Наследство (СИ) - Измайлова Кира Алиевна. Страница 37
– Да, – ответила Мария-Антония. Ей доводилось справляться с норовистыми жеребцами с отцовской конюшни, не то что с маленькой лошадкой кроткого нрава!
– Лучше бы идти пешими, лошадей в поводу держать, – проговорил Монтроз сквозь зубы, – но так дольше. И не уйти, если что, время потеряем. Ладно, рискнем…
Он свистнул псов, взял их на сворки: Мария-Антония ни разу не видела, чтобы он их привязывал. Генри, поймав ее удивленный взгляд, пояснил:
– Мало ли… Тут и обученный пес может свихнуться, понесет его за зверем или там меня защищать, и прости-прощай! А я к ним как-то привык…
Мужчина вскочил верхом и отправился вперед, указывая путь. Граница Пустыря все приближалась, ее миновал сперва конь Монтроза, потом пегая кобыла, и сразу стихли все звуки, которыми полна была прерия. Не слышно было ни стрекота и жужжания насекомых, ни щебета птиц, ни даже шелеста ветра в траве. Здесь всё как будто замерло, и даже время словно остановилось, угодив в непонятную ловушку.
Мария-Антония стиснула зубы, подавляя неожиданный приступ паники. «Не смей! – приказала она себе. – Ты не струсила при осаде замка, ты пережила смерть всех, кого любила, пристало ли пугаться обычного пустыря? Ладно, пусть необычного, но ведь это всего лишь клочок земли!»
– Видишь? – обернулся Генри через плечо. – Тропа.
Девушка привстала на стременах, заглядывая вперед. В самом деле, тропа была впереди. Принцесса не видела ее, но словно бы ощущала каким-то шестым чувством, теперь она точно знала, где края тропы, за которые нельзя заступать, чтобы не заблудиться. А кроме того, тропа эта была не одна, их свивалось здесь немыслимое множество, они пересекались и сливались, сходились и расходились, и все чем-то да отличались. Чем именно, девушка сказать не могла, просто чувствовала, что они разные. Но, скорее всего, потеряв нужную тропу, отыскать ее снова она бы не сумела, слишком мизерным было то, что отличало все эти неведомые пути друг от друга…
– И ты знаешь нужную дорогу? – спросила она. Голос ее прозвучал глухо и слабо в неподвижном воздухе Пустыря.
– Иначе бы не сунулся, – хмыкнул Генри. Обернулся, посмотрел внимательно. – Боишься? Не бойся, главное, не отставай. Я бы взял у тебя поводья, но…
– Не надо – оборвала принцесса. – Я умею держать себя в руках и с лошадью тоже справлюсь. Указывай дорогу!
– Как скажешь, – Монтроз пришпорил коня. – Не отставай, поняла? Если что, кричи!
– Если – что? – спросила девушка, но он не расслышал.
Она следовала за Генри, держась как можно ближе, и старалась не смотреть по сторонам. Однако любопытство брало верх, и время от времени Мария-Антония косилась то вправо, то влево и видела там удивительные вещи. То ей показалось, будто по параллельной тропе на рысях, вздымая песок, пронесся отряд всадниках в диковинной одежде, в шароварах, плащах и странных головных уборах, а на темно-синем знамени их не было никаких изображений, кроме яркой звезды. То по правую руку замаячили разноцветные вычурные купола – таких она никогда не видала прежде, – увенчанные золочеными маковками, зубчатые белые стены, высокие башни с шатровыми крышами; там цвела сирень, а под стенами прогуливались важные дамы, каждая из которых статью и осанкой походила на королеву, и не у всякой королевы были такие невиданные наряды в золоте и каменьях; там проносились экипажи, запряженные тройками, доносился даже перестук копыт и трезвон бубенцов, а потом раздался вдруг глубокий, басовитый, исполненный достоинства колокольный перезвон, каким обладают только очень древние церкви в столь же древних городах, и видение исчезло…
– Ты не очень заглядывайся, – предостерег Генри, даже не оборачиваясь. Видимо, представлял, что может грозить новичку на Пустыре. – Тут частенько видится всякое, бывает, покажется – руку протяни, и дотронешься. Так вот, лучше не протягивать. Может затянуть, я слышал. Окажешься черт знает где, никто никогда не найдет.
Мария-Антония молча вцепилась в поводья. Нет уж, руки и впрямь лучше держать при себе. Но от погляда беды не будет, верно ведь? И она снова покосилась в сторону: на этот раз слева поднимался в жарком мареве гигантский белокаменный дворец, а к нему тянулись повозки и целые процессии людей, и в облаках пыли величаво двигались огромные животные, способные, должно быть, растоптать человека одной ногой толщиной с древесный ствол; гиганты, однако, медлительно двигались туда, куда направляли их гортанными криками крохотные темнокожие погонщики, восседающие на их спинах, и никто не пугался гигантских клыков. Под колонноподобными ногами странных зверей суетились люди, трусили усталой рысцой тяжело груженые ослики, тянулись повозки, припорошенные все той же вездесущей пылью. А дворец утопал в яркой зелени, и били фонтаны, и среди лиан кричали ослепительно яркие птицы…
И снова всё исчезло, и теперь Мария-Антония видела только заснеженную равнину, над которой светили очень далекие, очень яркие и холодные звезды. Там не было ничего, только лёд и снег, и редкие скрюченные деревца, из последних сил цепляющиеся за мертвую землю.
– Стоп, – тихо велел Генри, и она осадила кобылу.
Гром и Звон взъерошились, они морщили носы, поднимали черные губы, обнажая клыки, но клокотавшее в горле рычание нельзя было расслышать. Лошади заволновались.
– Что?..
– Перекресток, – ответил Монтроз, чуть повернувшись.
– Ты… – начала было девушка, но язык не повернулся спросить, неужто Генри заблудился и не знает, какой поворот выбрать.
– Переждем, – сказал он коротко и спешился. – Слезай. Держи лошадь как следует.
– Что-то неладно?
– Ты на псов посмотри, – хмыкнул он. – Но я примерно представляю, кого ждать. Лучше пропустим, мало ли…
Мария-Антония снова посмотрела в сторону. Снежная равнина не исчезала, над нею теперь трепетали, как гигантские знамена, переливающиеся полотнища света, закрывающие небо от самых звезд и до горизонта. Она слыхала о таком, но никогда не видела, конечно.
«Право, стоило попасть в эти странные места, чтобы увидеть хотя бы мельком далекие страны», – сказала она себе, не сомневаясь даже, что видит не миражи и не порождение собственного воображения, а отражения далеких краев.
– Тс-с… – предостерег Генри и пнул Грома, который, забывшись, чуть не зарычал в голос. – Ни звука…
Девушка глянула перед собой. Зрелище было воистину поразительным: на тропе, пересекавшей их путь, воздух будто заколебался, а потом расступился, и на траву осторожно ступил большой снежно-белый зверь. Огляделся, насторожив уши, принюхался и потрусил вперед. За ним последовал еще один, и еще… Всего Мария-Антония насчитала два десятка: они прошли бесшумно, словно бы не касаясь тропы – трава едва колыхнулась, пропуская их, – и только вожак, низко склонивший лобастую башку к самой земле, покосился на людей, застывших на перекрестье троп, но, видно, решил не связываться с ними. Стая прошла за вожаком след в след, только поблескивали янтарные глаза, когда звери взглядывали на людей.
– Это полярные волки, – чуть слышно сказал Генри. – Пошли на охоту.
– Откуда они знают, куда им идти? – шепотом спросила Мария-Антония. – Они же звери!
– Они поумнее иных людей будут, – хмыкнул мужчина. – Я их тут сколько раз видел. Там у них, – мотнул он головой в сторону медленно тающей снежной равнины, трудно пропитаться, так они нашли путь сюда, в прерии. Тут на всех хватит… Но ведь не переселяются совсем, нажрутся от пуза, и обратно!
Девушка только вздохнула: воистину, мир настолько велик, настолько непредставимы пути его, что нет уже и смысла изумляться, все равно он сумеет преподнести загадку, которой не было прежде!
– Поехали, – скомандовал Генри, садясь в седло. – Дальше вроде спокойно.
– А ты точно знаешь, которая тропа – наша? – не удержалась Мария-Антония.
– Знаю.
– Откуда?
– Чую, – ухмыльнулся он, чуть повернув голову. – Как волки. Ты ж видишь, они все разные, тропы эти?
– Да, но…
– С первого раза их не различишь, – сказал Монтроз. – А проедешь тут с десяток раз, свою мигом найдешь. Хотя, – добавил он справедливости ради, – бывает, так напутано, что не сразу разберешься. Я как-то раз тут плутал, ждал, пока моя тропа от другой отлепится, перепутать боялся.