Искупление. Часть вторая (СИ) - Григорьева Юлия. Страница 35
Шоли выскочила за дверь, и вскоре до меня донесся ее звонкий, приглушенный стенами, голосок. Я накрыла на стол, села на край лавки и подперла щеку кулаком, мечтательно вздохнув, но тут же подскочила. Проклятье! А воду им умыться не подогрела! Когда мужчины зашли в дом, я уже вовсю лила слезы, горькие, с надрывом, как маленькая. Флэй спешно пересек единственную комнату и обнял меня за плечи, тревожно заглядывая в глаза.
— Голубка?
— Даиль, — Шоли дергала меня за подол, — Даиль, ты чего?
Бэйри с пониманием посмотрел на меня, с сочувствием на брата и не удержался от ироничной ухмылки:
— Уверен, случилось какое-то непоправимое горе, — рысик недовольно посмотрел на него. — Брат, поверь, я подобное пять раз наблюдал, да и ты уже должен привыкнуть. — Что-то подумалось, Даиль?
— Я воду не согрела, — покаялась я, с ужасом представляя, что Флэй посчитает, что я его позорю перед братом. Даже позаботиться о них нормально не смогла.
Мужчины переглянулись. Взгляд Бэйри выражал "А что я говорил". Рысь поцеловал меня в щеку, развернул и, наградив ласковым шлепком, от которого я перешла от слез к негодованию, взял ковш, узкий кусок чистого полотна и повел брата на улицу, где стояла бочка с водой.
— Я вообще люблю холодной водой умываться, — весело сказал Бэйри.
— Бесчувственные люди, — всхлипнула я.
— Мужчины, — вздохнула Шоли и села рядом со мной, так же подперев щеки кулаками.
А к концу позднего обеда я уже заливалась смехом, слушая рассказы Бэйри и Флэя об их детстве и юности. Старший брат не уступал младшему ни в ироничности, ни в остроумии, ни в пошлости, и моему бедному рысику сейчас доставалось от всей рысьей души Бэйри. О своей недавней печали я уже не вспоминала. Рядом хихикала Шоли, с аппетитом уплетая немного пересушенные пресные лепешки, похрустывая корочкой.
— Дядя, правда, в болоте штаны потерял?
— Нет, не правда, твой папа большой шутник, — усмехнулся дядя, испепеляя брата взглядом.
— Папа-то шутник, а нас в тот день все звери стороной обходили, — хохотнул Бэйри.
— Почему? Дядю без штанов боялись? — заинтересовалась малышка.
— Точно, боялись, что своей дубиной зашибет, — захохотал ее отец.
Я вспыхнула и закрыла ребенку уши ладонями.
— Как не стыдно?! — с негодованием воскликнула я. — При ребенке!
— Даиль, он ногу тогда повредил и нашел здоровенную палку, на которую опирался, — опешил Бэйри. — А ты о чем подумала?
Осмыслив, что мне сказал старший сын Годэла и собственные мысли, я стремительно покраснела, и домик сотрясся от громового мужского хохота.
— Даиль, Даиль, — Шоли подергала меня за рукав, — можно я доем похлебку? Мне так неудобно.
Я спешно убрала руки от детской головки и вскочила из-за стола, спеша скрыть свое пылающее лицо и новую порцию слез, размером с голубиное яйцо.
— Даиль, правда, дубина? — несся мне вслед хохот Бэйри.
— Завидуй молча, — со смехом ответил ему Флэй и поспешил за мной. — Голубка, да стой же ты. — Он отловил меня и прижал к себе.
— Я просто извращенная особа, — воскликнула я. — Да еще и при ребенке! И что я буду за мать?
— Самая лучшая, — с широкой улыбкой ответил он.
— Шоли…
— Ничего не поняла, — спокойно сказал Рысь.
— Бэйри…
— Пусть теперь по ночам ворочается от зависти.
— Ты животное! — возмутилась я.
— Точно, Рысь, — хохотнул Флэй. — Успокойся, тарганночка, ничего ужасного не произошло. Ты еще не слышала разговоры наших женщин, иногда даже я краснею.
Мы еще некоторое время спорили, пока из дома не вышли Шоли с Бэйри. Я вновь стремительно покраснела, но старший сын Годэла сделал вид, что ничего не замечает. Он вручил меня Шоли и увел Рыся обратно за дом. Они еще какое-то время там возилось, а когда уже стало сумрачно, и Шоли, уставшая за день, задремала на лавке, положив мне голову на колени, пока я дошивала последнее платьице для дочки Куклы. Дверь в домик открылась и в проеме показалась голова Флэя.
— Идем, — гордо сказал он, и я показала ему на малышку. — Какая чудесная картина, — улыбнулся рысик.
Он осторожно взял на руки девочку, Шоли пробурчала что-то непонятно, вздохнула и продолжила спать. Флэй положил ее на нашу кровать, и мы тихонечко вышли из дома. Неужели так когда-нибудь будет и с нашим малышом? Я умиленно вздохнула. Рысик, видно, подумавший о том же, положил мне руку на живот, и его в кои-то веки облагодетельствовали ударом, подумали и врезали еще разок.
— Неужели снизошел, — усмехнулся осчастливленный отец. — Точно небо упадет на землю. — И получил по рукам еще раз, не от меня.
Навес получился шикарный. Большой, подпираемый столбами. Под таким хоть белье суши, хоть стол накрывай, хоть люльку с младенцем ставь. Я благодарно взвизгнула, жарко поцеловала Рыся, кивнула второму и оседлала стоявшую тут лавку.
— Довольна? — с улыбкой спросил Флэй.
— Да, — ответила я.
— Потом мне братья помогут сделать пристройки, будет у нас большой дом, — сказал рысик, усаживаясь рядом. — И баня нормальная с выходом из дома. И загон для животных. За лето с этим разберемся, — пообещал Флэй. Я положила голову ему на плечо. — Все у тебя будет, голубка.
— У меня уже все есть, — ответила я. — А скоро я стану самой богатой, — и погладила живот, где снова зашевелился рысенок.
— А где моя радость? — спросил Бэйри.
— Спит, умаялась, — ответил Флэй.
— Даиль, как ты это сделала? Ее же спать уложить невозможно. Как утром встает, так последняя ложится. Пока не шлепнешь, не успокоится.
— Мы делами были заняты, — я пожала плечами.
Мы проводили Бэйри, который нес на руках так и не проснувшуюся дочь, за его спиной болтался заплечный мешок Флэя с мужем и детьми Куклы.
— Какой хороший день, — сказала я.
— Замечательный, — согласился со мной рысик. — Кстати, голубка, меня сегодня кое-что заинтересовало.
— Что? — я повернулась к нему.
— Твой взгляд, — подмигнул Флэй, подхватил меня на руки и понес к дому. — Посмотришь на меня так еще раз.
— На тебя иначе я и не смотрю, — прошептала я и накрыла его губы своими.
Просыпаться, когда солнце только показывалось над верхушками деревьев, стало уже привычкой за это время. Рысик еще спал, когда я выскальзывала из-под теплого одеяла и на цыпочках шла к потухшему очагу, разжигая его, вешала котелок с водой над огнем, умывалась, заплетала простую косу, перевивала ее лентой и ждала, когда откроет глаза мой муж. Он всегда просыпался, как только я заканчивала приводить себя в порядок, мы завтракали, и вредный Рысь возвращал меня на ложе, портя тот самый порядок самым возмутительным образом.
Удивительно, но с ним я не боялась близости, как с Найяром. С тех пор, как я поняла, что беременна, страсть перешла в нежность, даря новое удовольствие от нашей близости. Хватило одного раза, когда я испуганно держалась за живот, чтобы Флэй стал осторожен. Впрочем, Рысь хотел ребенка, Найяр хотел совсем иного. Вспоминать об убитом малыше было до сих пор больно, особенно чувствуя толчки моего второго ребенка, и осознавать, что тому младенцу не дано было дожить даже до этого.
Я стерла слезу, побежавшую по щеке, и обернулась к ложу. Флэйри уже открыл глаза и наблюдал за мной.
— Доброе утро, любимая, — немного хриплым голосом сказал он.
— Доброе утро, рысик, — я улыбнулась и вернулась к очагу.
Он поднялся с постели, зевнул, и я услышала, как заплескалась вода в тазу. Следом мне на талию легли теплые ладони, скользнули на бедра, чуть сжали, и поползли вверх, нырнули на плечи, спустились по рукам и отняли у меня котелок.
— Сколько говорить, когда я дома, сам все сделаю, — проворчал он, щекоча мне шею своим дыханием.
Я хихикнула и втянула голову в плечи.
— Так не тяжелый же, — возразила я, когда Флэй отошел вместе с котелком.
— Вот, не тяжелый, — он ткнул пальцем в небольшой котелок, — я этот таскаю я.
— Не тростинка, — обиделась я.