Танец судьбы - Браун Сандра. Страница 9
Он положил ей на тарелку рис, приправленный каким-то ароматным соусом, и куриную грудку.
– Надеюсь, приправа чувствуется. Мои родители любили принимать и потчевать гостей. Если я что-то смыслю в кулинарном искусстве, то только благодаря моей матушке.
– Где жили твои родители?
– В Нью-Джерси.
Она протянула ему корзиночку со свежевыпеченными сдобными булочками, отломив большой кусок для себя.
– А чем занимается твой отец?
– Сейчас он на пенсии. – Шон тут же перевел разговор на другую тему, задав ей еще несколько вопросов о ее семье. Непринужденно беседуя, они довольно быстро покончили с курицей.
Когда Пэм впервые упомянула о Шоне, она назвала его человеком, зарабатывающим на жизнь пилой и молотком. Встретившись с ним, Блэр поняла, что он не простой плотник. Он сильно вырос в ее глазах, когда она увидела сама, как прекрасно Шон ремонтирует дома. Разговаривая с ним сейчас, Блэр поняла, что его интересы весьма разнообразны. Это явно интеллигентный, начитанный и остроумный человек.
Наслаждаясь его обществом, Блэр вместе с тем размышляла, так ли хорош Шон, как кажется, не водятся ли за ним какие-нибудь постыдные грешки. Пока ничего такого она не заметила. Такого привлекательного человека она до сих пор не встречала. Однако его влечение к ней казалось Блэр слишком уж неожиданным; это сразу нарушило привычное течение ее жизни. А его улыбка! Блэр одновременно хотелось и бежать от него прочь и нежиться в его объятиях.
Она отказалась от десерта («Я сейчас не работаю по шесть часов в день, и мне пора начать следить за калорийностью пищи»), но согласилась выпить кофе с ликером и взбитыми сливками. Шон предложил выпить кофе на веранде, и Блэр охотно согласилась. Они уютно устроились на плетеных диванах с подушками. Свет зажигать не стали. До океана отсюда было рукой подать, и легкий бриз долетал до веранды. Во дворе стрекотали сверчки, монотонный шум вентиляторов убаюкивал.
Блэр примостилась на небольшом плетеном диване и, поджав под себя ноги, потягивала горячий пенистый напиток.
– Нравится? – спросил он.
Она улыбнулась, слизнув сливки с уголка рта.
– Нравится.
Некоторое время он молча смотрел на нее, потом тихо спросил:
– Когда ты начала танцевать?
– В четыре года.
– В четыре?!
Блэр засмеялась.
– Мне было именно четыре, когда мама записала меня в балетный класс. На своем первом концерте я выглядела очаровательной пышечкой.
– Такой, что пальчики оближешь.
Блэр изумило, что он придал вполне невинному выражению явно сексуальный оттенок. Из-за этой темноты на веранде и мелькающих теней от лопастей вентиляторов она не могла понять, куда смотрит Шон. И это почему-то беспокоило Блэр.
– Вот с тех пор я и танцую. Для меня это больше чем профессия. Это образ жизни, доступный пониманию только танцоров. Мы танцуем всегда – наяву и во сне. Мы готовы экономить на жилье и питании ради того, чтобы заплатить хорошему преподавателю. Когда нет работы в шоу, мы устраиваемся официантками, чтобы хоть как-то продержаться, но никогда не жертвуем танцевальными классами. Если нечем платить за жилье, две танцовщицы, сидящие на мели, снимают общую квартиру и вместе ждут лучших времен. За этот кочевой образ жизни нас называют цыганами. Все наши пожитки умещаются в парусиновой сумочке: пропахшее потом трико, штопаные колготки, поношенные балетные туфельки, гетры для согревания ног, мази.
– Но ты-то ведь пользовалась успехом! Пэм называла мне много шоу с твоим участием.
– Да, мне повезло.
– Повезло? Ерунда! Просто ты хорошо танцуешь.
Блэр улыбнулась.
– Но хочу танцевать еще лучше.
– А ты не хотела бы расстаться с кордебалетом и стать солисткой, шоу-звездой? – спросил он.
– Это совершенно невозможно. Слышал бы ты, как я пою! Не могу выдавить из себя ничего, хоть мало-мальски на что-то похожее. Много лет я брала уроки пения и актерского мастерства, пока наконец не поняла всю безнадежность этой затеи. Но, как ни странно, не очень-то мне этого и хотелось. Мною движет не жажда аплодисментов, а любовь к танцам. Я была рада стать первой танцовщицей после Лайзы Минелли и слышать, как она говорит про меня: «О! Вот это превосходно!»
– Это дало бы тебе возможность получить медаль Антуанет Перри, которой награждают лучшую танцовщицу года. – Шон засмеялся, но глаза его были серьезными. Он крутил в руке чашечку с недопитым кофе и смотрел, как оседает гуща. Как бы вскользь Шон спросил: – За все эти годы, когда ты то съезжалась с кем-то, то разъезжалась, был ли кто-то, с кем ты жила долго?
Год. Долго ли это? Год, когда разбилось ее сердце. Год, когда она так редко радовалась и ощущала живое участие друга. Может, ради этого и стоило прожить этот год. Блэр понимала, что интересует Шона: жила ли она с мужчиной? Был ли мужчина в ее жизни?
– Да, – призналась она, – я жила некоторое время с мужчиной по имени Коул Слейтер. Это было несколько лет тому назад.
– И?
– И с тех пор живу одна.
– Понимаю.
Ничего-то он не понимал, но Блэр не собиралась объяснять.
– Я помогу помыть посуду, – бодро сказала она, встав с диванчика и взяв со стеклянной крышки плетеного столика пустую чашку с блюдцем.
– Чудесная идея! – весело отозвался он и направился вслед за ней на кухню.
Они решили, что она сполоснет тарелки и поставит их в посудомойку, а он уберет все со стола и разложит по местам. Блэр быстро покончила со своей работой. Когда к ней подошел Шон, она аккуратно складывала кухонное полотенце. Шон обнял ее сзади за талию, прижал к себе и приник горячим ртом к ее шее.
– Если наша репутация уже погибла, то нам нечего терять. И если про нас все равно пойдут разговоры, то пусть они хотя бы будут обоснованными. – Он осторожно прихватил зубами мочку ее уха и игриво потеребил ее языком.
– Шон… – еле слышно выдохнула она.
– Хм-м? – пробормотал он, подбираясь к ее грудям. Приняв ее невнятный шепот за согласие, он нежно обхватил их ладонями.
– О Боже, Блэр! Ты еще лучше, чем я мог вообразить. Такая мягкая и упругая…
Он крепко поцеловал ее в шею, между тем как его пальцы гладили грудь Блэр. Ее напрягшимся соскам стало невыносимо тесно в блузке.
– Да, да, – шептал он.
Только теперь Блэр заметила, что он трется о ее ягодицы, явно стремясь ускорить события. Она ощущала, как отвердела его плоть. Возмущенная его домогательствами, Блэр попыталась освободиться, но ей мешала его рука, скользящая под блузкой все ниже и ниже. Кнопка на джинсах была плохой защитой и расстегнулась мгновенно. И тут же его ладонь дерзко легла на ее пупок. Пальцы быстро прошлись по его краям и, не задерживаясь, стали спускаться ниже. Но едва один из пальцев оттянул резинку трусиков, Блэр словно услышала тревожный сигнал. Туман страсти рассеялся, и Блэр, извернувшись, вырвалась из его объятий. Ее губы дрожали, и она, широко раскрыв глаза, смотрела на него как испуганный зверь.
– Нет, Шон. – Она так энергично тряхнула головой, что ее волосы рассыпались по плечам.
– Но почему? – Его грудь вздымалась; он с трудом перевел дыхание. Зрачки его расширились настолько, что глаза казались почти черными.
– Почему? – дрожа воскликнула она. – Да хотя бы потому, что мы только сегодня познакомились.
– Разве это так важно? Я захотел тебя в тот самый миг, как увидел. Ты тоже меня хочешь, и так же сильно, хотя и не признаешься в этом.
– Неправда, не хочу! – крикнула она, поспешно застегивая джинсы и заправляя в них блузку. Блэр хотелось закрыть груди ладонями, чтобы его похотливые глаза не заметили ее возбуждения. Ах, хоть бы оно прошло! Но она не владела собой. Ее тело, привыкшее подчиняться волевым импульсам, сейчас взбунтовалось. Он предало ее, соблазнившись волнующими прикосновениями Шона, отвечая на его страстные просьбы.
Собрав все силы, она гневно произнесла:
– Я сразу же ясно объяснила, что приехала сюда ненадолго и у меня нет ни времени, ни желания завязывать с тобой близкие отношения.