Сезон гроз - Сапковский Анджей. Страница 8

– Кто внес за меня задаток?

Ферран де Леттенхоф отказался раскрыть инкогнито ведьмачьего доброжелателя, холодно попрощался и в сопровождении челяди направился к выходу из суда. Лютик только этого и ждал. Едва они покинули рынок и вошли в переулок, он выложил все, что знал.

– Воистину череда несчастливых совпадений, дружище Геральт. И злополучных инцидентов. А ежели речь о залоге, то внесла его за тебя некая Литта Нейд, средь своих известная как Коралл, по цвету помады для губ, которую она использует. Это чародейка, она прислуживает Белогуну, здешнему корольку. Все ломают голову, зачем она это сделала. Потому как никто иной, как именно она же и отправила тебя за решетку.

– Что-о?

– Говорю же! Именно Коралл на тебя донесла. И это как раз никого не удивило, повсеместно известно, что у чародеев на тебя зуб. А тут вдруг сенсация: чародейка ни с того ни с сего выплачивает поручительство и вытаскивает тебя из узилища, куда ее же стараниями тебя и кинули. Весь город…

– «Повсеместно»? «Весь город»? Что ты выдумываешь, Лютик?

– Я использую метафоры и перифразы. Не делай вид, что не понимаешь, ты ведь меня знаешь. Конечно, не «весь город», а исключительно хорошо информированные люди, пребывающие близ правительственных кругов.

– И ты, стало быть, тоже вроде как пребывающий?…

– Угадал. Ферран – мой кузен, сын брата моего отца. Я тут наведался к нему с визитом, по-родственному. И узнал о твоих проблемах. Я сразу же за тебя горой встал, в этом-то ты, надеюсь, не сомневаешься. Ручался ему насчет твоей честности. Вспомнил Йеннефер…

– Благодарю сердечно.

– Сарказм твой – извиняю. Я должен был о ней рассказать, чтобы кузен уразумел, что тутошняя магичка обвиняет и очерняет тебя из зависти и ревности. Что все обвинения – ложные, что ты никогда не унижаешься до финансовых махинаций. В результате моего заступничества Ферран де Леттенхоф, королевский инстигатор, высший по рангу экзекутор закона, уже убежден в твоей невиновности…

– Мне так не показалось, – заявил Геральт. – Напротив. Чувствовалось, что он мне не доверяет. Ни в деле оных злоупотреблений, ни в деле исчезновения мечей. Слышал, что он говорил о доказательствах? Доказательства для него – фетиш. Значит, доказательством махинаций станет донос, а доказательством мистификации с кражей мечей – подпись Герланда из Рыбли в реестре. К тому же – это его выражение лица, когда он просил меня не покидать город…

– Ты к нему несправедлив, – ответил Лютик. – Я знаю его лучше твоего. То, что я за тебя вступаюсь, для него значит больше дюжины дутых доказательств. А просил он совершенно уместно. Отчего, как думаешь, оба, он и я, направились в кордегардию? Чтобы удержать тебя от глупостей! Некто, говоришь, клевещет на тебя, фабрикует фальшивые доказательства? Так не давай этому некту в руки неопровержимых доказательств! А таким было бы бегство.

– Может, ты и прав, – согласился Геральт. – Но инстинкт подсказывает мне кое-что иное. Мне следует драпать, прежде чем меня здесь окончательно втянут в ловушку. Сперва камера, потом залог, теперь еще и мечи… Что дальше? Проклятие, да я без меча чувствую себя как… Как улитка без раковины.

– Слишком уж ты принимаешь все близко к сердцу, как мне думается. В конце концов, мало ли здесь лавок? Махни рукою на те мечи да купи себе другие.

– А если бы украли твою лютню? Добытую, помнится, при довольно драматических обстоятельствах? Ты разве не принял бы это близко к сердцу? Махнул бы рукою? И пошел покупать себе другую в лавке за углом?

Лютик непроизвольно сжал руки на лютне и боязливо стрельнул глазами по сторонам. Никто из прохожих, однако, не походил на потенциального похитителя инструментов и нездорового интереса к его уникальной лютне не выказывал.

– Ну да, – выдохнул он. – Верно. Подобно моей лютне, твои мечи – единственны в своем роде и незаменимы. К тому же… как ты там сказал? Закляты? Вызывают магическую импотенцию… Зараза, Геральт! И ты говоришь мне об этом только теперь? Я ведь частенько бывал в твоей компании, а от этих мечей – на расстоянии вытянутой руки! А то и ближе! Теперь-то мне все ясно, все-то я понимаю… В последнее время, пес его дери, бывали у меня определенные трудности…

– Успокойся. Насчет импотенции я слегка присочинил. Придумал это, пока ждал, рассчитывая, что разойдется слух. Что вор испугается…

– Коли испугается, то утопит мечи во гноище, – трезво констатировал бард, все еще слегка бледный. – И ты никогда их не найдешь. Лучше положись на моего кузена Феррана. Он тут инстигатор долгие годы, у него целая армия шерифов, агентов и шпиков. Мигом сыщут преступников, вот увидишь.

– Если воры еще здесь, – заскрежетал зубами ведьмак. – Могли ведь дать дёру, когда я сидел в холодной. Как, ты говорил, зовут ту чародейку, благодаря которой я туда попал?

– Литта Нейд, прозвище Коралл. Я догадываюсь, что ты хочешь сделать, дружище. Но не знаю, хорошая ли это идея. Всё-таки – чародейка. Чародейка и женщина в одном лице, словом, иной вид, рациональному пониманию не поддающийся, функционирующий по неясным для простых мужчин законам и принципам. Да что я тебе рассказываю, ты и сам все прекрасно знаешь. У тебя ведь богатейший опыт… Что это за шум?

Бесцельно слоняясь по улицам, они оказались неподалеку от небольшой площади, над которой разносился все заглушающий, нестихаемый стук молотков. Как выяснилось, трудилась здесь внушительная бочарная артель. У самой улицы, под навесом, громоздились ровные штабеля высушиваемых клепок. Перенесенные отсюда босыми подростками, клепки оказывались на столах, где их прилаживали в специальные упоры и обрабатывали скобелями. Обработанные, клепки отправлялись к следующим ремесленникам, те отделывали их на длинных строгальных лавках, стоя над ними враскоряку, по щиколотку в стружке. Готовые клепки попадали в руки бондарей, которые и соединяли их в одно целое. Геральт некоторое время приглядывался, как под давлением хитроумных тисков и скручиваемых болтами стяжек возникает абрис бочки, укрепляемой после с помощью набитых на изделие железных обручей. Аж на улицу выплескивался пар из больших котлов, в которых бочки парили. Из глубин мастерской, с подворья, долетал запах прокаливаемого в огне дерева – там бочки закаляли перед дальнейшей обработкой.

– Как ни увижу бочку, – заявил Лютик, – так и тянет меня на пиво. Пойдем-ка за угол. Знаю одну симпатичную корчму.

– Иди сам. Я проведаю волшебницу. Сдается, я знаю, кто она, я уже ее видел. Где ее найти? Не делай такого лица, Лютик. Это она, полагаю, исток и первопричина моих проблем. Я не стану ждать развития событий, пойду и спрошу прямо. Не могу я здесь, в этом городке торчать. Хотя бы потому, что с деньгами у меня, знаешь ли, туговато.

– На это, – гордо произнес трубадур, – ремедиум мы отыщем. Я помогу тебе финансово… Геральт? Что происходит?

– Вернись к бондарям и принеси мне клепку.

– Что?

– Принеси мне клепку. Быстро.

Улочку загородили три мощных дуболома с погаными, небритыми и немытыми мордами. Один, плечистый настолько, что казался почти квадратным, держал в руке окованную дубину толщиной с вымбовку кабестана^[13]. Второй, в кожухе шерстью наружу, нес тесак, а за поясом торчал у него абордажный топорик. Третий, загорелый, словно мореход, вооружен был длинным и премерзко выглядевшим ножом.

– Эй ты, ривийская вонючка! – начал тот, квадратный. – Как себя чувствуешь без мечей за спиной? Словно с голым задом на ветру, да?

Геральт не поддержал беседу. Ждал. Слышал, как Лютик спорит с бондарями насчёт клепки.

– Нет уже у тебя клыков, выродок, ядовитая ты ведьмачья гадина, – продолжал квадратный, из всей тройки, видно, самый поднаторевший в ораторском искусстве. – А гадину без клыков никто не забоится! Потому как теперича она – навроде червяка или какой иной миноги глистовой. Мы такую мерзость под каблук берем и вдребезги давим. Чтоб не смела больше в города наши заходить, меж честных людей. Не станешь, падаль, наших улиц своей слизью пачкать! Бей его, братки!