Зажечь звезду - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 38

Философия равейны: слабой быть стыдно. Унылые, выставляющие напоказ депрессию люди казались мне слабыми и в чём-то неполноценными. Нет, я и сама часто грустила… Но есть же разница между печалью и нытьём? Впрочем, таких индивидуумов можно понять: погрузиться в отчаяние легче, чем взять себя в руки и сделать шаг вперёд.

«Улыбаться тяжелее – мышцы лица напрягаются», – шутил Дэриэлл.

Пессимизм не требует работы.

Рэмерт никогда не казался ни ленивым, ни слабым, ни больным. Поэтому мне и в голову не пришло сложить два и два. Взгляд, поведение, ощущение неясной тревоги, исходящее от него… И тот поцелуй – так не с возлюбленной прощаются, а с жизнью. Слишком горько. Хотелось бы верить, что я ошибаюсь, но…

Я решительно повернула и зашагала вверх по дороге – обратно к Академии. Пусть уж лучше выставлю себя круглой дурой, чем уеду, не выяснив, что происходит с Рэмом. Это было бы слабостью.

А равейны слабостей не любят.

Сколько можно убегать от проблем? От неприятных разговоров, от напоминаний о поставленных планках, от людей, которым я небезразлична? Особенно от людей. Даже здесь, в Академии, я выступила в своём репертуаре: с тем же Валем мы общались почти полгода, а я даже не знала, есть ли у него братья или сёстры и чем он увлекается! Да и Рэмерт… Я должна, должна была настоять, докопаться до причин его депрессии. А вместо этого – смылась по-тихому, несмотря на подозрения о том, что та потусторонняя тоскливая жуть перекинулась на него.

Пора бы уже взять себя в руки!

В голове царил сумбур, сердце колотилось как бешеное, но я никогда ещё не чувствовала себя настолько правильно. Даже когда приняла решение во что бы то ни стало спасти Максимилиана.

– Эстиль, кажется, вас просили до вечера покинуть данное…

– А ещё не вечер, – огрызнулась я, проскальзывая в калитку. – И у меня здесь остались дела.

Интересно, почему встречать меня вышел один из преподавателей, да ещё тех, что были на защите? Неужели за мной следили? Но зачем? Ах, да, результаты экспериментов. Хорошо, что я спрятала записи. Надо будет заодно наведаться в свою комнату и проверить, не забыла ли я чего любопытного. Например, светоч…

Но сначала – Рэм.

– Да куда вы так несётесь?! Сказано же было убираться отсюда до…

Ещё один! Впрочем, нет, тот же самый. Только тон сменил с холодно-вежливого на искренне-разгневанный. Я обернулась к преподавателю – полноватому мужчине средних лет:

– Послушайте, у меня правда дела. Я уйду до заката, но сейчас, прошу вас, не мешайте. Не время.

– Эстиль… – почти прошипел он, хватая меня за плечо. От неожиданности я дёрнулась и врезалась локтем в стену.

Ну, хватит.

Тревога за некроманта, эйфория от собственной смелости, раздражение на приставучего мага, боль от ушибленного нерва – всё смешалось в один ком, обесцвечивая мир. Перед глазами отчётливо сверкнули невесомые нити.

Не Найта сейчас – Дэй-а-Натье.

– Руки прочь.

Маг заглянул мне в лицо – и испуганно отшатнулся. Ладно, потом извинюсь. Где вход в башню Колата?

Когда я почти миновала этаж со спальнями, из-за поворота выскочил взъерошенный Хэл:

– Вот ты где! Найта, я тебя везде ищу. Слышал про защиту. Наплюй на них, козлы старые, сами за всю жизнь ничего стоящего не сделали и другим не дают. Не получилось сейчас – получится потом…

– В том-то и дело, что всё получилось, Хэл! – Я со смешанным чувством недоверия и восторга посмотрела на непривычно разговорчивого брата. Не так представляла я себе эту беседу. – Магам, уж прости, не выгодно, чтобы открытие – ну, хорошо, пока не открытие, но старт для него – сделала равейна. Я понимаю, но не могу доверить им результаты своей работы. Это слишком важно для меня. И… Хэл, спасибо тебе за всё. Жаль, что мы почти не общались.

– Наобщаемся ещё, – хмыкнул брат. – Ты к Дэриэллу сейчас? Надолго?

– На полгода.

– Значит, пересечёмся. Мама в Приграничный снова собирается, знаешь?

– Да, она говорила… Слушай, я спешу сейчас. Давай потом?

– А куда это?

Я замялась:

– Ищу Рэмерта. То есть профессора Мэйсона.

Лицо Хелкара прибрело мрачно-подозрительное выражение:

– А зачем он тебе нужен? Ты что, правда в него…

– Нет, – прервала его я. – Не в этом дело. У меня нехорошее предчувствие. Очень нехорошее… Я, конечно, не Айне с её даром пророчества и даже не Феникс с интуитивным нюхом на неприятности, но что-то здесь нечисто. Так ты не видел его?

Брат задумался. Иногда он был ужасно похож на нашу маму, на Элен. Если бы, конечно, она ходила в джинсах и имела привычку дёргать себя за ухо в процессе размышления. Но это серьёзное, не обещающее ничего хорошего недоброжелателям выражение лица…

– Скорее всего он в своей комнате наверху. Нет, не на лестницу! – Он потянул меня за рукав. – Здесь быстрее. Портал на смотровую площадку, оттуда всего два этажа вниз…

Портал находился у Хэла в комнате – естественно. Ленив мой брат ногами топать, это да. Легче изучить заклинание, которое не всем магистрам удаётся, и прыгать себе спокойно. Полезная такая лень…

Дверь оказалась заперта, хотя Рэм явно был в комнате.

– Рэмерт, открой! – заорала я и стукнула кулаком по двери. – Рэм, это я! Надо поговорить!

Тишина. И в этой тишине – щелчок. Сухой, отчётливый, металлический. Хэл недоверчиво глянул на дверь – как будто мог видеть насквозь.

– Найта, тут такие заклинания! Его комната опечатана лучше, чем библиотечные залы! Опечатана снаружи! А Мэйсон точно внутри – я его чувствую!

К горлу подкатила нервозная тошнота.

Что тут творится, бездна?

Я перешла на иной уровень зрения – в кои-то веки сознательно и быстро! – а там…

Нити, уходящие сквозь дверь и стены, тонко вибрировали, готовые порваться в любую секунду. Человек всегда находится в центре своей личной паутины – той сети ассоциаций и понятий, что связывает его с остальным миром. И если нити то натягиваются, стремясь уйти в никуда, то провисают, словно опираясь на пустоту, значит, что…

Хэл оглянулся на меня, на моё застывшее от ужаса лицо, и выкрикнул короткую гортанную фразу, активируя заклинание. «Тленная суть» – его любимое. Так же оттачиваемое годами, как моя «липкая сеть». Я щедро плеснула силы в его заклинание – и плетения, обнимающие дверь, не выдержали, рассыпались неряшливыми обрывками нитей. Мы влетели в комнату…

Рэмерт сидел на полу, прислонившись спиной к дивану. Глаза у него были совершенно безумные. Висок целовало дуло револьвера – старинного, тяжелого.

«Откуда у Мэйсона такая вещь?» – промелькнула совершенно чёткая мысль в хаосе эмоций и ощущений.

Впрочем, Рэм вполне мог купить его во времена своей молодости. Семьдесят, восемьдесят лет назад. Маги живут долго. Если желают жить.

– Заткнись… заткнись, я тебе говорю! Убирайся из моей головы!

Вскрик некроманта застал меня врасплох. Краем глаза я заметила, как замер в недоумении Хэл. Растерянность – редкое выражение на лице моего брата. Но сейчас он не понимал, что происходит, и я тоже.

Рэм нажал на курок.

Щелчок – барабан прокручивается. Пустое гнездо?

Хэл подбежал и вырвал револьвер из рук некроманта. Мэйсон съёжился, упираясь лицом в колени. Я услышала приглушённые всхлипы.

– Заткнись, заткнись, это неправда, нет…

– Твари… вот твари… не знаю, кого, но убью, – процедил сквозь зубы Хэл. Я посмотрела на Рэмерта уже внимательнее… и шакарское «Шаттэ!» слетело с языка помимо воли. Некромант весь с ног до головы был опутан отвратительными белёсыми нитями, похожими на человеческие волосы. Проклятие, самое настоящее проклятие на смерть. Не знаю, как видел это Хэл…

– Я не вижу, я чувствую, – откликнулся брат.

– Чего?

– Ты вслух спросила. Твари, что наделали… Мэйсон – труп.

Я вздрогнула. Некромант тихонько полустонал-полувсхлипывал на полу. Пальцы с обломанными до крови ногтями бессильно скребли пол.

– Почему труп?

Хэл присел на край дивана, не отводя взгляда от наставника.