Чудесный нож - Пулман Филип. Страница 20

— Что это? — спросила она.

— Китайские символы из «И цзин». Слыхала про нее когда-нибудь? В вашем мире она тоже есть?

Лира посмотрела на нее прищурившись — на случай, если это сарказм. Потом сказала:

— Какие-то вещи у нас совпадают, а какие-то нет. Я не знаю всего про свой мир. Может быть, и у нас есть эта ваша Цзин.

— Извини, — сказала доктор Малоун. — Я не хотела тебя обидеть.

— Что значит «скрытая масса»? — спросила Лира. — Кажется, так написано на табличке?

Доктор Малоун опять села и подвинула ногой второй стул, для Лиры.

— Скрытая масса — это то, что ищет наша исследовательская группа. Никто толком не знает, что это такое. Просто во вселенной больше вещества, чем мы видим, вот в чем штука. Нам видны звезды, галактики и всякие другие светящиеся объекты, но чтобы все это держалось вместе и не разлеталось, оно должно быть гораздо тяжелее — иначе гравитация не справится, понимаешь? Только это дополнительное вещество еще никто не обнаружил. Поэтому существует много групп, которые занимаются его поисками, и наша — одна из них.

Лира вся превратилась в слух. Наконец-то ее новая знакомая стала говорить что-то разумное.

— И что это, по-вашему, такое? — спросила она.

— Ну, мы думаем… — начала женщина, однако тут закипел чайник; она встала и принялась разливать кипяток по кружкам, продолжая: — Мы думаем, что это какие-то элементарные частицы. Правда, они должны сильно отличаться от всех тех, что были открыты раньше. Их очень трудно обнаружить… В какую школу ты ходишь? Ты изучала физику?

Лира почувствовала, как Пантелеймон едва заметно покусывает ее за палец, предупреждая, чтобы она держала себя в руках. Алетиометру легко было требовать от нее искренности, но она знала, что случится, если она начнет выкладывать всю правду. Надо было продвигаться вперед осторожно и избегать по крайней мере прямого вранья.

— Да, — ответила она, — немножко. Но про скрытую массу я ничего не знаю.

— В общем, мы стараемся обнаружить нечто почти неуловимое среди того грохота, который производят все остальные частицы, когда сталкиваются друг с другом. Обычно для подобных целей строят под землей детекторы в сотни метров длиной, но мы вместо этого создаем вокруг детектора электромагнитное поле: оно не пропускает туда частицы, которые нам не нужны, однако не мешает тем, которые мы ищем. Потом усиливаем сигнал и обрабатываем его на компьютере.

Она протянула Лире кружку с кофе. Здесь не было ни молока, ни сахара, но в ящике нашлось немного имбирного печенья, и Лира с радостью взяла одно.

— И мы засекли частицу, которая нам подходит, — продолжала доктор Малоун. — То есть мы думаем, что подходит… но она такая странная! Почему я тебе все это рассказываю? Мне ведь нельзя об этом говорить. У нас еще ничего не опубликовано, не отрецензировано и даже не записано. Нет, я сегодня точно слегка не в себе! Так вот… — Тут она зевнула и очень долго не закрывала рта; Лира уже стала опасаться, что это никогда не кончится. — Наши частицы — это что-то совершенно невообразимое. Мы зовем их частицами-тенями, а иногда говорим просто «Тени». Знаешь, почему я десять минут назад чуть не упала со стула? Когда ты вспомнила о тех черепах в музее? Видишь ли, дело в том, что среди нас есть, можно сказать, археолог-любитель. И недавно он открыл одну вещь, в которую мы не могли поверить. Но и закрыть на нее глаза мы тоже не могли, потому что она подтверждала одно из самых сумасшедших свойств наших Теней. Представляешь себе — они разумны! Да-да. Тени — это частицы сознания. Слышала ты когда-нибудь такой бред? Неудивительно, что нам не дают нового гранта.

Она отхлебнула кофе. Лира впитывала каждое ее слово, как истомившийся от жажды цветок.

— Да, — продолжала доктор Малоун, — они знают, что мы здесь. И отвечают нам. И тут начинается самое невероятное: ты не можешь увидеть их, если не ожидаешь этого. Надо настроить свое сознание на определенный лад. Ты должна одновременно сконцентрироваться и расслабиться. Должна уметь… Где он, этот отрывок…

Она порылась в куче бумаг на своем столе и извлекла оттуда клочок, на котором было что-то написано зеленой ручкой. Затем прочла:

— «…уметь пребывать среди неопределенностей, тайн и сомнений, не испытывая раздражающей тяги искать факты и причины…» Вот какого состояния ты должна достичь. А отрывок, кстати, из Китса. Был такой поэт — на днях я его читала и наткнулась на это место. И если ты сможешь правильно настроиться, а потом посмотришь в Пещеру…

— В какую пещеру? — спросила Лира.

— Ах да, прости. В компьютер. Мы зовем его Пещерой. Тени на стенах Пещеры — это из Платона. Опять спасибо нашему археологу. Он у нас всезнайка. Но сейчас он в Женеве, на собеседовании по поводу нового места, и, конечно, вряд ли вернется обратно… О чем бишь я? Ах да, насчет Пещеры. Если ты сосредоточишься и нащупаешь связь, Тени ответят тебе. Мы в этом уже убедились. Тени слетаются на твое сознание, как птицы…

— А что вы говорили про черепа?

— Сейчас я к этому перейду. Как-то раз Оливер Пейн, тот самый мой коллега, от нечего делать проверял на Пещере разные предметы. И все получалось так странно! Для физика его результаты не имели никакого смысла. Сначала он взял кусок слоновой кости, просто обломок, и на нем не было никаких Теней. Кость не давала отклика. Но когда он заменил ее шахматной фигурой из того же материала, отклик появился! Большая деревянная щепка не реагировала на его опыты, а деревянная линейка — наоборот. А вокруг резной деревянной статуэтки Теней было еще больше… Учти, что речь идет всего-навсего об элементарных частицах! О крохотных, почти неразличимых комочках вещества! Они знали, что это за предметы. Все, хоть как-то связанное с человеческой деятельностью и человеческой мыслью, было окружено Тенями… А потом Оливер, то есть доктор Пейн, попросил своего приятеля из музея достать ему ископаемые черепа и стал работать с ними, чтобы проверить, как долго сохраняется эффект. Он ушел в прошлое на тридцать-сорок тысяч лет и там наткнулся на предел. До этого — никаких Теней. После — сколько угодно. Обрати внимание на то, что примерно тогда же появились современные люди. Я имею в виду наших отдаленных предков, которые на самом деле практически не отличались от нас…

— Это Пыль, — авторитетно заявила Лира. — Вот что это такое.

— Но вот в чем беда: ты не можешь говорить такие вещи перед комиссией, которая распределяет деньги, и надеяться, что твои слова воспримут серьезно. Это лишено всякого смысла. Наши частицы не могут существовать. Их попросту нет на свете, а если они все-таки есть, это не лезет ни в какие ворота, и потому о них следует поскорее забыть…

— Я хочу увидеть Пещеру, — сказала Лира. Она встала.

Доктор Малоун ерошила себе волосы и усиленно моргала, чтобы не дать закрыться своим усталым глазам.

— Почему бы и нет, — отозвалась она. — Возможно, завтра ее у нас отберут. Так что пойдем сейчас.

Она провела Лиру в другую комнату, побольше, забитую электронным оборудованием.

— Смотри, — сказала она, указывая на пустой, серый, слабо светящийся экран. — Детектор находится там, за всеми этими аппаратами и проводами. Чтобы увидеть Тени, нужно прикрепить к себе электроды. Знаешь, как снимают энцефалограмму?

— Я хочу попробовать, — сказала Лира.

— Ты ничего не увидишь. К тому же я устала. Это слишком хлопотно.

— Пожалуйста! Я знаю, что делаю!

— Да ну? Тебе можно позавидовать. Но все равно, нет и нет! Это сложный, дорогостоящий научный эксперимент. Нельзя просто так заявиться сюда и требовать, чтобы тебе устроили развлечение, — это же не зал игровых автоматов! Да откуда ты все-таки, в конце концов? Разве тебе не полагается быть в школе? И как ты нашла дорогу в нашу лабораторию?

И она снова потерла глаза, словно только что проснулась.

Лира дрожала. «Говори правду», — подумала она.

— Вот что помогло мне найти дорогу, — сказала она и вынула алетиометр.

— Это еще что такое? Компас?