Источник счастья - Дашкова Полина Викторовна. Страница 38

«Я обязательно опоздаю на самолёт, потеряю паспорт или билеты, что-нибудь перепутаю, ляпну глупость в самый ответственный момент, кому-нибудь важному категорически не понравлюсь, — думала она, пока чистила зубы, мыла волосы маминым шампунем, — зачем вообще нужна мне эта Германия? Всё равно ничего не получится. Мне на роду написано быть неудачницей. История с Петей — очередное тому подтверждение. Когда я жить без него не могла, он исчез. Теперь я остыла, успокоилась, и он вдруг опять возник на горизонте со своими нежными посланиями, хотя уже ничего невозможно. Мне вроде бы всё равно, а почему-то больно».

Два года она не видела Петю и притворялась, будто страшно рада этому. Петя бросил её и женился на дочери какого-то шоколадного магната. Он устал от нищеты. Он химик, это к шоколаду имеет самое прямое отношение, теперь он живёт с молодой женой, тестем и тёщей в особняке на Рублёвке и работает у тестя на фирме.

Выйдя из душа, она проверила почту на мобильном. На ночь она выключила звуковой сигнал, который так раздражал маму.

— прочитала она и тут же написала:

Он ответил не сразу. Она решила, что не ответит совсем и всё кончилось. Но телефон зачирикал в фотоцентре, когда она получала фотографии.

Перебегая улицу, Соня чуть не попала под машину. Грязный «жигулёнок» завизжал тормозами, окно открылось, шофёр громко обматерил Соню, но она не заметила.

Дома в прихожей она споткнулась о большой красивый пакет из глянцевой бумаги. Пакет стоял на коврике. Внутри была обувная коробка.

— Я здесь уже столько времени, а ты так и не потрудилась взглянуть на подарок, — сказала мама.

— Ничего себе! — Соня изумлённо покачала головой, увидев пару великолепных сапог.

Мягкая тёмно-коричневая кожа, удобная каучуковая танкетка. Сапоги оказались впору. Никогда ещё Соня не носила такой обуви, она даже не представляла себе, что обычная вещь, пара сапог, может вызвать у неё столько эмоций.

Мама сидела на корточках у Сониных ног.

— Ну что, не жмут? Тереть не будут? Я мерила на себя, но у тебя ведь нога больше на размер.

— Мамочка, ты гений!

— Конечно! А ты сомневалась?

— Нет, но как ты узнала, что мне позарез нужны именно сапоги?

— Софи, мы с тобой всё-таки не первый день знакомы. Это «Луи Кураж», отличная итальянская фирма.

— Наверное, жутко дорого?

— Неважно. Я достаточно зарабатываю, могу себе позволить обуть свою дочь, как мне хочется. Конечно, в Москве сейчас совсем несложно купить всё, что пожелаешь, но я ведь знаю тебя, ты ни за что не пойдёшь по магазинам, будешь донашивать старье.

Мама ушла на кухню готовить завтрак. Соня ещё несколько минут крутилась перед большим зеркалом, рассматривала себя со всех сторон новым, чужим взглядом.

Это нежное кожаное чудо ей впору, но оно явилось с чужой планеты, из иной реальности. Ни одну из её вещей нельзя надеть с такими сапогами. Более того, к ним нужны совсем другое тело, другое лицо, причёска.

Соня схватила щётку, принялась расчёсывать волосы. Они не слушались, торчали в разные стороны. Она была больше похожа на всклокоченного цыплёнка, чем на Марлен Дитрих.

— Ты в них собираешься завтракать? — спросила мама, выглянув из кухни.

— Я в них собираюсь жить, — ответила Соня, — мам, ты говорила, мне бы пошла красная губная помада.

— Конечно. Румяна, тушь и пудра тоже не помешали бы. Ты всё-таки решила встретиться с Петей?

— Нет. Ни за что.

В качестве курьера от Зубова явилась строгая пожилая дама, похожая на учительницу старших классов. Она уселась за стол и заполняла анкеты сама, задавала вопросы тоном экзаменатора, сделала выговор за то, что Соня не сняла копии с российского паспорта, диплома и так далее, забрала документы, сказала, что сама все сделает и вернёт завтра.

— Скажи, этот институт, который тебя пригласил, занимается омоложением? — спросила мама, когда ушла курьерша.

— Мама, — Соня поморщилась, — ну ты же разумный, образованный человек. Что такое омоложение, как ты думаешь? Не в смысле разглаживания морщин и закрашивания седых волос, а на уровне каждой клетки и всего организма, как единой системы, заметь, живой системы, то есть находящейся в постоянном развитии, движении.

Мама удивлённо уставилась на Соню. Она была явно озадачена вопросом.

— Софи, но ведь об этом в последнее время столько пишут!

— Мама, у нас какое нынче тысячелетие на дворе? Уже третье от Рождества Христова. Да, мамочка, в последнее время, веков примерно шестьдесят, об этом пишут, говорят, думают.

— А ты считаешь, что это в принципе невозможно?

— Не знаю. — Соня вытянула ногу и принялась рассматривать сапог. — Я считаю, что женщина, обутая в такую обувь молодеет сразу лет на десять и не надо никаких сложных биотехнологий.

— Ты хотела позвонить странному старцу Агапкину. Забыла? — произнесла мама после долгой паузы.

— Нет, не забыла. Просто боюсь. Сама не знаю почему. — Соня расправила плечи, повертела головой. — Ужасно затекает шея. Мам, ты не будешь ворчать, если я закурю? Вот сейчас сигаретку выкурю и позвоню.

— Поворчу, конечно, но про себя. Может, сначала позвоним Биму?

Соня встала, приоткрыла окно, выпустила дым и опять завертела головой, тихо покряхтывая.

— Ох, мамочка, Бим в последнее время только и делает, что рассказывает по радио и по телевизору, как будет омолаживать всех желающих и продлевать жизнь до ста пятидесяти, двухсот лет.

— Вдруг этот Агапкин первый его пациент? — мама нервно усмехнулась. — Или, наоборот, учитель? А что, не худо бы сбросить годков десять-пятнадцать.

— Ты и так выглядишь очень молодо, причём без всяких усилий.

— Без всяких усилий — это некоторое преувеличение. — Мама скромно засияла, и Соня подумала, что напрасно никогда раньше не говорила ей комплиментов. Это каждому нужно, даже маме, такой разумной и оптимистичной.

— Брось, мамочка, ты же не делала подтяжек, не вводила себе силикон или ботакс под кожу.

— Нет, избави Бог. Но я очень серьёзно собой занимаюсь, бегаю по утрам, хожу в тренажёрный зал, периодически голодаю. Мои пятьдесят четыре мне, конечно, никто не даёт. Сорок, максимум. Но ведь я знаю, сколько мне лет на самом деле.

— Вот в том-то и дело. Человек это всегда знает, что бы ни творил с собой, как бы себя ни омолаживал. И организм это знает, чувствует каждой своей железкой, каждой клеточкой. Его уж точно не обманешь.

Соня загасила сигарету, взяла мобильный и нашла номер Бима.

— Как ты, Софи? Мы с Кирой хотели навестить тебя, но ты не брала трубку. Мы страшно волновались. Что с тобой было?

— Ничего особенного. Горло болело. Ангина и воспаление среднего уха.

— Бедненькая! Это очень больно. Чем ты лечилась? У меня есть отличное лекарство, оно укрепляет иммунитет. Хочешь, я подъеду, привезу прямо сегодня?

— Спасибо, не нужно, уже всё прошло.

— Да? Ну, как знаешь. Смотри, опять не простудись, сейчас погода отвратительная. Мама прилетела?

— Да. Она здесь, со мной.

— Передавай ей огромный привет, и ждём вас обеих в гости, вот прямо завтра.

— Спасибо, мы постараемся. Борис Иванович, это правда, что Агапкину сто шестнадцать лет?

— Агапкину? — Бим вдруг замолчал и засопел в трубку. — А что это вдруг ты о нём вспомнила?

— Неважно. Неужели правда сто шестнадцать?

— Ещё нет, но скоро исполнится.

— Это не шутка? Не розыгрыш?

— С моей стороны точно не шутка. Федор Фёдорович открыл мне свой возраст, как великую тайну и потом согласился познакомиться с лучшей моей ученицей, то есть с тобой. Да, Софи, скажи, пожалуйста, почему я обо всём узнаю последним, и не от тебя, а от чужих? В отделе кадров сказали, что ты улетаешь в Германию на год. Как это тебе удалось, тихоня?