Чудесный нож - Пулман Филип. Страница 13

— Королева, — промолвила юная ведьма, не в состоянии хранить молчание под взглядом Серафины, — я знаю человека по имени Станислаус Грумман. Раньше я любила его, но теперь ненавижу так сильно, что убью при первой же встрече. Я бы ничего не сказала, но сестра заставила меня признаться.

Она посмотрела на старшую ведьму с ненавистью, однако та ответила ей взглядом, полным сострадания: она знала, что такое любовь.

— Что ж, — сказала Серафина, — если Грумман еще жив, он должен оставаться в живых, пока его не найдет мистер Скорсби. А тебе лучше полететь с нами в новый мир: тогда можно будет не опасаться, что ты убьешь его раньше. Забудь о нем, Юта Камайнен. Любовь причиняет нам страдания. Но то, что мы должны совершить, важнее мести. Помни это.

— Да, королева, — послушно сказала Юта Камайнен.

И Серафина Пеккала вместе с двадцатью одной сестрой из ее клана и королевой латвийских ведьм Рутой Скади стали готовиться к путешествию в новый мир, куда еще не летала ни одна ведьма.

Глава третья

МИР ДЕТЕЙ

Лира проснулась рано. Ей снился ужасный сон: кто-то поставил перед ней вакуумный ящик, который ее отец лорд Азриэл показывал Магистру и Ученым Иордан-колледжа. Когда это происходило наяву, Лира пряталась в платяном шкафу и видела, как лорд Азриэл открыл ящик и вынул оттуда отрезанную голову Станислауса Груммана, пропавшего исследователя; но во сне Лире нужно было открыть ящик самой, а она боялась до него дотрагиваться. Этот ящик внушал ей жуткий страх, но она непременно должна была открыть его; слабыми, непослушными руками она отстегнула защелку и услышала, как воздух со свистом ворвался в морозильную камеру. Потом она откинула крышку, чуть не задыхаясь от ужаса, но сознавая, что ей нужно, просто необходимо это сделать. Но внутри ничего не было. Голова исчезла. Все ее страхи оказались напрасными.

Но она все равно проснулась в поту и в слезах. В ее маленькой спаленке было очень жарко, в окно, обращенное к гавани, лился лунный свет; она лежала в чужой постели, обняв чужую подушку, а Пантелеймон тыкался в нее мордочкой и нашептывал что-то, стараясь ее успокоить. Ах, до чего же она перепугалась! И как все это было странно: наяву ей хотелось посмотреть на голову Груммана и она упрашивала лорда Азриэла еще раз открыть ящик, чтобы заглянуть внутрь, но во сне ее охватила настоящая паника.

Когда наступило утро, Лира спросила алетиометр, что означал ее сон, но получила ничего не говорящий ответ: «Это был сон о голове».

Она подумала, не разбудить ли странного мальчика, ее нового знакомого, но он спал так крепко, что она решила подождать. Вместо этого она спустилась в кухню и попробовала приготовить омлет; двадцать минут спустя она уселась за столик на тротуаре и с огромной гордостью проглотила свое произведение — кучку почерневших лохмотьев. Пантелеймон в виде воробья клевал рядом яичную скорлупу.

Вскоре за ее спиной послышались шаги, и на пороге появился Уилл с заспанными глазами.

— Я научилась делать омлет, — сказала Лира. — Если хочешь, могу сделать и тебе.

Он посмотрел на ее тарелку и ответил:

— Нет, я лучше поем хлопьев. Кажется, молоко в холодильнике еще не успело скиснуть. Похоже, что люди, которые здесь жили, исчезли совсем недавно.

Она следила, как он насыпает в чашку кукурузные хлопья и наливает в них молоко: такого она тоже никогда раньше не видела.

Он вынес свой завтрак на улицу и сказал:

— Если ты не из этого мира, где тогда твой? Как ты сюда попала?

— По мосту. Этот мост сделал мой отец, и я… пошла за ним. Но потом он куда-то пропал — не знаю куда. Да мне это и не интересно. Но пока я шла, вокруг сгустился туман и я вроде как сбилась с дороги. Я бродила в тумане несколько дней, ела одни ягоды и всякую дрянь. Потом туман вдруг рассеялся, и мы очутились вон там, на утесе…

Она показала рукой себе за спину. Уилл посмотрел вдоль берега и увидел, что за маяком вздымается гряда высоких утесов, теряющаяся в далекой дымке.

— И мы увидели этот город и спустились сюда, но никого здесь не нашли. Зато здесь была хоть какая-то еда и кровати, в которых можно спать. Мы не знали, что делать дальше.

— Ты уверена, что это не твой мир, просто другая его часть?

— Конечно. Это не мой мир, я точно знаю.

Уилл вспомнил, как он сам смотрел на лужайку по ту сторону найденного им окна; тогда он тоже был абсолютно уверен, что трава, которую он видит, находится в ином мире. Мальчик кивнул.

— Значит, есть по меньшей мере три мира, связанных между собой, — сказал он.

— Их целые миллионы, — сказала Лира. — Мне говорил об этом деймон одной знакомой ведьмы. Никто не может сосчитать, сколько существует миров, — и все они находятся в одном и том же месте, но пока мой отец не построил мост, никому не удавалось перейти из своего в чужой.

— А как же окно, которое я нашел?

— Про это я не знаю. Может быть, все миры стали налезать друг на друга.

— А зачем ты ищешь свою пыль?

Она холодно посмотрела на него.

— Может, когда-нибудь я тебе расскажу.

— Ладно. Но как ты собираешься ее искать?

— Найду ученого, который о ней знает.

— Что, первого попавшегося?

— Нет. Мне нужен специалист по экспериментальной теологии, — ответила она. — В нашем Оксфорде этим занимались как раз они. Значит, в вашем Оксфорде должно быть то же самое. Сначала отправлюсь в Иордан-колледж, потому что в нем самые лучшие ученые.

— Никогда не слыхал про экспериментальную теологию, — сказал Уилл.

— Они знают все про элементарные частицы и фундаментальные силы, — пояснила она. — И про антаромагнетизм и всякое такое. В общем, про атомы.

— Какой-какой магнетизм?

— Антаромагнетизм. От слова антарный. Вон те лампы, — пояснила она, указывая на декоративный уличный фонарь, — они антарные.

— У нас их называют электрическими.

— Электрические… похоже на электрум. Это такой полудрагоценный камень, он получается из древесной смолы. Там еще иногда бывают мухи.

— Ты имеешь в виду янтарь, — догадался он, и они оба, хором, сказали: — Антар…

И каждый из них увидел на лице другого свое собственное выражение. Потом Уилл еще много раз вспоминал этот миг.

— Ну да, электромагнетизм, — продолжал он, отведя взгляд. — Наверное, ваша экспериментальная теология — это то же самое, что наша физика. Выходит, тебе нужны физики, а не теологи.

— Может, ты и прав, — осторожно сказала она. — Но все равно я их найду.

Стояло погожее утро, на гладкой воде гавани мирно сверкало солнце, и каждый из них мог бы задать следующий вопрос, потому что оба умирали от любопытства; но вдруг они услышали голос с набережной — с той стороны, в которой находилось казино и окружающие его сады.

Оба, вздрогнув от неожиданности, повернулись туда. Голос был детский, но они никого не видели.

— Напомни еще раз, давно ты здесь? — тихо спросил Уилл.

— Дня три или четыре — сбилась со счета. И ни разу никого не встретила. Тут никого нет. Я почти все обыскала.

Но было уже ясно, что она ошибается. За поворотом показались двое детей — девочка Лириного возраста и мальчик помладше. Они спустились на набережную по одной из поперечных улочек — оба рыжеволосые, с корзинками в руках. До них было еще около сотни метров, когда они увидели за столиком кафе Уилла и Лиру.

Пантелеймон превратился из щегла в мышонка и, пробежав по руке Лиры, спрятался в кармане ее рубашки. Он заметил, что эти новые дети такие же, как Уилл: у обоих не было видимого деймона.

Неторопливо, словно прогуливаясь, дети подошли и уселись за соседний столик.

— Вы из Чи-гацце? — спросила девочка.

Уилл покачал головой.

— Из Сант-Элиа?

— Нет, — сказала Лира. — Мы из другого места.

Девочка кивнула. Этот ответ ее устроил.

— Что происходит? — спросил Уилл. — Куда подевались все взрослые?

Глаза девочки сузились.

— Разве в ваш город Призраки не приходили? — спросила она.