Шпионский роман - Акунин Борис. Страница 23
Широким шагом прошел через затененную арку на залитую солнцем улицу Горького и вмиг затерялся в толпе.
Дорин заметался.
Что делать? Наши-то ждут его на Герцена, а он вон где перехватил. Что, если ему только рация была нужна? Исчезнет с концами, ищи его потом.
Приняв решение, кинулся вдогонку.
Но навстречу из тени качнулась знакомая фигура.
– Куда? Назад! Без тебя разберутся.
Октябрьский! В длинном пальто, под которым блестят хромовые сапоги, на голове картуз.
– Этот потертый и есть Вассер? – спросил старший майор.
– Нет, он связной.
– Так я и думал. Тоже, между прочим, неплохо. Наружка сработала оперативно, так что не бойся, не соскочит твой собутыльник. – Шеф полуобнял Егора за плечо. – Пойдемте, сэр, нас ждет персональное такси.
У тротуара стояла маршрутка ГАЗ-55, все места заняты в ней были молчаливыми мужчинами в штатском – кроме одного сиденья, на котором блестел черным лаком ящик с наушниками.
Ящик заскрипел, затрещал, и тоненький голос пискнул из головного телефона:
– Сел на троллейбус, первый номер. Едет в сторону Белорусской.
– Ну, поехали и мы, – сказал Октябрьский, садясь рядом с ящиком и надевая наушники.
Егору досталось место рядом с шофером.
– А где троллейбус? – спросил Дорин, не замечая, что говорит шепотом.
– Его ведет другая машина.
– Слежка на пару? Ясно.
Кто-то за спиной хмыкнул.
– Мы ведем твоего дружка на двадцати автомобилях, из них восемь радиофицированных, – объяснил Октябрьский. – Я же тебе сказал: сработали оперативно.
На светофоре пришлось остановиться. К маршрутному такси подбежал какой-то гражданин, попробовал открыть дверцу.
– Местов нету, товарищ, – сказал ему водитель.
– Да как же нету? А вон, у окошка! – показал гражданин на сиденье, где стояла рация. – Пускай товарищ в кепке свой чемодан снимет.
– Там сидеть нельзя, спинка сломана.
– Ничего, я как-нибудь пристроюсь…
– Сказано вам – не положено! – рявкнул шофер.
Возле Первого гастронома, бывшего Елисеевского, старший майор сказал в микрофон:
– Корнеев, уходи вправо, теперь мы.
Маршрутка прибавила скорости и вскоре нагнала троллейбус, битком набитый пассажирами.
– Дорин, пригнись, – велел шеф. – Вон он, на задней площадке. Как бы не оглянулся.
Егор сполз на пол, вследствие чего временно лишился возможности лично наблюдать за объектом. Выручал технический прогресс: Октябрьский обменивался с другими машинами информацией, разные голоса (все как один писклявые и трескучие) докладывали о своем местоположении, так что в целом младший лейтенант, можно сказать, был в курсе происходящего.
Однажды из наушника вдруг донеслось:
– Октябрьский, как у тебя?
Кто это посмел обращаться к старшему майору на «ты»?
– Нормально, товарищ Нарком, ведем, – ответил шеф, и Егор затаил дыхание.
Вот это да! Сам Нарком следит за операцией.
– Нужны дополнительные средства – сообщи. Я дал распоряжение…
– Внимание! – крикнул в микрофон Октябрьский, перебив Наркома. – Выскочил из троллейбуса! Бежит на противоположную сторону, к памятнику Пушкина… Прыгнул в «Аннушку», вагон номер 12–42. Движется в сторону Никитских ворот. Савченко, выходи вперед, я отстану! Извините, товарищ Нарком.
– Ну-ну, работайте.
Теперь можно было снова устроиться на сиденье. Маршрутка ехала вдоль Тверского бульвара, отстав от трамвая «А» на несколько машин.
– Шеф, а зачем он у меня рацию забрал? – обернулся назад Дорин. Его распирало от радостного предвкушения: всё под контролем, операция идет успешно, в этом есть и его, Егора, заслуга.
– Не знаю. Может, ты ему чем-то подозрителен показался, – ответил Октябрьский, и настроение сразу испортилось.
– А вернее всего, фрицы решили проверить, не химичил ли кто с рацией, – продолжил старший майор. – Хорошо, что я не отдал ее Сливовкеру из техотдела на изучение. Уж он приставал-приставал, не терпелось абверовскую новинку исследовать…
Неизвестный Егору Савченко, который вел «Аннушку», доложил, что объект спрыгнул на ходу и перебежал на другую сторону бульвара.
Там его уже пас какой-то Шарафутдинов – как понял Егор, на трехтонке.
Связник проделал подобный маневр еще дважды, но оторваться от слежки не смог – очень уж плотно его обложили.
– Что-то слишком петляет, – озабоченно сказал Октябрьский. – Заметил? Маловероятно. Неужто чутье такое?
На Зубовской площади Селенцов в очередной раз сменил вид транспорта – пересел из автобуса на 34-й трамвай, шедший в сторону Новодевичьего.
В это время объект снова вела машина Октябрьского, только водитель поменял цифру маршрута на стекле да номер на бампере.
– Я остаюсь, товарищ старший майор? – сказал шофер. – У нас маршрутное такси «семерка», она тут тоже заворачивает.
– Нет, Лялин. Давай-ка ты лучше поотстань. Береженого, сам знаешь… Корнеев! – (Это уже в микрофон.) – Обгоняй!
Минуты не прошло – Корнеев, ехавший на «эмке», доложил:
– Сошел. Идет через Девичье Поле. Медленно. Оглядывается.
– Кажется, приехали, – удовлетворенно заметил Октябрьский. – Встреча у него тут с кем-то, не иначе. Всем начальникам групп! Оцепить сквер по периметру, скрытно. Я выхожу.
Вылез на тротуар, сладко потянулся.
– Давай, ребята. Только не кучей.
Оперативники один за другим перескакивали через чугунную оградку и исчезали в еще голых, но все равно густых кустах.
– А мы с тобой, Егор, культурно пойдем, по дорожке. Приличным прогулочным шагом.
Не успели они пройти «приличным шагом» и двадцати метров, как из кустов вынырнул Лялин.
– Товарищ старший майор!
– Ну, где он?
– В избушке на курьих ножках, – отрапортовал сотрудник.
Октябрьский нахмурился:
– Что за дурацкие шутки?
– Там детская площадка, товарищ начальник. Песочница, горка деревянная. Ну и избушка, вроде как Бабы-Яги, что ли. Залез он туда и не выходит.
– Ладно, пошли посмотрим, что за чудеса такие…
Игровая площадка на Девичьем Поле была замечательная, свежепокрашенная к Первомаю. Кроме обычного набора детских забав – горки, качелей, песочницы, – были там фанерный аэроплан с красными звездами, кораблик с надписью «Аврора» и бревенчатый домик с маленькими окошками. По всей этой красоте ползало десятка полтора ребятишек мелкого возраста, в основном вокруг аэроплана. Жилище Бабы-Яги у подрастающего поколения Страны Советов, похоже, популярностью не пользовалось.
На скамейках сидели бабушки с няньками. Кто вязал, кто болтал между собой – одним словом, картина для парка самая что ни на есть обыкновенная.
Октябрьский, Егор и Лялин укрылись среди деревьев, со всех сторон окружавших площадку. За сквером серело массивное здание Академии Фрунзе. Оттуда тоже, перебегая от ствола к стволу, подтягивались оперативники.
Старший майор не сводил глаз с избушки.
– Не пойму… Сидит – не высунется… Тайник у него там, что ли? Не нравится мне это. Уйдет подальше от детей – будем брать.
Вдруг одна девочка лет шести, пытавшаяся вскарабкаться на крыло аэроплана, оглянулась на домик.
– Тсс! – шикнул на подчиненных Октябрьский, прислушиваясь.
Девочка что-то спросила звонким голоском. Спрыгнула на землю, подбежала к избушке. Заглянула. Скрылась внутри.
– Чего это он? – спросил Егор, посмотрел на шефа и поразился – лицо у того страдальчески исказилось.
– Паскуда, – прошептал старший майор. – Вот он что удумал…
– Шеф, я не понял…
– Помолчите! – цыкнул Октябрьский – яростно, да еще и на «вы». Внезапно стиснул Егору плечо. – Нет, гляди, выпустил!
Девчушка вышла из домика, крикнула:
– Хорошо, дяденька! – и вприпрыжку понеслась к краю площадки, где (Егору отсюда это было хорошо видно) на земле лежали двое сотрудников.
Один из них, коренастый парень в кожаной куртке, вдруг поднялся в полный рост и не маскируясь направился к старшему майору. Девочка шла за ним.