Дом в овраге - Варго Александр. Страница 13

– Тогда я предлагаю сделку, – произнесло существо. Оно положило на стол сверток и неторопливо развернуло его, что-то бормоча. Анна сидела таким образом, что ей был виден только край стола, и она не могла понять, что происходит. И отпрянула, когда клоун наклонился к ней, держа в руке скальпель. Аккуратным движением он рассек скотч, освобождая левую руку Анны, и протянул хирургический инструмент оторопевшей женщине. В другой руке клоун держал пистолет, дуло которого было направлено в голову Лили.

– Условия очень просты, Аня, – начал говорить клоун. И от следующих слов, которые он произнес, Анна окончательно уверилась в том, что все происходящее не что иное, как кошмарный сон.

– Итак, жизнь котенка в обмен на вашу жизнь. Равноценный бартер, как вы считаете? Только один нюанс – вы сами лишаете себя жизни, Аня. Вот, держите скальпель.

Словно загипнотизированная, Анна послушно взяла скальпель, совершенно не чувствуя своих пальцев, их словно пришили от чужого человека. Нож хирурга был холодным, как приближающаяся ночь.

– Мне без разницы, как вы это сделаете. Хотите – воткните в глаз. Но если желаете полезного совета, лучше этого не делать, зеркала у меня нет, а без него вы можете промахнуться. Глаз вы, наверное, и выколете, но лезвие может не достигнуть мозга.

– МАМААААА!!!!! – дико завизжала Лиля. Она так дергалась, что начала подпрыгивать вместе со стулом, и клоун дал ей пощечину. Голова девочки вяло мотнулась в сторону, и она потеряла сознание. Сиденье под ней стало мокрым – Лиля обмочилась от страха.

«...теперь я вместе с Геной, он необыкновенный...» – весело пел тем временем Чебурашка.

– Не смей ее трогать! – взвыла Анна. Она крепко зажала скальпель в руке, глаза источали смертельную ненависть. Клоун прислонил ствол пистолета к виску поникшей головы Лили.

– Только попробуйте перерезать скотч, и ее мозги окажутся на этом столе. Никаких резких движений, дорогуша.

– Я убью тебя, – проскрипела Анна, сдувая с лица прядь волос.

– Вполне возможно, что вы попытаетесь, появись у вас такая возможность, – невозмутимо сказал клоун. – На чем мы остановились? Ах да. Вы можете, к примеру, вскрыть себе вены, а можете перерезать глотку, все равно. К слову, если вы решили остановить свой выбор на венах, то имейте в виду, сейчас становится холодно и ваша рана быстро закупорится, кровь не сможет свободно течь. Придется делать новые надрезы. Вы будете умирать очень долго, хотя лично я никуда не спешу. Вопрос в том, нужны ли вам лишние страдания?

– Ладно, – бесцветным голосом проговорила Анна. – Здорово ты все придумал. Я убиваю себя, а что дальше? Как я могу быть уверена, что ты не тронешь моего ребенка?

– Никак, – широко улыбнулся клоун и почесал ухо. Внезапно он сунул в рот миниатюрную свистульку и, к изумлению Анны, оглушительно задудел. Звук был резким, пронзительным, как на футбольных матчах, он словно вгрызался в уши, словно новенькое сверло.

– Глупо в нашей ситуации давать какие-то гарантии, так ведь? – всласть наигравшись со свистулькой, рассудительно сказал клоун. – Вам просто остается верить мне на слово. Но, могу вас уверить, свое слово я держу. Как только ваш пульс остановится, я сажаю Лилю в машину и везу домой. К вашему мужу. Он наверняка уже места себе не находит, ломая голову, куда вы могли деться?

Анна чувствовала, как в уголках ее глаз собирается влага. Она скрипнула зубами – плакать никак нельзя, никак.

– Если я откажусь? – глухо спросила она, разглядывая скальпель. Интересно, если она кинет его в этого урода, сможет ли попасть? Она не умела бросать ножи, а рисковать в ее положении сродни смертному приговору для Лили.

– Вы, конечно, вправе отказаться, это нормально, это ваше право выбора. Но в таком случае на этой арене вы становитесь лишь второстепенным артистом. А конферансье буду я, – подвел итог клоун.

– Что будет с Лилей? – тяжело дыша, спросила Анна.

– Еще не знаю, – призналось существо. – А вот для вас у меня приготовлен сюрприз, но, пока вы не приняли решение, мне нет смысла раскрывать его, понимаете?

Анна молчала, собираясь с мыслями.

– Мы теряем время, Аня, – подал голос клоун, нетерпеливо ерзая на стуле. – Вы определились?

Женщина была в смятении. Переосмыслив условия сделки, которые первоначально показались ей какой-то идиотской шуткой, она вдруг с пустой обреченностью осознала то, что клоун не шутил. И в какой-то момент она даже была готова поверить в то, что он действительно отпустил бы Лилю, убей она себя.

«Да ты сошла с ума! – заверещал ее внутренний голос. – Такие выродки никогда не отпускают свидетелей...»

Но что ей делать? Боже, да она визжит от испуга, когда палец уколет, а сейчас ей предлагают убить себя? УБИТЬ СЕБЯ? С помощью скальпеля? Эта мысль показалась ей настолько дикой и чудовищно нелепой, что она истерично засмеялась, и в то же время перед ее глазами не исчезал образ дочки, такой беззащитной и трогательной.

– Анна, – напомнил о себе клоун, отпив из бокала шампанского.

Охнув, Анна откинулась назад. Какое-то чувство нереальности охватило ее, резкое помутнение нахлынуло как цунами, смывая все чувства, и она, всхлипнув, вонзила скальпель в правую руку, чуть выше локтя. Лезвие вошло в кожу мягко и без звука, как в кисель.

– Брависсимо! – оживился клоун, одобрительно хлопая ладонями. Звук был такой, словно кто-то шлепал босиком по паркету. – Пожалуй, пора сменить пластинку, то бишь кассету.

Он проворно соскользнул со стула и кинулся к рюкзачку выбирать кассету. Анна не мигая глядела на рану, которая напомнила ей рот какого-то злого существа. Кровь быстро заливала руку, от нее шел едва заметный пар. Господи, она сделала это!

Радостное восклицание клоуна подсказало пребывающей на грани умопомешательства женщине, что тот нашел нужную кассету, и по полянке поплыли мелодичные звуки органа. Иоганн Себастьян Бах, Анна даже недавно слышала это произведение... Только почему так кружится голова?

Она подняла голову, клоун вальсировал вокруг нее, держа в одной руке пистолет, а в другой – бокал с вином.

– Ну же, дорогуша, – ворковало существо, – у вас так замечательно начало получаться... только не теряйте сознание, прошу вас!

Глаза клоуна горели триумфом, рот приоткрылся, губы блестели от слюны, он тяжело задышал, как при совокуплении.

Внезапно Анну вырвало, прямо на колени. Задыхаясь, она со смешанным чувством ужаса и брезгливости разглядывала окровавленный скальпель. Нет, она точно сошла с ума!

Клоун прекратил танцевать и с недовольной миной следил за женщиной. Увидев следы рвоты, он брезгливо поморщился. Очевидно, поняв, что дальше разреза на руке дело не пойдет, он решительно подошел к Анне и заломил ей руку, выворачивая сустав, пока скальпель не выпал из ослабевших пальцев.

– Все. Все, все, – нежно сказал он, гладя ее по голове. – Простите меня, Аня. Я было жестоким к вам, не нужно было этого устраивать.

– Пожалуйста... Молю богом, отпустите нас! – зарыдала Анна. Клоун грустно покачал головой, после чего неожиданно ударил ее по голове пистолетом. Анна завалилась на бок, едва удерживаемая скотчем. Клоун сходил к своей машине и вернулся с аптечкой.

– Это не ваша вина, – шептал он, заботливо обрабатывая рану Анны. Промыв ее перекисью, он наложил повязку и умело забинтовал руку женщины. – Уж я-то знаю, что убить себя непросто, особенно если не торопишься на тот свет. Ну что ж, до нашего Представления остался последний звонок.

Клоун закончил перевязку, освободил конечности Анны от скотча и потащил женщину к сосне. Осторожно, почти с любовью, он уложил ее рядом со стремянкой, продел руки женщины сквозь петли в ремне, крепко затянув пряжки на подмышках. Со стороны казалось, что на Анне какая-то замысловатая наплечная кобура, к спине которой на толстом медном кольце крепилась длинная цепь. Он снова залепил ее кисти скотчем.

Далее клоун поднялся по стремянке, перебросив другой конец цепочки через толстую ветку. Затем спустился вниз и, вздохнув, зашагал к машине. Через минуту взревел мотор, и из чащи, ломая кусты, выехал автомобиль. Клоун аккуратно припарковал его возле сосны, зафиксировал цепь на бампере, сел в машину и стал понемногу сдавать назад. Бесчувственное тело Анны стало медленно приподниматься, зрелище было завораживающим и устрашающим одновременно, будто оживший мертвец поднимался из могилы.