Ведьмаки и колдовки - Демина Карина. Страница 29

…и по спине мурашки побежали, а шея так вовсе взопрела, верный признак: будут бить.

— Лови! — рявкнул Аврелий Яковлевич.

И Гавел, подчиняясь и крику этому, и собственному страху, и инстинкту, извернулся, поймал. Он сжал в руках нечто сухое и странной формы, не сразу сообразив, что держит изрядно грязную человеческую челюсть. И крепко держит, так, что острые клыки вспороли кожу на ладони, потекли крупные брусвяные капли.

Гавел смотрел на них, не в силах взгляд оторвать.

А кровь падала.

На пол… на выжженные ведьмачьим огнем знаки, наполняя их до краев, расползаясь уже не кровью, но алым пламенем.

Гудело.

Холодом тянуло из-под пола, из самой земли, хотя и разумом понимал Гавел, что до земли той — семь этажей каменной постройки. Он будто бы видел их, каждый и сразу, и апартаменты люкс, и комнаты высшей категории с люстрами стеклянными, и вовсе скромные комнатушки, в которых селили прислугу. Видел коридоры и коридорных, горничных, занятых уборкой, кухню, повариху, которая прикручивала к ноге шмат свежей вырезки. Видел шпицев и мопсов княжны Сагань и саму княжну, забывшуюся полуденным сном… и сам этот сон в ярких его подробностях, которые заставили Гавела покраснеть.

Но черную яму, что разверзлась под его ногами, он видел тоже.

И человека в высоком парике, шедро припорошенном мукой. Этот человек раскрыл руки, собираясь Гавела обнять, и казался самым близким, самым родным во всем мире.

Гавел не знал, как его зовут, но с готовностью шагнул навстречу.

Шагнул бы.

— Не смей уходить! — Голос Аврелия Яковлевича отрезвил.

Яма осталась.

И призрак на ее краю. Он разозлился.

— Держись.

Держится. Как-то выживает на холодном ветру…

…случались в Гавеловой жизни ветра и холодней, хотя бы в ту ночь, когда он караулил под окнами некой чиновьей особы, о развлечениях которой ходили весьма интересные слухи…

…тогда ему удалось заснять и сию особу, и детей, к которым оная испытывала противоестественное влечение… и помнится, после его, Гавела, статьи эту самую особу отправили не только в отставку, но и под суд…

Призрак завыл.

Громко.

И швырнул в лицо горсть колючего снега. Острые снежинки липли на кожу и плавили ее… не расплавят.

— Стой, — говорил кто-то.

Гавел стоял.

На краю черной ямы, глядя в саму ее черноту, и она, любопытная, разглядывала Гавела глазами сотен призраков, которым не суждено было выбраться.

И тот, что получил шанс, скулил, жалуясь на холод.

Просил согреть.

— Не думай даже.

Не думает. Он, Гавел, может, и наивный, ежели ведьмаку поверил, но призрак — иное. Гавел чувствует за жалостливым его скулежом голод. Дикий. Старый. Такой, который не унять одною каплей крови. Подпусти — и выпьет досуха…

— Т-ты! — прошипел призрак в лицо и, вытянув бледные руки, толкнул Гавела в грудь. Прикосновение ледяных пальцев принесло и чужую память…

…дворец…

…и женщина, чье лицо прекрасно…

…безумный король, руки которого полны крови. Он черпает ее из чаши и льет на лицо… кровь стекает сквозь пальцы, обвивая предплечья. Король, запрокидывая голову, хохочет.

Светлые волосы разметались.

Корона соскальзывает, катится по ступеням трона, чтобы остановиться у ног женщины, на лицо которой Гавел не смеет смотреть.

Должен.

И он, превозмогая чужой страх, поднимает взгляд…

…должен…

Король кричит, и от голоса его трескаются стекла, выстреливают разноцветными искрами, а Гавел смотрит… через боль, через страх…

Сквозь кровавую пелену.

И та, чье лицо прекрасно, в раздражении кривит губы. Она вскидывает руку, сминая воздух. И звон его отдается в ушах, а потом… воздух расправляется сжатою пружиной…

…в грудь…

…и сердце обрывается, пронзенное осколками ребер…

…последней мыслью — обманул Аврелий Яковлевич, человек, челюсть которого Гавел держал в руке, умер отнюдь не от рук любовницы.

ГЛАВА 6,

где в расследовании намечаются некоторые новые повороты

Аврелий Яковлевич, подхватив на руки обмякшее тело, лишь крякнул.

Прислушался.

— Пшел вон, — сказал он белесой тени, что металась в круге.

Тень заскулила, но послушно развеялась.

Руны, выжженные на паркете, гасли медленно, в воздухе пахло гарью, и Аврелий Яковлевич оглушительно чихнул.

— От же ж… никогда не знаешь, где найдешь… кого найдешь…

Коридорный, заглянувший, дабы убедиться, что многострадальный нумер, из-под двери которого тянуло белесым, но отчего-то холодным дымом, уцелел, лишь кивнул, не зная, что ответить на сии слова. Следовало сказать, что Аврелий Яковлевич, оставшись в одних незабудковых подштанниках — халат свой он любил и портить не желал, — производил впечатление гнетущее.

Меднокожий, грубый, поросший густым рыжим волосом, который ко всему курчавился, он выглядел истинным дикарем, из тех, снимки которых не так давно выставлялись в Гданьской академии. Разве что кольца в носу не хватало.

Зато имелось другое, в ухе, с красным, самого зловещего вида камнем.

— Чего надобно? — поинтересовался Аврелий Яковлевич, укладывая на широкую постель человечка в грязной одежде.

Гостя коридорный узнал.

И вместо сочувствия к нему испытал глубочайшую профессиональную обиду: постель была чистой, а гость, явно пострадавший во время очередного ведьмачьего эксперимента, не очень. Однако возмущение свое коридорный при себе оставил. И губу прикусил, дабы ненароком не сделать замечания высокому гостю.

Еще нажалуется…

…гостиница была дорогой, и к прихотям постояльцев хозяева относились с пониманием.

— Ничего. Прошу прощения. — Коридорный сделал попытку дверь закрыть, но был остановлен царственным взмахом руки.

— Подь сюда, — велел Аврелий Яковлевич, почесывая предплечье, которое украшала татуировка — пара синих русалок, слившихся в поцелуе.

Приближался коридорный с опаской.

— Раздеть помоги. — Ведьмак указал на гостя, который по-прежнему не подавал признаков жизни. Коридорный оценил и мертвенную бледность кожи, приобретшей особый зеленоватый оттенок, более присталый свежему покойнику, и синюшные круги под глазами, и раззявленный, словно в крике, рот.

— Живой, живой, — разрешил сомнения Аврелий Яковлевич. — Давай, я приподниму, а ты штаны стягивай…

И приподнял же. С легкостью.

— Простите, а ботинки тоже снимать? — уточнил коридорный, который давно усвоил, что в ситуациях подобного рода надобно действовать исключительно по точной инструкции.

— А сам-то как думаешь?

Сам коридорный думал, что, по-хорошему, следовало бы полицию вызвать, но этого хозяева гостиницы точно не оценят.

Выставят.

А где еще найти место столь же доходное и в целом спокойное? То-то и оно… оттого и ботинки коридорный снимал аккуратно, бережно, как с любимого дядечки…

И штаны.

И грязную, вонючую рубаху…

— Ванну наполни. — Аврелий Яковлевич уложил гостя, который по-прежнему был без сознания, на покрывало. — Ишь, тощенький какой… ничего, дорогой, мы тебя отмоем, мы тебя подкормим… будешь красавец всем на зависть.

И ладонью медной, искромсанной шрамами, по волосам провел так ласково…

— Ванну с пеной? — Бутыль с этой самой пеной, каковая, как и прочие ванные принадлежности, входила в стоимость нумера — пятьдесят злотней за ночь, — коридорный прижимал к груди.

— С пеной, с пеной… и с шампунью…

На человека, следовало бы сказать, очень тошего и заморенного даже, Аврелий Яковлевич смотрел с невероятной нежностью, которая коридорного привела в великое смущение.

Оттого и пены он плюхнул втрое против обычного.