И не потерять (СИ) - Чиркова Вера Андреевна. Страница 19

   -А что мне еще остается, - смерила его огорченным взглядом Слава, и снова взялась за ложку.

  Купальня оказалась довольно удобным помещением, в котором стояло две деревянные, низкие и широкие бочки с горячей водой и суетились, раскладывая куски полотна, мочалки и мисочки с чем-то душистым, две низкорослые аборигенки.

  Сначала Ярослава намеревалась выставить банщиц за дверь, но посмотрела на эти мисочки и сдалась. Сил, чтоб разбираться в них, не было совершенно. Страшное нервное напряжение последних недель, когда временами она только неимоверными усилиями воли сдерживалась, чтоб не завыть по-звериному, не в силах противиться подступавшим вплотную мыслям о самом страшном, начало откатываться, оставляя после себя неимоверную слабость.

  Женщина интуитивно чувствовала, что пришелец, о котором рассказал лекарь, это именно он, ее родной и любимый Костик, но пока не могла объяснить даже себе самой, на чем основана такая убежденность.

  Ну и пусть тот парень назвался не Костиком, а Станом, но все его поведение, особенно драка без оружия и привязанность к котятам, было ей до боли знакомо и понятно. Именно так поступил бы ее Костик, и то, что в этом мире он был худым как все парни его возраста, ничуть не смущало Ярославу. Она не могла не заметить некоторых изменений в своем организме, и главным было улучшение зрения и исчезновение позорных шрамов на запястьях, которые она всегда тщательно прятала от чужих глаз.

   Аборигенки помогли Ярославе раздеться и залезть в бочку, предварительно показав полочку, куда она может положить свои вещи, и важно заявив, что тут ничего не пропадет. Впрочем, Ярослава и не очень бы расстроилась, если что-то и пропало, хотя все три предмета были подарками.

   Первый, простую цепочку с удлиненной, многогранной каплей горного хрусталя, подарил ей старичок психолог, отрабатывающий последний год перед пенсией в клинике, куда она попала на практику после четвертого курса. Они подружились в ту ночь, когда дежурили вместе возле тяжелой пациентки, в то время Слава не отказывалась ни от какой возможности подзаработать. Хотя Альбина Юрьевна и не брала с нее к тому времени денег за жилье, утверждая, что вполне достаточно продуктов, которые квартирантка привозила от родителей, непрерывно растущие цены на самое необходимое для маленького Костика диктовали свои правила.

   Он всерьез утверждал, что у Славы есть дар если не гипноза, то внушения, тот, ни во что не верящий полуспившийся доктор, с больным взглядом доброй собаки, но ей было не до экспериментов с судьбой. Один она уже сделала... влюбившись сразу после окончания второго курса в хирурга клиники, куда ей удалось устроиться медсестрой на горячий летний месяц.

   Красавчик был прочно женат и не скрывал этого, напоказ выкладывая на полочку обручальное кольцо, когда мыл руки перед очередной операцией, но для неизлечимо влюбленной Славы это обстоятельство только добавляло ему плюсов.

   И, разумеется, он не мог не заметить её по-щенячьи восхищенных взглядов и жарких пятен румянца на щеках, когда они сталкивались в коридорах или оказывались вдвоем в тесноте лифта. Потом, много позже, повзрослевшая и столкнувшаяся не с одной человеческой драмой Ярослава разложит все по полочкам и с неумолимой ясностью сделает вывод, что порядочный мужчина сделал бы ей строгий выговор и держал от себя на расстоянии. Но Александр Геннадьевич имел на этот счет собственное мнение, и высказал его очень коротко и категорично, когда она, трясясь от волнения и тревоги, сообщила о своей беременности.

   -Извини, Слава, - сразу остывший до температуры воды в полынье голос долго звучал потом в ее ушах, - но ты девочка взрослая и должна сама понимать, что это невозможно. Ты прекрасно знала, что я женат и не смогу признать твоего ребенка, поэтому даже разговора о нем быть не может.

   Вот тогда-то, после стука решительно захлопнутой им двери, она, захлебываясь горькими рыданьями, и кинулась в ванную, чтоб разом покончить с нестерпимой болью, острыми ножами вонзившейся в сердце.

  Именно Альбине Юрьевне была глубоко благодарна Слава за то, что та вовремя пришла с прогулки и, несмотря на преклонный возраст, не растерялась, а сразу наложила жгуты и вызвала знакомого врача. Как и за Костика, которого старушка категорично велела рожать.

  -Да что ты, милочка, какой может быть выбор?! Дите - оно от бога, а мужчины - от дьявола. Ты такая хорошенькая, черный еще не раз и не два за жизнь поставит на твоем пути соблазн, разве это повод отказывать в жизни божьему созданию?

  Теперь Слава и сама так считает, а тогда смотрела на старушку недоверчиво и обиженно, это что же, никакой любви нет, и все вокруг лгут?

  -Любовь - она только в тебе, - хозяйка гладила рыдавшую девчонку по головке, как маленькую, - и это хорошо, что сердечко живое и нежное... хотя и очень больно. Тем, кто любить не умеют, такой боли испытать не дано, и с первого взгляда это вроде - великая несправедливость. Ан, нет, поживешь с мое, поймешь, тот, кто любит и страдает - он живой и редкий... как скрипка Страдивари. А те, кто только едят и натаскивают под себя барахло, как хомяки, это ширпотреб из магазина на углу, производства мебельной фабрики рослес.

   Она и подарила Славе на счастье вторую вещь, собранные на шнурочек, как четки, странные фигурки и знаки, вырезанные неизвестным мастером из дешевого змеевика.

   -Для других без особой нужды не раскладывай, - наставляла старушка, вручая подарок, - судьба того очень не любит, когда в ее планы по делу и без дела заглядывают, да и для себя не особо мельтеши... только если невмоготу станет.

   Точного названья им, Слава, разумеется, не знала, да и узнавать не рвалась, просто надевала иногда редкую вещицу вместо ожерелья, а реже вместо браслета. Но поясненья Альбины Юрьевны все же помнила, и изредка, в минуты сомнений, тянула наугад из шапки одну из фигурок. Вот и в ту ночь, когда измученная сообщением, что абонент недоступен, примчалась домой и обнаружила в комнате странную композицию из свечей, тазика и засохшей надкусанной котлеты на тарелочке, первым делом развязала заветный шнурок.

   Вытащилась светло-серая кошачья мордочка, - названная старушкой лукавой удачей, - фигурка, незыблемо предвещавшая успех в начинаниях и сколько раз в последующие дни Слава не пытала судьбу, выпадала только она. Потому и держалась женщина из последних сил, и окончательно не упала духом, даже когда начала замечать сердобольные взгляды соседок и их скорбно поджатые губы.

   Третью вещь, складной нож ручной работы, именуемый в народе финкой, подарил Саша, и подарил вовсе не ей, а сыну, когда они случайно встретились в его клинике. Ну, а если уж совсем положа руку на сердце... не совсем и случайно, могла она в тот раз послать стажера, вместо того чтоб тащиться на рядовой семинар в соседний город самой. И фотография семилетнего Костика, такого хорошенького и наивного на фоне долговязых одиннадцатиклассников, тоже не случайно завалялась в сумочке.

   -Все-таки родила? - ненатурально удивился Александр, и ей впервые стало смешно, ну никак не мог он этого не знать.

   Просто предпочитал делать вид, что не знает. И делать для сына ничего не собирался, однако, рассмотрев фотографию Костика, неожиданно что-то задумал, она сразу поняла по чуть прищуренным глазам. И по тому, как он лихорадочно шарит по карманам, ища, что бы подарить. Нашел только эту финку, хотя вполне мог бы и золотую цепочку с шеи снять. Хотя ножик оказался очень неплохим, удобная ручка и отлично сбалансирован, Слава лично проверила, метая подарок в нарисованный на двери сарайчика силуэт, смутно похожий на бывшего возлюбленного.

   Позже, лет через пять, стало понятно, отчего он так расщедрился, сороки принесли весть, что семейная жизнь Александра благополучно развалилась. Сначала он вгорячах ушел к очередной молоденькой любовнице, но как-то быстро сообразил, что сделал глупость. И вот тогда он вспомнил про них с Костиком.