рождества люди начали другой отсчет времени. Правда, заблудились в нем по самое ничего, забрели сослепу не туда, приняли черное за белое, теперь и сами не знают, как из всего этого выбраться.
– Ого! Эка в дебри тебя понесло, милая! Ну что ж, это даже интересно… Люблю иногда за обедом пофилософствовать. Давай, давай поговорим о времени, если уж разговор такой начали. И какое сейчас время, по-твоему?
– Какое, какое… Нормальное, человеческое. Времена всегда одинаковые, Павел. Это люди в них получаются разные.
– То-то и оно, что разные… И именно получаются, это ты правильно подметила. Как родители постараются, такие и получаются. Одни получаются сильные, состоятельные и обеспеченные, а другие – так себе. Нет, я не сноб, конечно, но я все-таки предпочитаю, чтобы мой сын был из породы тех самых – сильных, состоятельных и обеспеченных. И это так и будет, уж поверь мне! Он будет заниматься тем делом, которое даст ему состоятельность и обеспеченность.
– Но… Он же по натуре другой, как ты не понимаешь? Ему твое дело не подходит, он прежде всего человек творческий, он художник…
– Кто? Художник? – насмешливо перебил он ее. – А кто это такой – художник? Уж не тот ли вечно голодный пьяненький мужичок, что на улице в дождь и в снег сидит, портреты прохожих рисует, сгорбившись на низкой скамеечке?
– Ну почему сразу – на скамеечке! Егор, между прочим, очень талантливый! И я уверена, что он обязательно состоится именно как художник!
– Да ладно… Ты хоть знаешь, сколько из этой братии вылупляется именно состоявшихся? А главное, состоятельных? Да единицы, Малина, единицы! Нет, это все не то, не то… Состояться и быть состоятельным – это разные вещи. И давай закроем вопрос, Малина! Я даже спорить с тобой на эту тему не хочу. Прости, но со своим сыном я как-нибудь сам разберусь!
Он так резко выскочил из-за стола, что стул с грохотом опрокинулся на пол. Казалось, этот грохот привел его в чувство – обернулся, долго смотрел на стул удивленно, потом хмыкнул, глянул на нее виновато:
– Прости… Сам не знаю, чего я так… занервничал. Но и ты тоже хороша, заладила свое – состоится, не состоится… Да ни фига он не состоится, время только потеряет. Это же ясно как божий день…
Наклонившись, он резким движением вернул стул на место, постоял около него задумчиво, потом сел, снова взялся за ложку. И тут же ее отшвырнул от себя. Сцепив пальцы в замок, долго смотрел на нее исподлобья, потом произнес тихо, вкрадчиво:
– Ну вот скажи мне… Ты никогда не задумывалась над тем, почему каждый человек так стремится быть состоятельным? Ты слышишь, с каким придыханием это всегда произносится – состоятельный человек, обеспеченный человек… Я бы даже сказал – с благоговением! Оно в человеческой природе уже подсознательно присутствует – благоговение перед чужим состоянием. И что бы это значило, как ты думаешь?