Черный проводник - Конторович Александр Сергеевич. Страница 33

Пожилой зек переглянулся со своими ближними. Двое из них согласно кивнули.

– Есть такие.

– Надо будет – еще кого-нибудь вспомнить могу.

– Пока не надо. За тебя они сказать могут?

– Без базара. Скажи – Франт кланялся, и здоровья желал крепкого. Только так и никак иначе.

– Скажу, не сомневайся. А пока суд да дело – располагайся! – указал Митяй место на втором ярусе.

Франт недобро усмехнулся. Поискал глазами и, вытянув руку, подтащил к себе кружку, стоявшую на краю стола, около сидевших рядом с пожилым зеком воров. Повертел ее в руках, поставил на стол…

Хлоп!

Почти никто из присутствующих не заметил молниеносного взмаха руки.

На столе лежала жестяная лепешка неправильной формы, лишь частично напоминавшая кружку.

– Я, Митяй, тоже пошутить люблю…

– Красиво… – невозмутимо кивнул тот.

С нижней койки, неподалеку от окна, вскочил парень и суетливо вскарабкался на то место, которое только что предлагалось новичку.

– Благодарствую, – кивнул Франт, пристально глядя на Митяя.

– Не за что…

После ужина Франт подсел к Митяю.

– На два слова…

– Говори.

– Не при всех.

– У меня от народа секретов нет.

– Сам и решишь после, кому сказать, а кому нет.

Смотрящий окинул собеседника оценивающим взглядом. Ведет себя спокойно, возбуждения никакого нет… Ладно, посмотрим.

По жесту руки сидевшие рядом зеки встали со своих мест и отошли в сторону.

– Достаточно?

– Вполне. Не веришь мне, Митяй?

– Не верю. Непонятный ты человек… не наш. И поведение твое странное.

– Все верно. На первый взгляд так оно и выглядит.

– А что, еще как-то посмотреть можно?

– Вся байда в том, Митяй, что работал я, в основном, не здесь.

– И где ж ты трудился?

– Харбин, Берлин… много где пришлось побывать. А там на наколки иначе смотрят, нежели здесь. Китайцы – так попросту перо засадить могут, даже не говоря ни о чем. У них там – свои понятия.

– Не слышал.

– Да и я не знал. Надел не то, наколку не ту, по их понятиям, сделал – все, косяк. А немцы – так и вовсе, партачки засекли – пожалте бриться! Работать уже не дадут.

– И что? Не должен вор от масти своей отказываться – не по закону это.

– Я, Митяй, когда работать начинал, так сразу там. К нам уже после попал, лет через десять. И не могу, просто права не имею такого, из-за гордости своей, серьезных людей подводить.

– Мудришь ты что-то…

– Не торопись, ладно? Маляву пошлешь – там все и пропиши, только без того, что я тебе ныне скажу.

– И что ж ты такого важного делал, друг ты мой ситный?

– От легавых тамошних людей серьезных сберегал. Дабы не попалили их раньше времени. Чтобы дело свое они без помехи до конца довести смогли. Вот и должен я выглядеть так, чтобы ни один глаз недобрый меня самого раньше времени не срисовал бы.

– Хм… А сюда как попал? Не помогли тебе хитрости?

– Смотри, – Франт приспустил с плеча рубашку. – След видишь? Подстрелили меня, рана воспалилась, вот и обеспамятовал. В беспамятстве и повязали легавые.

Зек внимательно рассмотрел руку, потрогал свежий рубец.

– Не врешь…

– Проверь. В больничке у вас свои люди есть.

– И проверю. Так что пока можешь спать спокойно…

– Франт, – подошел к полулежащему на койке человеку тщедушный сиделец. – Митяй тебя зовет.

– Добро, – тот провел руками по щекам, ощупывая щетину. – Иду.

На своем месте, у окна, расположилось руководство камеры. Рядом с Митяем сидели два крепких зека, еще один уселся на койке напротив.

– Здрав будь, Митяй! – поприветствовал его Франт. – Что звал? Дело какое есть?

– И тебе не хворать, Франт. Присаживайся, – указал рукою смотрящий.

Сидевшие напротив него урки потеснились, и Франт, кивнув в знак благодарности, присел на освободившееся место.

– Малява пришла… – пожилой зек оценивающе посмотрел на своего собеседника.

– И что? Читай, раз позвал.

– И прочту… Ничего еще сказать не хочешь?

– С чего бы это вдруг? Я не адвокат, мне за болтовню не платят.

– Я и смотрю… сколько уж тут сидишь, а сказал едва несколько слов. Неразговорчивый ты.

– Жизнь заставила, Митяй. Молчание – золото, так народ говорит.

– Как когда… – смотрящий развернул бумажный шарик. – Степа! У тебя глаза зоркие, а тут света немного… прочитай нам.

– Сей момент! – тщедушный шкет осторожно взял у вора комок бумаги, расправил его на столе. – Так…

Франт откинулся назад, облокотившись на чей-то мешок, лежавший сейчас на койке. Его сильные руки расслабленно лежали на столе.

– Вот что тут написано… Большинство воров такого человека не знает…

Митяй вонзил свой внимательный взгляд в лицо собеседника.

– Как это так – а, Франт? – с нажимом спросил он.

– Там ведь и дальше что-то есть, – не поднимая голоса, произнес тот. – Может, сначала до конца прочитаем, а?

– Добро… – с угрозой в голосе произнес смотрящий. – Читай, Степа!

– Папу Вову расспросить нам не удалось по причине уважительной – помер он, еще в прошлом году.

– Мир праху его! – наклонил голову Франт. – Авторитетный был вор.

Присутствующие наклонили головы в знак согласия.

После небольшой паузы чтец продолжил прерванное занятие.

– Никита Пестрый сказал, что такого человека знает и подписаться за него готов…

Смотрящий переглянулся с сидящими рядом с ним приближенными.

– … в том разе, ежели ответит он на вопросы некоторые, – Степа приблизился к Митяю и что-то шепнул ему на ухо.

– Спрашивайте, – пожал плечами Франт.

– Кто из серьезных воров тебе в шестнадцатом году портсигар подарил? – смотрящий чуть напрягся, глядя на него.

– Вова Гершензон, – без промедления ответил собеседник.

– Масть?

– Фармазон он… по банковским векселям работал.

– За что?

– От легавых я его выручил. Негоже товарища в беде бросать.

– Что за беда такая?

– Попалили его в банке, когда он туда с векселем пришел. Липовый вексель был, ну да это и понятно, его же работа и была.

– А в двадцать пятом году где ты кого из воров видел?

– В Риге. Сам Никита со мной там и виделся.

– Об чем базар был?

– Стоп, Митяй, вот про это я только Никите и отвечу! – голос Франта похолодел. – Про те вещи ни с кем другим говорить не стану и спрашивать не советую.