Шпионский роман - Акунин Борис. Страница 29
«Это пускай они меня боятся», хотел закончить он с бесшабашной улыбкой и тряхнуть чубом. Но чуба у младшего лейтенанта теперь не было, он про это забыл, и лихой улыбки тоже не получилось – с таким выражением лица смотрела на него Надежда.
– Ты чекист? – пролепетала она. – Нет, нет! Не может быть!
– Да чего ты так переполошилась? – растерялся Егор.
– У тебя фуражка с синим верхом? Ты по ночам ломишься в квартиры? Ты… ведешь допросы? – В ее глазах застыл ужас.
– Ну да, есть у меня и фуражка, только я ее сто лет не одевал, – еще пытался обратить всё в шутку Дорин. – Аресты-допросы, это больше по линии НКВД, а я служу в НКГБ…
– Это одно и то же. Папа! – повернулась Надя к отцу, голос ее дрожал. – Что я наделала! Папа!
Она бросилась к доктору на грудь и горько заплакала. Викентий Кириллович неловко гладил ее по затылку, на Егора не смотрел.
– Вы же советские люди! Не враги какие-нибудь! Что вы на меня так? – захлебнулся потрясенный Егор. – Мы под пули идем, жизнью рискуем! Чтоб вас защищать! А вы… Да вы хоть знаете, что скоро… Надя! Я же люблю тебя!
Тут она обернулась. Глаза были мокрые, но не жалобные – непреклонные:
– Уходи. Навсегда.
Еще и махнула на него рукой, будто прогоняла какую-то примерещившуюся нежить.
Этот жест был обидней всего.
Дорин вскочил из-за стола. Хотел сказать напоследок что-нибудь горькое, с достоинством, но не нашел слов. Протянул лишь:
– Эх ты…
И кубарем слетел с крыльца.
Грудь прямо разрывалась, не хватало воздуха. Споткнувшись на ровном месте, Егор не помнил, как вышел на улицу.
На столбе жизнерадостно вещал репродуктор:
– В связи с постановлением Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 23 февраля «О мероприятиях по расширению посевов и повышению урожайности кок-сагыза» многие колхозы впервые обратили внимание на узкие места в возделывании этого полезного растения…
Трясущимися руками Дорин раскурил «казбечину» и затоптался на месте – от волнения не мог сообразить, в какую сторону идти до станции. Ах да, влево.
За что? За что она его выгнала? Ведь ничего не знает, ничего не понимает! Он хотел объяснить, чуть было не разболтал государственную тайну, а она его и слушать не стала! Замахала, как на собачонку!
Он кинулся к калитке, нажал на кнопку звонка: раз, второй, третий.
Радио перешло с бодрого тона на сдержанно-озабоченный – это пошли международные новости:
– На греческом фронте английские имперские войска продолжают отступать, неся тяжелые потери… Ряд членов английского парламента требует в ближайшее время открытия дебатов по вопросу о военном положении. По сообщениям корреспондента Юнайтед-пресс, в Лондоне циркулируют слухи о предстоящих изменениях в составе кабинета министров…
Наконец открыли.
В проеме стоял Викентий Кириллович.
– Зря стараетесь, молодой человек. Надежда к вам не выйдет.
Ни враждебности, ни настороженности в лице доктора не было – лишь печаль и, пожалуй, сочувствие. От этого Егор сразу как-то сник, и возмущение поувяло.
– Плачет? – тихо спросил он.
– Хуже. Молчит.
– Викентий Кириллыч, ну объясните хоть вы ей. Я же не гестаповец какой, я Родину защищаю! Чего она? Будто я из чумного барака!
– Если б вы болели чумой, она бы вас лечила… – Доктор снял очки, помял переносицу. – Послушайте, молодой человек, в вас есть что-то симпатичное… Во всяком случае, вы не похожи на других. Может быть, пока не похожи. Послушайте моего совета: идите, живите своей жизнью, а Надежду забудьте. Она в покойницу-мать, для нее есть только белое и черное, оттенков серого она не различает. Право, уходите. Целее будете.
С этими словами, смысла которых Егор не очень-то понял, Викентий Кириллович захлопнул калитку.
После международной обстановки голос в репродукторе должен был снова повеселеть – в конце выпуска обычно шли новости культуры. Но диктор вдруг выдержал паузу и заговорил строго и скорбно, как если бы умер кто-нибудь из членов правительства или разбился самолет.
– Сегодня в четырнадцать часов пятьдесят минут на Крымском мосту произошло трагическое происшествие. Трехтонный грузовик «Мособлстройтреста», не справившись с управлением, врезался в двухэтажный троллейбус маршрута «Б», который упал в воду. Из Москвы-реки водолазами извлечено 83 мертвых тела, которые доставлены в Первую Градскую больницу. Для родственников запросы по телефону В1-96-54.
Вот уж беда так беда, подумал Егор. Что его любовные терзания по сравнению с такой ужасной катастрофой? 83 человека! Битком набитый троллейбус, все едут по своим делам, умирать никто не собирается. А тут удар, треск, крики. Всплеск, жадное бульканье речной воды… Бр-р-р.
Первым делом Егору, конечно, вспомнился рассказ таксиста – насчет двухэтажных троллейбусов. Вождь глядел как в воду, причем в самом буквальном смысле.
Но в следующую секунду младший лейтенант похолодел. Нарком говорил шефу о дорожно-транспортном происшествии и велел слушать девятичасовые новости!
Тук-тук-тук-тук-тук, мелко заклацали зубы.
«Казбечина» упала на землю, рассыпались мелкие искры.
Глава девятая
«Ме-е, ме-е»
– Вот так-то, Дорин, – сказал шеф. – Потому он и Нарком, и даже зампред Совнаркома, что у него масштаб. Я вот раскис, руки опустил: «пустой разговор, ненаучная фантастика», а Сам моментально сориентировался. Принял решение – единственное, дающее нам шанс на продолжение игры. И не побоялся ответственности. Что брови хмуришь? Восемьдесят человеческих жизней в такой игре – плата тяжкая, но не чрезмерная.
– Восемьдесят три, – буркнул Егор.
– Если быть совсем точным, восемьдесят две плюс еще один готовый покойник, подброшенный нашими водолазами после соответствующей обработки.
Разговор происходил на Кузнецком Мосту, в комнате, где Егор раньше жил вдвоем с захваченным радистом, а ныне квартировал в одиночестве. О Степане Карпенко напоминало лишь выбитое стекло в серванте, да пятно намертво впитавшейся крови на деревянном полу.
Тьма за окном уже потихоньку начинала сереть, долгая ночь подходила к концу. Все нужные меры были приняты, планы разработаны, маховик оперативной работы запущен и раскручен на полную мощность. Прямо с Лубянки, от Наркома, старший майор явился на Кузнецкий, поставил перед группой Григоряна новые задачи, а потом увел Егора в комнату для разговора с глазу на глаз.
Сценарий получался следующий.
Вечером, при осмотре вещей граждан, погибших в результате автостолкновения, персонал Первой градской обнаружил в сумке одной из жертв осколки подозрительного технического устройства, которое оказалось шпионской рацией. Свидетелей находки было множество, шума еще больше. Мертвец, на плече которого висела спортивная сумка с рацией, имел в кармане паспорт, по которому представители НКВД установили личность и место проживания. Час спустя несколько черных машин с визгом и скрежетом влетели на тихую улицу Щипок, нарушив предвоскресный сон трудящихся. Началась беготня, стук, звонки в двери: оперуполномоченные расспрашивали соседей о гражданине Селенцове Николае Ивановиче, 1902 года рождения. Кое-кого, показавшегося подозрительным, забрали. А завтра с утра грянет шмон в ломбарде на Павелецкой, где, по словам соседей, Селенцов служил оценщиком. Уже решено, что в ломбарде заметут всех подряд. Как выразился Октябрьский, надо поднять как можно больше тарарама, создать впечатление, что НКВД ловит широким бреднем сам не знает кого.
Можно не сомневаться, что Вассер очень скоро об этом узнает. А скорее всего уже знает. Он наверняка встревожен тем, что Селенцов не вернулся со встречи. Согласно сценарию, контакт состоялся, связной забрал передатчик, но по дороге домой угодил в аварию – не повезло. Если бы Органы что-то знали о Селенцове, то повели бы себя тоньше: не устраивали бы ночную истерику, а поставили на Щипке засаду или установили наблюдение.
Поверит ли Вассер в случайность – вот в чем вопрос. Выбор у него, судя по всему, небольшой. Или сидеть без связи, а тогда его задание, в чем бы оно там ни заключалось, останется невыполненным. Или обратиться за помощью в посольство, где у Октябрьского имеется агент Эфир, подслушивающая техника и еще какие-то, не известные Егору каналы. Наконец, он может снова выйти на радиста, который, по тому же сценарию, безвылазно сидит на конспиративной квартире и ждет приказов. Что рация погибла – не беда. Степан Карпенко, как в свое время Егор, прошел полный курс радиодела, обучен собирать передатчики из подручных средств и деталей, имеющихся в свободной продаже. Работа не такая уж хитрая, пары часов с отверткой и паяльником вполне достаточно.