Тайный брак - Коллинз Уильям Уилки. Страница 34

Таково было положение вещей у нас в доме и у Шервина, когда я в последний раз под моим ложным титулом отправился на свидание с Маргретой. Одна ночь еще разделяла нас от полного соединения.

Весь день провел я в коттедже, который нанял на один месяц в самой безлюдной части лондонских окрестностей, и занимался там необходимыми приготовлениями. Месяц чистого блаженства с Маргретой, вдали от света и мирской суеты — вот земной эдем [16], к которому стремились более года все мои самые любимые, сердечные мечты, и теперь наконец они готовы осуществиться… К счастью, я успел окончить вовремя все приготовления и успел к обеду домой. За обедом я поспешил объявить, что уеду из Лондона на один месяц под предлогом приглашения к другу, живущему в деревне. Отец выслушал меня с обычной холодностью и равнодушием и, против моего ожидания, даже не спросил, к какому это другу намерен я ехать. После обеда я отвел Клэру в сторону и объявил ей, что послезавтра, перед отъездом, я исполню свое обещание и доверю ей тайну, которую так долго носил в душе своей, но просил ее до определенного времени никому еще о том не говорить. После этого я поспешно отправился в Северную Виллу около десяти часов вечера, думая остаться там не больше чем на полчаса; я почти не верил в возможность своего счастья, кажется, я не в состоянии был самому себе дать отчет, что за радость волновала меня.

Меня ожидало разочарование: Маргреты не было дома. Мне сказали, что она была на вечере у своей тетки, старой девицы, слывшей очень богатой, что давало ей право на особенное внимание ее родных.

Это известие не то чтоб удивило меня, а просто взбесило. Отпустить Маргрету в этот последний вечер — да ведь это возмутительное неуважение к нам обоим! Когда я пришел, мистер Шервин с женой были в зале, и тут я высказал им свои чувства в не совсем мягких выражениях. Сам он страдал проклятой мигренью и еще более проклятым расположением духа, потому отвечал мне самым грубым тоном:

— Любезный сэр, позвольте мне раз и навсегда сказать вам, что я сам знаю очень хорошо, что прилично и что нет. Начиная с завтрашнего дня — ваша воля, вы можете поступать как вам угодно, но сделайте милость, позвольте мне сегодня в последний раз поступать по-своему. Разумеется, я очень хорошо знаю, что вам часто сходили с рук причуды держать Маргрету взаперти, ну и на этот раз мы уважили бы их, если бы не получили от старой тетки вторичного пригласительного письма, в котором она уведомляла нас, что если мы не отпустим к ней Маргрету, то она решительно рассорится с нами. По милости этой проклятой мигрени — черт ее возьми! — я не мог выйти со двора, чтобы урезонить старуху. Впрочем, для вашей же выгоды дочь моя должна оставаться в ладах с теткой: ведь все имущество старухи достанется ей, если она сумеет угодить ей. Вот почему я и отпустил ее, а вам это принесет несколько лишних тысяч фунтов в какое-нибудь прекрасное утро. Притом же Маргрета возвратится около половины первого и даже ранее. По этому случаю надо было прибегнуть к помощи мистера Маньона, и хотя он, по-видимому, сегодня не в своей тарелке, однако он отправился с ней и привезет ее назад. Могу вас уверить, что она не задумается вернуться домой, когда он с ней. Стало быть, из всего этого нечего поднимать бурю.

Конечно, для меня было большим облегчением, когда я узнал, что Маргрету взялся проводить Маньон. По моему мнению, он гораздо больше заслуживал такого доверия, чем мой тесть. Из всех услуг, которые он мне оказывал, я считал эту последнюю самой большой, но я был бы еще благодарнее ему, если бы он постарался уговорить Маргрету остаться дома.

— Надо еще вам повторить, — продолжал Шервин с большим раздражением, потому что я не вдруг отвечал ему, — надо вам еще повторить, что для человека с рассудком все это дело не стоит того, чтобы и поколотить кошку. Я все устроил как нельзя лучше, как удобнее для вас и для Маргреты, она возвратится к двенадцати часам, и Маньон провожает ее, я не понимаю, какая чепуха лезет вам в голову, и это чертовски жестоко — приступать к такому больному, как я, со всякими глупостями, чертовски жестоко!

— Мне очень жаль, что вы больны, мистер Шервин, и я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях и в заботе мистера Маньона о Маргрете, но, по совести, мне крайне неприятно не найти ее сегодня дома.

— Ведь я говорила, что ее не надо отпускать к тетке, несмотря на письмо, я говорила это!

И это мистрис Шервин так смело вмешалась в разговор! Ни разу еще я не слышал, чтобы она осмелилась когда-нибудь высказать свое мнение при муже, и потому такой поступок с ее стороны показался мне необъяснимым. И эти слова были произнесены с неслыханной до этого твердостью и решительностью, и в то же время она бросила на меня такой необыкновенно выразительный взгляд.

— Черт возьми! — завопил муж с яростью. — Держите язык за зубами, мистрис Шервин! Какой дьявол толкает вас выражать свое мнение, когда никто вас о том не спрашивает? Клянусь душой, я начинаю думать, что вы совсем рехнулись. Вы стали все путать и выворачивать наизнанку до такой степени, что я и не придумаю, какой черт вселился в вас!.. А всего проще будет, мистер Сидни, — продолжал он, быстро обернувшись ко мне, — всего лучше будет, если вы сами отправитесь на этот вечер. Старуха сказала мне, что ей надо кавалеров и что она будет очень рада, если я пришлю к ней всех своих молодых знакомых. Вы только прикажите доложить о себе от моего имени, мистер Маньон с обычным умением представит вас кому следует. Вот вам конверт с ее адресом, никто там и не узнает, кто вы, зачем туда попали. А вы, как нарочно, нарядились как с иголочки, и фрак такой новомодный! Ради Бога, отправляйтесь за ними, и, я надеюсь, вы останетесь довольны.

Он замолчал и остаток своей досады, кажется, сорвал на колокольчике, которым зазвонил из всей силы, чтобы потребовать «свой настой», и на служанке, которую обругал, когда она принесла настой.

Я не решался еще принять приглашение. Пока я обдумывал, мистрис Шервин воспользовалась минутой, когда ее муж отвернулся, и, смотря на меня, стала кивать головою с значительным видом. Тут я догадался, что ей хочется, чтобы я отправился на вечер, но что за цель у нее и что это все значит?

Бесполезно было бы добиваться ответа. Ее беспрерывные страдания и длительный упадок сил, очевидно, ослабили ее умственные способности. На что же мне решиться? Я решился непременно увидеться с Маргретой сегодня же вечером, но ожидать ее возвращения в продолжение двух-трех долгих часов в обществе ее отца и матери — этому я никак уж не мог покориться. Я решился идти к тетке. В этом обществе никто не будет меня знать. Я найду там совершенно незнакомых мне людей, которые, своими манерами и обычаями, может быть, позабавят меня. Во всяком случае это верное средство провести сегодня часа два с Маргретой, притом же я возьмусь проводить ее домой. После этого, уже не колеблясь, я взял конверт, на котором написан был адрес, и простился с мистером Шервином.

Било десять часов, когда я выходил из Северной Виллы. Луна, сиявшая в полном блеске, когда я приближался туда, теперь показывалась только изредка, облака сгущались, и на всем пространстве неба собирались тучи по мере приближения ночи.

Мне надо было пройти порядочное расстояние от дома Шервина и по самым многолюдным улицам, чтобы достигнуть назначенного места. Я тотчас же узнал дом Маргретиной тетки, потому что он был великолепно освещен и оттуда неслись звуки оркестра, перед ним толпились кучера, конюхи, лакеи и множество праздных зевак — при таком случае неизбежная публика. Очевидно, что собралось большое общество. Я не решался войти.

Не в таком я был расположении духа, чтобы обмениваться принятыми церемониями с незнакомыми людьми. Мне казалось, что лихорадка восторга и нетерпения, внутренне пожиравшая меня, прорывалась и наружу, и мог ли я в присутствии Маргреты сохранять мнимое звание друга дома? И особенно в эту именно ночь как мог я притворяться? Конечно, это было очень трудно. По всей вероятности, явившись в обществе, я тотчас же изменю своей тайне обращением и видом своим. Я решился прохаживаться вокруг дома до полуночи, а тогда войти в дом и послать свою карточку Маньону, приказав ему сказать, что я ожидаю его внизу, чтобы вместе с ним проводить Маргрету домой.