Остров сбывшейся мечты - Михалкова Елена Ивановна. Страница 8

– Спасибо. Мне тоже нравится. – Она снова улыбнулась и прошла мимо него.

Вечером, удивляясь самому себе, Липатов пригласил ее поужинать. Стрежина согласилась, и с тех пор они часто вместе ужинали после работы. Но Антон, рассчитывавший на быстрое развитие отношений, жестоко ошибся: Вика общалась с ним исключительно по-дружески. Впрочем, его устраивало и это. С ней было увлекательно, с ней было весело, с ней он открывал в себе черты, о которых не знал раньше. Самым удивительным стало для Липатова открытие, что идеальная жизнь, нарисованная им для себя, перестала быть ему интересна. Он с некоторой брезгливостью вспоминал, как распланировал свадьбу с невстреченной невестой, воспитание неродившихся детей, совместное старение с женой младше его и обязательно из хорошей семьи, которой он никогда не видел.

Всю жизнь Липатов плыл по течению, ничего не преодолевая, поскольку в том не было необходимости. Вуз, хорошая работа, материальные блага – все приходило само собой благодаря связям родителей и его собственным, наработанным со временем. В Вике он видел стержень, которого не имел сам; видел способность преодолевать такие обстоятельства, в каких девять человек из десяти сдались бы на их волю. И проникался к ней все большим уважением, странно сочетавшимся с нежной жалостью, как к несправедливо обиженному ребенку, и желанием защитить ее.

Он пропустил момент, когда перестал думать о Вике как о возможной подружке, и представил ее своей женой. Ему было безразлично, что она происходит из «неправильной» семьи, с которой практически не поддерживает отношений; он не думал о том, сколько детей она может ему нарожать и как высоко Стрежина оценивает его стоимость на брачном рынке. Антон Липатов хотел, чтобы она любила его, и с горечью думал о том, что такого человека, как он, Вика не полюбит. Но только с горечью, если и была в нем злость, то лишь на себя самого.

– С Липатовым у Вики романа не было, здесь он не соврал, – рассказывал Макар внимательно слушавшему Бабкину. – Они общались по-дружески. Если я правильно понял ее подругу, Стрежина – довольно необычная девушка. То есть женщина. Нет, все-таки девушка, – поправился он, вспомнив юное серьезное лицо на фотографии. – А, неважно! Короче, нечего удивляться тому, что наш клиент сначала ею заинтересовался, а потом влюбился.

– У Стрежиной был другой?

– Как ты догадался? – ухмыльнулся Илюшин. – Точно. Некто Вениамин Рощин. Тебе это имя что-нибудь говорит?

– Рощин, Рощин... – забормотал Сергей. – В бытность мою опером мы одного Рощина брали за вооруженные нападения. Надеюсь, это не тот?

– Не тот, – успокоил его Макар. – Наш Рощин молодой и жутко талантливый.

– Да ну?

– Именно. Играет главную роль в сериале «Звезды падают с небес». Ты в курсе, что его каждый вечер по первому каналу транслируют?

– А как же! Каждый вечер, как стемнеет, сажусь перед телевизором и включаю первый канал. А там – звезды! Падают и падают, падают и падают, а я смотрю и смотрю... – Бабкин скосил глаза к переносице и высунул кончик языка.

Макар насмешливо фыркнул:

– Я так и думал. Короче, поверь мне на слово – Рощин красавчик, мечта девушек. Обаятельный злодей, которого пытается перевоспитать главная героиня.

– Успешно?

– Понятия не имею. Можешь узнать у него сам, потому что Рощин один из тех, с кем тебе предстоит встретиться.

– А кто остальные? – без всякого воодушевления поинтересовался Сергей.

– Во-первых, семья Стрежиной. Там наверняка будет пустышка, потому что Вика с ними давно не общалась и вообще терпеть свое семейство не может. Об этом в один голос говорили и Липатов, и Красько, поэтому вряд ли Стрежины знают, где находится их дочь. Но проверить необходимо.

– А во-вторых?

– А «во-вторых» куда интереснее. Наше с тобой «во-вторых» – это Михаил Олегович Каморкин, Викин дядюшка, которого она очень любит.

– И что интересного в господине Каморкине? – с нескрываемым скепсисом спросил Бабкин. – Фамилия?

Макар вздохнул и укоризненно покачал головой.

– Серый ты человек, Серега, – с сожалением признал он. – Дядюшка Виктории Стрежиной – личность очень даже незаурядная и широко известная в узких кругах. Ты в старости мемуары будешь писать о том, как общался с ним, и тебе за твои воспоминания заплатят большие деньги.

– Давай-ка мы с тобой для начала отработаем то, что нам на счет непрошено упало, – хмуро пробурчал Бабкин. – А там и о мемуарах поговорим. А пока расскажи мне, кто такой Каморкин и чем он известен.

Глава 3

В квартире мелодично протренькал звонок, и Михаил Олегович от неожиданности выронил книжку. Неужто Андрюша так рано вернулся? Не похоже: он только с полчаса как ушел. Покачивая головой, Каморкин подъехал к двери и посмотрел в глазок. Ай-яй-яй, как он мог забыть! Старик торопливо отодвинул засов и отъехал в сторону, впуская гостей.

Их было двое, как его и предупредили по телефону: первый – большой, тяжеловесный, сразу заполнивший собой крохотную прихожую; второй – «попрыгунчик» (так подобных личностей именовала бабушка Михаила Олеговича): среднего роста, худощавый, с любопытством оглядывающийся по сторонам. «Помощник, должно быть, – решил Каморкин. – На подхвате у старшего».

– Проходите, будьте так любезны, – предложил он, доставая из шкафчика две пары мохнатых ушастых тапочек. – Не обессудьте, что прошу переобуться. Полы мыть мне самому тяжело, а на улице нынче слякотно.

Бабкин снимая куртку, незаметно огляделся. Да, бедно живет дядюшка Виктории Стрежиной, очень бедно. «Откуда богатство возьмется, если хозяин – инвалид, в кресле-каталке перемещается? – спросил самого себя Сергей. – Хорошо, что в квартире чистенько, должно быть, родственники помогают». Он бросил взгляд на старика, сидящего в инвалидном кресле. Михаил Олегович Каморкин был сухопар и очень опрятен; кожа на его лице имела желтовато-серый оттенок. «Оттого, что на улицу не выходит», – понял Бабкин. Клетчатая фланелевая рубашка старика была выглажена и застегнута на все пуговицы, верхняя из которых врезалась в его морщинистую шею. Седая заостренная бородка придавала лицу дядюшки Стрежиной интеллигентный вид.

Каморкин въехал в комнату и вопросительно посмотрел на вошедших следом.

– Чайку выпьете со мной? Тортиком, к сожалению, побаловать вас не могу, но вот печеньице обещаю.

Бабкин уже открыл было рот, чтобы отказаться и не объедать хозяина, но Макар уже благодарил и соглашался на чай и печенье.

– Ты полчаса назад позавтракал, – укоризненно заметил Сергей вполголоса, когда хозяин выкатился из комнаты на своем кресле. – А у старика, наверное, это последние сладости, купленные с пенсии.

– Зато за чаем он тебе расскажет в полтора раза больше, – так же тихо ответил Илюшин. – А печенье мы ему в другой раз привезем. Нельзя было старика обижать отказом.

– Михаил Олегович, разрешите, я вам помогу, – громко произнес он, выходя следом за хозяином.

Оставшись один, Бабкин огляделся по сторонам. Старенькие обои в голубой цветочек, книжные полки на уровне коленей, небольшой телевизор в углу, покрытый красной бархатной салфеткой с бахромой... «Чтобы не пылился», – догадался Сергей. На полу возле зеленого дивана с потертыми подлокотниками валялась книжка. Он поднял ее. «Анжелика Строганова. „Любовь светла“. „Да, забавные книжки читает Михаил Олегович“. Бабкин огляделся по сторонам в поисках фотографий, но их не было. Только над письменным столом висел отрывной календарь с видами среднерусской полосы.

Сергей уже знал от Илюшина, что Каморкин не был профессиональным фотографом. Что не мешало ему входить в число самых признанных мастеров пейзажа, хотя количество работ Михаила Олеговича было незначительным. Точнее, он снял шестнадцать пейзажей, каждый из которых стал образцом для многократного повторения и подражания.

До признания его как фотографа на протяжении многих лет Каморкин работал на телевидении – поначалу писал сценарии, затем переквалифицировался в журналисты, много ездил по миру, а последние два года своей телевизионной карьеры вел передачу под названием «Жизнь твоей Родины», в которой рассказывал о необычных местах СССР. Передача выходила раз в два месяца и была далеко не так интересна, как можно было ожидать по названию и анонсу. Съемочная группа приезжала на натуру, снимала материал, Каморкин старательно проговаривал в камеру написанный кем-то текст, и все вместе получалось добросовестно, но скучновато. Передачу уже собирались закрывать, и остаться бы Каморкину в памяти коллег посредственным ведущим посредственной передачи, если бы Михаил Олегович не купил себе фотокамеру «Зенит».